Катерина Инноченте: Вас часто спрашивают, почему вы защищаете Химкинский лес и зачем вам вообще все это надо?

Евгения Чирикова: Постоянно спрашивают. Почему защищаю? Да потому, что это нормально. Ненормально его НЕ защищать! Любовь к Родине дает человеку силы. Родина —  это часть меня, в том числе и та среда обитания, в которой я нахожусь. Ну как же я могу позволить уничтожить часть себя? Как будет выглядеть мой вид из окна — должно зависеть от меня и от моих близких. И я стараюсь этого добиться —  чтобы то, что меня окружает, зависело от меня, а не от людей, которым все это далеко и чуждо, и которые равнодушны к моему виду из окна. Мне хочется передать своим детям что-то большее, чем дорогу и супермаркет. Эта земля и эта природа — часть моего культурного наследия, моей истории. У меня и так в стране история растоптана, так дайте хоть природу детям передать! Память же всю растоптали…

К.И.: Историческую память?

Е.Ч.: Да. Вот я, например, не знаю историю собственной семьи так, как ее положено знать: у меня в роду были белогвардейцы… их расстреливали, и это скрывалось, чтобы не попасть под репрессии. В результате я не могу отследить свои корни в достаточном количестве поколений, и это моя большая трагедия — то, что я не могу детям рассказать про нашу семью. И получается, что связь с моей землей —  единственное, что у меня осталось. Осталась та природа, что меня окружает. И чтобы моя жизнь и жизнь моей семьи была гармонична, мы должны, просто обязаны эту природу защищать. Для меня это вопрос не только здоровья и экологии. Для меня это еще и вопрос культурного наследия.

К.И.: А как бы вы описали наиболее распространенное отношение русских к своей стране?

Е.Ч.: Прежде всего, у большинства русских есть четкое отношение к себе — неправильное, закомплексованное. И поэтому отношение к Родине у нас тоже неправильное. Мы не любим свою малую родину, то место, где мы родились, выросли и живем: с легкостью позволяем ее уродовать — застраивать тем, что нам не нравится, уничтожать ее природу. И это очень плохо. А все из-за того, что в нашем российском народе заложен комплекс неполноценности: мы совершенно однозначно считаем себя хуже европейцев и американцев. Поэтому у нас и происходят периодически перекосы в сознании.

К.И.: Перекосы какого плана?

Например, в отношении к другим народам — скажем, к кавказцам. Национализм. И все это из-за нашего комплекса неполноценности. И это большая беда российская… И еще я считаю, что Россия — многонациональное государство. Как только мы осознаем для себя, что русские ничуть не хуже европейцев и американцев, тогда рассыплются наши комплексы и мы наконец поймем, что сила нашей страны — в различии менталитетов разных национальностей. Кавказцы — одни, русские — другие, чукчи — третьи, и это не плохо! Это здорово, что все такие разные. И то, что кавказец отличается от тебя, не повод для драки с ним. Только крепкая, сильная нация это понимает.

К.И.: Как вы представляете себе ближайшее будущее России? Каким оно вам видится сегодня?

Е.Ч.: Владимир Владимирович не допускает рядом с собой сильных оппонентов. Поэтому у народа искусственно формируют иллюзию, что вокруг — выжженная пустыня, и есть один только спаситель национальной идеи.  При этом обидно, что в России на самом высоком уровне власти оказался человек, единственная цель которого —  личное обогащение. Эта система (а состоит она, само собой, не из одного человека) сформировала клан, захвативший власть и обслуживающий с помощью ресурсов нашей богатейшей страны свои личные интересы. Взять хотя бы нефть, которую мы продаем. В свое время мы на эту нефть содержали военно-промышленный комплекс, который держал в страхе полмира. А сегодня на эти деньги те, кто у власти, развлекаются за границей и отправляют своих детей учиться за рубеж. Это еще одна печальная тенденция, когда чиновники не связывают свою судьбу и судьбу своих детей со своей страной, всеми силами организовывая детям американское или английское гражданство.

Ну, а если по сути вашего вопроса, то мой краткосрочный прогноз таков: усилится ресурсная экономика, продолжится и усилится коррупция. Я вижу, как чиновники, Путин и Саркози, объединяются, как французам дают разворовывать, по сути колонизировать нашу страну, как они выстраивают офшорные схемы, по которым деньги по данному проекту будут выводиться из нашей страны.

