Следуя принципу «разделяй и властвуй», Москва давно пытается расколоть Европу, заручившись поддержкой ультраправых и ультралевых групп. Так, в последнее время сомнительные связи между Кремлем и французским «Национальным фронтом» становятся все более очевидными. И хотя популярность «Нацфронта» внутри Франции растет, несмотря на семейные неурядицы между главой партии Марин Ле Пен и ее отцом, основателем партии Жан-Мари Ле Пеном, Кремлю рано праздновать победу. Как объясняет журналист Елена Серветтаз, Марин Ле Пен никогда не сможет возглавить Французскую Республику.
Марин Ле Пен (справа) поставила перед собой задачу отмыть имидж «Нацфронта» от налета расизма и ксенофобии, который ей придал в свое время ее отец, основатель партии Жан-Мари Ле Пен (слева). Фото: EPA
Российскому президенту Владимиру Путину и его окружению жизненно необходимы западные голоса, поддерживающие политику Кремля, особенно сегодня, когда Вашингтон и Брюссель ввели санкции против России из-за аннексии Крыма и агрессии на Украине. Кремлю оказалось несложно отыскать маргиналов, которых в российских СМИ можно представлять в качестве «известных западных политиков», одобряющих действия Москвы, среди европейских ультраправых сил. Например, в Великобритании всегда найдется представитель ультраправой Партии независимости (UKIP), который, не стесняясь, заявит о своем восхищении Путиным и тем, что он сделал для России. Однако особых успехов российские власти добились во Франции, кажется, надолго приручив лидера партии «Национальный фронт» Марин Ле Пен.
В 2012 году во время президентской гонки во Франции мне как журналисту повезло. Когда в редакции решали, кто из коллег куда пойдет в вечер оглашения результатов, в первом туре меня отправили «в логово», как мы тогда шутили, к Марин Ле Пен, лидеру ультраправого «Национального фронта». Тогда в первом туре она заняла третье место. А во втором туре я оказалась в штабе никому еще толком не известного Франсуа Олланда, ставшего впоследствии президентом Французской Республики. Если сравнивать, то третье место в штабе Ле Пен праздновали веселее, чем победу на президентских выборах в штабе Олланда.
Когда я собиралась к Ле Пен, коллега из английской службы Radio France Internationale попросил меня записать для него несколько интервью в «Нацфронте». Я пообещала это сделать, будучи уверенной, что проблем с английским у сторонников Марин Ле Пен не возникнет. На вечеринку «Нацфронта» тогда пришли не запуганные крестьяне-фермеры из глухой французской деревни, которая панически боится иммигрантов, а вполне успешные парижане: дамы в вечерних туалетах, мужчины в костюмах, много молодежи. Они не были похожи на тех, кого можно запугать рассказами о том, что от прежней Франции скоро ничего не останется и что иммигранты съедят последний хрустящий багет, положив в него халяльную ветчину.
Гости Марин Ле Пен беседовали со мной на французском, говорили, что, несмотря на третье место, однажды лидер «Нацфронта» возглавит Французскую Республику. Никто так и не смог дать мне интервью на английском: «Мы французы. На английском говорить не будем — мы у себя дома», — объясняли гости. В тот вечер один из сторонников Ле Пен мне сказал: «А вот русские нас не пугают. Даже наоборот. У нас с Россией одна история и общая культура». Так в последние годы говорит и сама Марин Ле Пен, защищая политику Кремля (Крым, Сирия, санкции, гомофобские законы).
21 апреля 2015 года в Нью-Йорке, когда Марин Ле Пен позировала перед фотографами на вечере американского журнала Time, включившего ее в список 100 самых влиятельных людей мира, президент «Нацфронта» вновь заявила: «О нет, я не говорю по-английски. Я француженка». Она, правда, отметила, что рада тому, что «Нацфронт» снискал мировую известность и что ее голос был услышан. Возможно, если бы вечер проходил в Кремле, Марин Ле Пен забыла бы, что она француженка, и даже отпустила бы пару шуток по-русски.
Но вернемся в штаб «Нацфронта» 2012 года. Отец Марин, 88-летний Жан-Мари Ле Пен, в тот важный для нее вечер был рядом: праздновал вместе с ней победу, поднимал за нее бокалы и много шутил о том, что результаты Марин в президентской гонке лучше, чем когда-то были у него. Основатель «Нацфронта» рассказывал тогда журналистам, как его переполняет гордость за дочь. Однако сегодня, спустя всего три года, Жан-Мари Ле Пен больше не желает ничего слышать о дочери. Что же произошло?
Марин Ле Пен уже давно начала отмывать имидж «Нацфронта» от налета расизма и ксенофобии, который ей придал в свое время Ле Пен-старший, для которого холокост — всего лишь «деталь в истории». Новый «Нацфронт» а-ля Марин как будто поменял аудиторию. Жан-Мари Ле Пен снискал известность как провокатор, его шутки всегда были на грани: «Антисемит ли я? Задайте этот вопрос моему другу мсье Коэну». Марин Ле Пен — политик, стремящийся к реальной власти, и такие «шутки» были ей совсем не по душе. У нее совсем другие приоритеты: выход Франции из зоны евро, разрыв с НАТО, дружба с диктаторскими и авторитарными режимами Асада и Путина.
