В сентябре в Белом доме началось активное обсуждение проекта российского бюджета на 2013 год. Ключевым вопросом стало сокращение разрыва между социальными обязательствами правительства и возможностями по их финансированию. Накануне нового политического сезона аналитик ИСР Ольга Хвостунова побеседовала с ректором Российской экономической школы Сергеем Гуриевым о том, каким будет экономический курс нового правительства, и как он отразится на сценарии политического развития страны.

ОХ: В конце августа Россия официально вступила в ВТО, какие изменения ждут российских производителей и иностранных инвесторов в ближайшее время?

СГ: Переговоры были проведены таким образом, что во время переходного периода, который составляет несколько лет, присоединение к ВТО на российской экономике отразится незначительно. Серьезных изменений правил игры в целом не произойдет. РЭШ и Ernst & Young недавно опубликовали аналитический отчет о вступлении России в ВТО. Наши исследования показывает, что ни в одной из отраслей, ни в одном из регионов катастрофических последствий, да и вообще значительных изменений не ожидается. Более того, наши расчеты показывают, что на российской экономике и на российских гражданах вступление в ВТО скажется положительно. Если говорить о долгосрочной перспективе, то вступление в ВТО привлечет в Россию иностранных инвесторов. ВТО — это важный инструмент предсказуемости, позволяющий защитить их интересы от произвольных действий российских властей. Многие экономические меры, которые периодически предпринимает российское правительство, являются незаконными с точки зрения ВТО.

ОХ: Какие незаконные меры вы имеете в виду?

СГ: Это меры, которые поддерживают российских производителей в ущерб иностранным. Например, утилизационный сбор на импортные автомобили, который введен в России с 1 сентября.

ОХ: Противники ВТО упирают на то, что после присоединения к ВТО Россия будет завалена низкокачественными дешевыми товарами, а российские производители будут вытеснены с рынка. Насколько эти опасения обоснованы?

СГ: Бояться конкуренции с низкокачественными товарами бессмысленно: их никто не будет покупать. Проблема российских производителей в том, что им придется конкурировать с дешевыми высококачественными товарами. Однако переговоры проведены таким образом, что тарифы на импорт снизились незначительно, то есть на самом деле им бояться нечего. Все опасения основаны на домыслах, слухах или на том, что людям просто лень прочитать условия вступления.

ОХ: В чем тогда смысл этой политической дискуссии?

СГ: Вступление в ВТО — важное политическое решение. Это шаг, который формально возвращает Россию в круг цивилизованных стран. Следующий шаг на этом пути — вступление в Организацию экономического сотрудничества и развития (OECD). А дискуссия действительно бессмысленна: если кто-то в России считает, что страна должна идти своим путем, то это не означает, что она не должна придерживаться мировых правил торговли. ВТО — это ключевая организация, определяющая правила игры. Просто некоторые люди считают, что к нам неприменимы законы экономики, и поэтому не хотят жить по общим правилам.

ОХ: Кто эти люди?

СГ: Те, кто верят, что у России свой особый путь. При этом в повседневной жизни они не покупают «Жигули», а ездят на хороших иномарках.

ОХ: И Владимир Путин, и Дмитрий Медведев неоднократно выступали с громкими заявлениями о необходимости модернизации в России. Если судить по заявлениям обоих лидеров, каким будет экономический курс нового правительства — модернизационным или более консервативным?

СГ: Первые указы президента Путина, которые он подписал 7 мая сразу после инаугурации, а также его речь на Петербургском экономическом форуме были вполне либеральными, в духе модернизации. Но и Путин, и Медведев уже много раз выступали с подобными заявлениями. Поэтому сегодня деловому сообществу очень хочется увидеть действия, а не только слова. Некоторые обещания сбываются — то же вступление в ВТО. Но многие откладываются — например, программы приватизации. Были сделаны важные заявления с точки зрения делового климата — например, о снижении административных барьеров. Но пока опять же ничего не происходят. Более того, дорожные карты, разработанные в рамках так называемой Национальной предпринимательской инициативы, были переработаны правительством таким образом, что большинство предложений бизнеса в них не были учтены. Пока мы не увидим конкретных результатов, судить о будущей экономической политике нового правительства бессмысленно.