К.И.: Вы раскрыли одну такую махинацию, установив, что французская компания «Vinci» выстроила финансовую схему, по которой через сеть компаний деньги по проекту трассы Москва-Санкт-Петербург будут направлены в оффшорные структуры.

Да. А установили мы это совместно с Bankwach. Большая часть владельцев этих структур принадлежит неизвестным лицам. А один из оффшоров на Кипре принадлежит олигарху Аркадию Ротенбергу, близкому другу Путина. Напомню, что именно Путин, нарушив 172-й Федеральный Закон, перевел земли Химкинского леса в земли транспорта под строительство трассы Москва-Санкт-Петербург.

К.И.: Почему же так интересен именно этот лес?

Е.Ч. Тут есть несколько групп интересов. Лес находится в непосредственной близости от Москвы и оценивается риэлторами по $8 тыс. за сотую часть гектара, в то время как госчиновники его стоимость в проекте оценили в 4 тыс. руб. за гектар (в 200 раз меньше). Разница значительная. По планам градостроительной активности Московской области этого леса нет вовсе, а есть инфраструктурная застройка к трассе. Если трасса будет проложена по лесу, он погибнет в первые годы эксплуатации трассы из-за вредной антропогенной нагрузки. И тогда лес площадью в 1500 гектаров можно будет пустить под коммерческую застройку.

Другая группа интересов связана с эксплуатацией платной трассы. Французская компания «Vinci» получит прибыль с незаконного проекта и поделит ее с олигархом, близким к Путину, пролоббировавшим этот проект. Опросы общественного мнения «Левада центра» показали, что 76% населения выступают против уничтожения Химкинского леса под трассу и за изменение проекта. И именно компания «Vinci» выступила на правительственном заседании 14 декабря прошлого года с требованием не изменять проект трассы через лес. В противном случае «Vinci» собиралась требовать высокую денежную компенсацию от российской стороны, что тем более странно, так как проект реализуется на деньги российских налогоплательщиков.

К.И.: Давайте остановимся на этом чуть подробнее. Ведь на сотрудничество с французами можно, навeрное, посмотреть и по-другому — как  на привлечение иностранных инвестиций, например?

Е.Ч. Дело в том, что иностранных инвестиций по проекту нет. Банк реконструкции и развития отказался от инвестиций по данному проекту, и компания «Vinci» инвестиций не привлекла. Но она шантажировала российское правительство: отказала в том, чтобы изменили проект трассы Москва-Петербург и провели ее в обход леса, как мы просили у президента, пригрозив, что потребует компенсации от России в 5,5 млрд руб., в то время как ни одной копейки своих денег они в этот проект не вкладывают. Вопрос: почему же российская стороны заключила не выгодную ей концессию? Ответ: взгляните на коррупционную оффшорную схему, которую выстроила «Vinci» через сеть своих дочерних предприятий. Они выводят деньги по проекту. Один из оффшоров принадлежит Аркадию Ротенбергу, близкому другу и тренеру по дзюдо Владимира Путина. Тут совершенно явно есть интерес российских чиновников, которые продают национальные интересы ради того, чтобы потом получать прибыль, а французские компании (или другие компании, которые для этого привлекаются) им в этом помогают.

Но, возвращаясь к вашему вопросу о будущем. Ухудшится ситуация с судами, которые судят не по закону. Усилится не армия, а органы, которые нужны стране для подавления неудобных настроений своих же граждан.

К.И.: Закручивание гаек со всех сторон?

Е.Ч.: Такое специфическое ужесточение режима даже нельзя назвать закручиванием гаек. Я бы назвала это развалом страны.

К.И.: Есть ли, по-вашему, риск, что в какой-то момент ужесточения закроют границы?

Е.Ч.: Нет, границы не закроют, потому что все деньги чиновников находятся за границей. Это уже не Советский Союз, в котором существовала идеология, не позволяющая открыть границы. Ситуация изменилась: сейчас наши чиновники заражены гламуром и безмерным потреблением, мода на которое пришла к нам из-за границы. Наши чиновники — рабы этого потребления, ради него они свою Родину разворовывают. Плюют на нравственные и прочие устои. Потому, что им хочется по-треб-лять. Но эта низкая культура наших чиновников, она по сути является отражением того, что у нас в народе происходит. Потому что пока мы не переболели этой гламуризацией, мы даже не замечаем, что наши ресурсы уничтожаются и ничего хорошего мы нашим детям не оставляем.

