20 лет под властью Путина: хронология

Н.П.: Так почему подобная реформа у нас не случилась?

Потому что остались те же люди. И все реформирование в 1990-е проходило у нас медленно и непоследовательно. В начале 2000-х были приняты очень важные законы, начал действовать новый УПК, своевременный и прогрессивный. А дальше Путин стал выстраивать свою вертикаль, а Егорова — свою, судебную вертикаль в Москве. В результате имеем, что имеем.

 

© Александр Маслов

 

Н.П.: Ну хорошо. А если говорить именно о вашей частной истории?

П.И.: То, что я не понимал тогда, но очень хорошо понимаю сейчас: я должен был раньше уехать — еще когда арестовали Ходорковского. Я же думал, что мне удастся договориться, объясниться, сделаю пару звонков — меня защитят, отгородят. Ведь причем тут я? Я же не Ходорковский. И только когда я почувствовал паяльник в заднице, то понял, что сейчас валить надо быстро. И свалил. Мое понимание пришло слишком поздно. А с другой стороны, я тогда не очень об этом думал. Но когда мне предлагают лжесвидетельство — я не готов это делать. Я по-другому воспитан. И только мне предложили — все, шлагбаум упал, машина в аэропорт. Я уеду и подожду.

Н.П.: Подожду чего?

П.И.: Когда рассосется. Потом-то стало уже понятно, что не рассосется. Все, что произошло с Ходорковским и ЮКОСом, было нужно тем людям, которые не хотят, чтобы Россия была страной с адекватным правосудием, условиями для бизнеса и возможностью для людей заработать. В такой стране они не смогут править. Кто они? Это Путин, Сечин, Патрушев, бывший генпрокурор Устинов, тот же следователь Каримов…

Н.П.: Так в чем же суть этого политического конфликта?

П.И.: Это концептуальный конфликт. Частный бизнес хочет развиваться по понятным правилам игры, чтобы суд и правоохранительная система работала в рамках закона и охраняла, а не наоборот.

Н.П.: А нет ли перетягивания каната между государством и частным бизнесом, где каждый говорит: «Государство — это я»?

П.И.: Нет. Государство — это обслуживающий меня механизм. А путинское государство говорит: «Вы быдло, а мы хозяева». И это совершенно разные концептуальные подходы.

Н.П.: Дмитрий Гололобов, описывая причины конфликта между Ходорковским и властью, говорит, что многие годы, еще со времен Ельцина, крупные компании сами приучали власть брать деньги, активно используя действующие органы власти в своих интересах.

П.И.: Это не однолинейная вещь. Это не Ходорковский пытался отстроить свой бизнес, выплачивая, деньги чиновникам. Там было много чего — сами чиновники, которые хотели получать эти деньги. Что было в числе коррупционных затрат в нефтяном бизнесе, в частности в ЮКОСе? Постоянная необходимость платежей конкретным чиновникам, определяющим квоты на трубу. Труба, как вы знаете, госмонополия, другой трубы нет. Платили за распределение квот, сколько ты можешь прокачать в год через эту трубу, — все это было в руках коррумпированных чиновников, которым надо было платить. Иначе ты просто не сможешь осуществлять поставки нефти.

Н.П.: То есть бюджет на взятки в ЮКОСе был?

П.И.: А без этого невозможно. Иначе ты не попадешь в трубу. Как ты можешь быть второй компанией по количеству загружаемой в трубу нефти, если ты не договорился с людьми, которые отстроили уже свою систему?

Н.П.: Так в чем же причина конфликта Ходорковского и власти? Только ли в трубе?

П.И.: Нет, конечно. Она — на более высоком, политическом уровне. Ходорковский отстроил крупную независимую компанию, которая работала по закону и которая очень скоро бы перестала платить взятки вообще. И они бы решали вопросы, не удовлетворяя аппетита огромного аппарата чиновников. Ведь компания хотела строить свою трубу. Но нет, труба в России может быть только одна — и это «Транснефть». И в этом вопросе Ходорковский вступил в жесткий конфликт с государством…

Аналитика

Мнения

Взлет и падение Спутника V

Подписавшись на нашу ежемесячную новостную рассылку, вы сможете получать дайджест аналитических статей и авторских материалов, опубликованных на нашем сайте, а также свежую информацию о работе ИСР.