«Франция никогда не выберет президентом расиста, исламофоба или антисемита. Даже те, кто в 2012 году голосовал против Саркози, если во втором туре он вдруг окажется вместе с Марин Ле Пен, они, конечно, снова выберут Саркози»
Если дружба с Москвой прекрасно монетизируется в виде многомиллионных кредитов от российских банков, то поддержка арабских диктаторов, замаскированная под борьбу с угрозой прихода к власти радикальных исламистов, на деле сводится к противостоянию внешнему врагу в лице США.
В свое время Жан-Мари Ле Пен боролся с коммунистами, но после падения Берлинской стены и распада СССР у ультраправых не осталось врагов на Востоке. Значит, их нужно было отыскать на Западе — и американская гегемония прекрасно подошла на эту роль. При этом на Востоке (в России) нашлись друзья с сильными «духовными скрепами». В этом вопросе у Марин не было разногласий с отцом. Первый публичный разлад произошел 28 лет спустя после скандала, связанного с комментарием Жан-Мари Ле Пена о холокосте, когда основатель «Нацфронта» повторил, что «газовые камеры — деталь» в истории Второй мировой войны, что «это никого не должно шокировать». Уже на следующий день Марин Ле Пен сообщила о своем несогласии с формой и содержанием высказываний отца. Жан-Мари Ле Пен не остался в долгу и заявил, что «предают только самые близкие». Так началась семейная драма.
Французская комедия, или политический раскол в семействе Ле Пен, за которым может даже последовать лишение Жан-Мари статуса почетного президента, с одной стороны, играет на руку Марин, которая давно пытается избавить партию от тени безумного старика. С другой — когда Франция обсуждает дрязги семьи Ле Пен, это снижает вес партии, опуская ее до уровня скандалов, о которых пишут бульварные газеты. Дни напролет в прямом эфире политологи обсуждают, как разрыв с отцом улучшит имидж самой Марин, исправит репутацию «Нацфронта» и позволит привлечь новых сторонников, которых ранее отталкивали заявления Жан-Мари Ле Пена.
Однако по мнению французского политолога Сесиль Вессье, у Марин Ле Пен практически нет шансов стать президентом Франции в 2017 году, даже если ей удастся выйти во второй тур, как это произошло с ее отцом в 2002 году. «Республиканские и демократические силы пойдут на объединение, чтобы противостоять ей, — говорит Вессье. — Однако риторика Марин Ле Пен оказывает влияние на некоторых ее политических конкурентов, как это было прекрасно видно в случае с Николя Саркози в 2012 году, чтобы заручиться их поддержкой. За что его жестко критиковали, особенно между двумя турами выборов. (После первого тура выборов Саркози пытался заигрывать с электоратом „Нацфронта“, говоря, например, о связи между „бесконтрольной иммиграцией“ и образовавшемся дефиците в социальных системах. Французский политик Франсуа Байру тогда заявил, что этим высказыванием Саркози „подтвердил тезисы „Национального фронта““. — Прим. Е.С.) „Нацфронт“, как и любая популистская партия, играет на страхах, которые могут испытывать некоторые французы перед лицом меняющегося мира. Например, боязнь того, что Европа лишит Францию суверенности; отказ от евро, ослабляющего национальную экономику; боязнь иммигрантов, мешающих французам найти работу и лишающих их чувства безопасности; боязнь социальных изменений: легализация однополых браков и т. д.». Вессье считает, что «Нацфронту» удается оказывать влияние на Европейский парламент во многом благодаря успеху других ультраправых партий, получивших места в Брюсселе. «Российские кредиты, которые „Нацфронт“ получил совсем недавно, также дают партии новые возможности и вызывают у других французских политиков желание также „завязать франко-российскую дружбу“. Достаточно просто посмотреть на тех, кто в последнее время приезжал в Москву», — отмечает политолог.
Об этом говорят и сами французы. В разговоре с водителем парижского такси, француза с марокканскими корнями, я услышала примерно то же самое: «Несмотря на то что сегодня Париж увешан портретами Марин Ле Пен, меня это не пугает. Потому что во втором туре за нее голосовать никто не станет — даже те, кто сегодня ее поддерживает. Франция никогда не выберет президентом расиста, исламофоба или антисемита. Даже те, кто в 2012 году голосовал против Саркози, если во втором туре он вдруг окажется вместе с Марин Ле Пен, они, конечно, снова выберут Саркози».
Получается, что, несмотря на громкий разрыв с патриархом «Нацфронта», несмотря на место в списке влиятельных людей в Time (и плохой английский), Марин Ле Пен не удастся повести за собой нацию. Стоило ли ради призрачной надежды на президентство ссориться с отцом, который так горячо поддерживал ее еще несколько лет назад? Даже если отбросить объяснения, опирающиеся на теорию заговора, все равно возникает логичный вопрос: а не является ли семейный скандал Ле Пенов постановкой? хорошо разыгранной французской комедией? Ведь по сути Марин Ле Пен ничем не отличается от своего отца, но она действует аккуратнее. И уж совсем нетрудно представить картину, как после всех публичных склок и разбирательств Марин и Жан-Мари Ле Пен собираются вместе за семейным ужином и поднимают бокалы за новые победы во Франции.