К.И.: Какое самое серьезное препятствие для оппозиции вы обозначили бы в борьбе с режимом?

Е.Ч.: Я вижу такую беду: оппозиция не в состоянии договориться друг с другом. Это большая проблема. Вообще, то, что российские граждане, причем, на любом уровне, не в состоянии друг с другом договориться и совместными силами решать свои проблемы, — еще одна беда России. Это страшная беда, что у нас нет нормального гражданского общества, что мы не умеем друг друга любить, беречь, уважать и взаимодействовать друг с другом. И, собственно, из-за этой разобщенности, в том числе у власти, остается Владимир Владимирович Путин.

К.И.: Недавно политический комментатор и колумнист проекта «СНОБ» Николай Клименюк написал, что настоящей оппозицией в России является только Немцов, Навальный и Чирикова.

Е.Ч.: Нет-нет, это, конечно, не так. Он забывает, что есть еще и нацболы. Есть еще и левые. И правые тоже есть! Это довольно серьезная сила, потому что на сегодняшний день власть одинаково плюет и на левых, и на правых, и на экологов, и на борцов с коррупцией. Плюс, вспомним «Яблоко», вспомним эсэров…

К.И.: Но эти фракции оппозиции, которые вы сейчас перечислили, они настолько разные…

Е.Ч.: Да.

К.И.: И как они могут объединиться? Это реально?

Е.Ч.: Конечно реально: все прекрасно объединяются против общего врага.

К.И.: Но и распадется эта коалиция так же быстро.

Е.Ч.: Да, распадется быстро. Все правильно: не могут такие разные линии долго сосуществовать. И тем не менее… Посмотрите на Америку — в Америке тоже все очень разные. Но когда существует культура взаимодействия и уважения друг к другу, потому что бить морду друг другу только потому, что ты правый, а я левый, и обзывать друг друга маргиналами и «фашней» — это как раз и есть низкая культура общения. И если все будет развиваться по идеальному сценарию, как хотелось бы, то есть, чтобы люди научились друг друга уважать, научились понимать, кто настоящий враг, чтобы под определение настоящего врага попали те, кто ворует будущее наших детей и ресурсы нашей страны, и начинать работать против этого врага…

К.И.: А если конкретнее? В ближайшее время вы видите такое объединение возможным?

Е.Ч.: Боюсь, что в ближайшее время, то есть к ближайшим выборам, это невозможно. Но это то, к чему надо стремиться.

На «Антиселигере» нам удалось собраться на одной площадке и просто поговорить. Я понимаю, что это не какое-то совместное действие. Что это просто встреча, дискуссия, обсуждение. Но ведь нам удалось собрать людей с такими разными политическими взглядами. И все они сидели на одной лужайке, и никто никого не искалечил и не убил. Все оставались в рамках приличий и толерантности. И я считаю, что вот это и есть начало формирования здорового диалога между разными политическими силами. Мне очень хотелось бы эту тенденцию продолжить. Я считаю, что именно экологическая тема, тема защиты своей природы превыше всего — правых, левых, голубых, красных. Ведь мы все дышим. Экология, на мой взгляд, и есть тема, способная объединить очень разных людей.

К.И.: У вас, Женя, глубокая и по-настоящему продуманная гражданская позиция. Что, я бы сказала, нестандартно для среднего россиянина, согласны? Как сформировалось у вас такое активное, продвинутое мировоззрение?

Е.Ч.: Надо сказать, что на протяжение 30 лет я вообще гражданином не была. Мне казалось, как кажется обычному российскому человеку (тут вы правы), что раз я никогда не смогу повлиять на политику в своей стране, то зачем мне тогда ею вообще интересоваться? И я не интересовалась: ни распадом Союза, ни тем, что происходит на Кавказе и как наша страна воюет с Чечней, — вообще ничем. Повторюсь, я была совершенно уверена, что если я не могу повлиять на эти события, то интересоваться ими бессмысленно. Но когда я увидела, что там, где я живу, там, где я планировала гулять с коляской, собираются вырубать лес и строить трассу Москва-Петербург и поняла, что кто-то из больших чинов (а именно: губернатор Громов) принял решение о постройке этой трассы, совершенно не интересуясь моим мнением, то в моем отношение к политике что-то произошло. Я поняла, что я так не хочу. Не хочу, чтобы за меня принимали решения о том, как мне здесь жить.

К.И.: И как быстро эта перемена случилась в вашем сознании?

Е.Ч.: Практически в одночасье — я как будто проснулась. Поскольку у меня свой бизнес (небольшая инженерная компания), я прекрасно представляю себе систему налогообложения. Нам было все эти выплаты делать очень тяжело: налоги в России высокие, и если их честно платить, то прибыли не остается вообще. У нас же налоги, как в Швейцарии, а сервис при этом — как в Руанде. Так что мы работали исключительно за зарплату, а прибыль вся уходила в налоги. И мне стало так обидно, что чиновник, который живет на мои налоги, за мои же деньги у меня отбирает то, что мне дорого. И это настолько меня возмутило, что я начала предпринимать активные действия.  

К.И.: Какие выводы вы сделали для себя из своего опыта общения с властями?

Е.Ч.: Пять лет раздумий о том, что же на самом деле происходит со страной, привели к пониманию того, что у нас власть сама по себе ни плохая, ни хорошая, а такая, какой мы позволяем ей с собой быть. Это как в личных взаимоотношениях: твой партнер ни плох и ни хорош, во многом ты его поведение формируешь своим собственным поведением. Так и с властью. Если ей позволять над собой издеваться и измываться, она и будет это делать дальше. А если не позволять, то не будет. Мы свою власть просто разбаловали своей аморфностью, своим «овощизмом» — я так это называю. Тем, что совершенно не интересуемся, чем же там занимается власть на достижимом, локальном уровне. На уровне, на котором ее действия касаются непосредственно нас и наших семей. Наша апатия ужасна. Если ты не занимаешься политикой, она сама тобой займется. Вот политика и начинает нами заниматься — так, как считает нужным. И это принимает чудовищные формы.

К.И.: Как вы объясняете такое количество пассивного населения в России?

Е.Ч.: Здесь много факторов, включая и исторические. Практически все активные люди, которые так или иначе пытались заявить о себе и сделать что-то полезное для России, оказывались или в эмиграции, или в тюрьмах и лагерях, или же их просто убивали. И это было не только при Сталине или коммунистах. Это было и при Петре Первом, и при Грозном, это было всегда.  

К.И.: Что может оппозиция сделать против путинской машины пропаганды? Ведь с нею надо как-то бороться.

Е.Ч.: Я считаю, что надо пробовать те формы, которые на сегодняшний день подходят именно для нашего конкретного народа. Глупо полагать, что мы, как в Египте или в Ливии, в один день возьмем и выбежим на улицу. Я вообще боюсь такого сценария, потому что не верю в революции — они не приносят народу счастья. Я верю только в эволюционные преобразования, которые меняют сознание людей. Только изменение ментальности дает долгосрочные положительные изменения. А для того, чтобы работать над сознанием людей, важно искать и находить такие формы, которые приемлемы в данный момент для данного народа. Мне очень нравится, что делает Алексей Навальный. Он нашел такую форму взаимодействия с гражданами, которая с одной стороны помогает им бороться, с другой — не отрывать задницу от дивана. Ты, сидя перед компьютером, в уюте и тепле собственного дома, просто нажимая кнопку в Интернете, очень реально борешься с жуликами и ворами. И это не страшно — на улицу ты не выходишь, с ОМОНом не дерешься. Мне очень нравится такой подход, он правильный. Сами мы тоже ищем формы влияния на «овощизм». Мы пытаемся из овощей сделать граждан.

К.И.: Какими конкретными путями?

Е.Ч.: Мы пробовали и флэшмобы, и митинги, и пикеты. Это стандартные формы. Сейчас пробуем формы гражданских форумов. Это форма, которая, с одной стороны, позволяет людям встретится в свободной обстановке (например, Антиселигер, который мы провели на лоне природы, в красивейшем месте), с другой — серьезно задуматься над многими проблемами. На Антиселигере люди приятно провели выходные. У нас была продумана очень неплохая культурная программа, причем умная. Мы давали людям послушать хороший рок, к нам на политическую дискуссию приезжали Сэм Клебанов, Леша Навальный, Боря Немцов, Сережа Митрохин, Лена Панфилова. Я тоже выступала. И еще приехал Женя Миронов. Мы, правда, его не приглашали, он сам приехал, но было приятно. Здорово получилось, и такая форма общения нам понравилась. Но я считаю, что надо и Интернет задействовать, и печатные издания (у нас своя газета есть). Надо искать новые формы общения с народом, а не говорить: «ах, какой плохой у нас народ!» Он такой, какой есть, на данный момент.   

К.И.: Какую конкретную цель вы ставите перед своей организацией на 2012 год, после выборов?

Е.Ч.: Наша цель — защитить природу на севере Москвы: Химкинский лес, Шереметьевский лес, национальный парк Завидово, Сонечногорский лес. Эта цель не на один год и не на два года, так как у нас сейчас под угрозой уничтожения находится весь лесозащитный пояс Москвы. И мы себе ставим целью защищать эти леса.

К.И.: Понятно. Это большие, красивые цели. Но какими конкретными шагами вы их будете достигать?

Е.Ч.: Будем продолжать вести ту работу, которую и сейчас ведем. Не будем сдаваться. Будем проводить акции и делать все для того, чтобы поддерживать общественное мнение на том же градусе. Если бы мы не поднимали эти проблемы, не думаю, что они вообще кому-то интересны были бы. Единицам — и только.

К.И.: Вы анализируете результаты своих акций?

Е.Ч.: Конечно. Мы смотрим, как реагирует внешняя среда, и делаем выводы. Если мы наметили какие-то акции, но выясняется, что они не работают, мы от них отказываемся и ищем новые пути.

Сейчас мы совершенно точно берем курс на определение в различных городах России групп,  борющихся за свои права, в том числе и за права экологические. Но экология — не ограничение. Мы друг другу помогаем и в отстаивании прав человека, и я считаю, что объединение усилий различных групп для оказания взаимопомощи — это тоже очень достойная цель. Никто из нас в одиночку победить не сможет. Несмотря на то, что наше движение называется «В защиту Химкинского леса», Химкинский лес — понятие нарицательное. Просто символ борьбы. Символ сопротивления маленького человека большой государственной машине. Хотелось бы защитить Байкал, защитить сочинское побережье. А главная цель — это, конечно, дезомбизация граждан нашей страны. Но это очень длительный процесс.

И, знаете, я отдаю себе отчет, что на своем веку я могу не увидеть результатов этого труда. Дай Бог, мои дети увидят результаты. Но этим и стоит заниматься ради того, чтобы они имели возможность жить по-другому.

К.И.: Людей с пассионарным характером часто обвиняют в серьезной психологической зависимости от внимания СМИ и толпы. Во время круглого стола в нью-йоркском Институте Харримана ваши оппоненты очень жестко предъявили вам эти претензии. Мол, вот вы — красивая, молодая женщина — стали медийным персонажем. Теперь к вам все проявляют интерес. И что ради этого внимания вы и занимаетесь активизмом. Есть ли доля правды в подобных обвинениях?

Е.Ч.: Господа оппоненты просто не осведомлены о тех побочных эффектах, которые приносит такая популярность в России. Ведь мы не в Америке и не в Англии. Мы в России, а это почти другая планета. В России такое внимание привело к тому, что у меня пытались отнять детей, потом стали наезжать на мой бизнес, а люди в погонах постоянно таскают моих клиентов на допросы и спрашивают, какие услуги по экстремизму я им оказываю. И я теряю из-за этого деньги. Я вообще уже молчу про то, что в Америку меня провожала толпа «нашистов». Это не то внимание, которое мне нравится. У меня есть любимый муж, дети, мама, друзья, бизнес, необходимая мне собственность… у меня настолько совершенная жизнь, что даже целлюлита нет [смеется].

У меня есть все, что надо счастливому человеку. Все, кроме благополучной страны. И я вынуждена этим заниматься, если я не хочу эмигрировать. А эмигрировать я не хочу потому, что это моя страна и мой язык, и я люблю свою страну. Мне очень нравятся и Америка, и Европа, я обожаю Францию... Но я — русская, и я хочу жить в России. Хочу, чтобы в моей стране было хорошо. И я вынуждена сама этим заниматься, и да, обращать внимание прессы, но не на себя, а на те проблемы, с которыми я воюю.