ОХ: Когда можно ожидать первые шаги, чтобы понять и сделать выводы?

СГ: Важным показателем будет бюджет, который сейчас обсуждается и будет вскоре принят. Другой показатель — реализация мер по улучшение делового и инвестиционного климата. Это борьба с коррупцией не на словах, а на деле, осуществление программы приватизации.

ОХ: А есть ли основания верить в то, что действия вообще последуют, учитывая весь предыдущий опыт?

СГ: Приведу пример из обычной жизни. Если вы набираете лишний вес, у вас повышается холестерин, рано или поздно вы задумываетесь о том, что пора вести здоровый образ жизни и заняться спортом. Даже если вы раньше не занимались спортом, это не означает, что вы никогда им не займетесь. То же самое с правительством. Страна уже два года живет в ситуации оттока капитала. При этом цены на нефть по-прежнему высоки, есть экономический рост, низкий долг, низкая инфляция и безработица. И тем не менее капитал утекает из России в Европу и Америку, где проблем много, долг высокий, роста нет. Это означает, что ситуация в России плохая с точки зрения инвестиционного климата.

ОХ: Аналитики посчитали, что в прошлом году отток капитала из России вырос более чем в два раза и превысил $80 млрд. С чем это связано?

СГ: Не только в прошлом году, но и в первой половине текущего года имеет место существенный отток капитала. Есть целый ряд объяснений, но пока сложно точно определить, какое из них наиболее корректно. Одно из объяснений — высокие политические риски, связанные с предвыборным периодом. Сейчас наступила определенность: Путин сменил Медведева, протесты, казалось бы, утихли. Поэтому существует вероятность, что отток капитала сократится. В июне он действительно упал. С другой стороны, это может быть цикличным феноменом, поэтому нужно следить за тем, что происходило в июле, августе и будет происходить в сентябре. Второе объяснение заключается в том, что инвестиционный климат в России ухудшился до такой степени, что, несмотря на огромный потенциал российской экономики, реализовать его частные инвесторы не могут, боясь потерять результаты своих инвестиций.

ОХ: Вы считаете, что власть будет бороться с коррупцией? Это лейтмотив публичных выступлений российских политических лидеров, но в рейтинге Transparency International Россия по-прежнему занимает последние места.

СГ: Сегодня власть все больше понимают, что коррупция — это не только экономический или социальный вопрос. Это и политический вопрос. Это вопрос власти. Если нынешняя элита не будет бороться с этой проблемой, то довольно скоро ее заменят, потому что именно проблема коррупции объединила оппозицию. Если власть сможет победить коррупцию, то ей, конечно, удастся существенно ослабить оппозицию. Но если коррупцию не победить, то у этого режима нет будущего.

ОХ: Основной парадокс борьбы с коррупцией заключается в том, что власть должна бороться против самой себя, против сложившегося порядка вещей внутри политической элиты. Вы думаете, это возможно?

СГ: Снова могу напомнить о моем аргументе о лишнем весе и занятиях спортом. Когда вы сбрасываете вес, вы теряете часть себя. Это тяжело, но возможно.

ОХ: Вы думаете, что возможен сценарий, при котором Путин отправляет под суд своих ближайших друзей или сам добровольно идет в тюрьму?

СГ: Если не начать бороться с коррупцией, то непонятно, как этот режим удержится у власти. И кстати, Путин уже боролся с коррупцией в начале своего правления. В 2000 году его риторика — и действия — были действительно антикоррупционными. Нет причин думать, что сегодня он не может измениться. Если российское правительство и друзья Владимира Путина начнут соблюдать общие правила игры, которые удовлетворят большинство граждан, то я не думаю, что граждане потребуют чего-то большего.

ОХ: Иными словами, если Владимиру Путину придется выбирать — либо менять правила игры и сохранить режим, либо не менять и оказаться перед угрозой смещения, — то он выберет первое?

СГ: Сложно сказать, но я думаю, что такой выбор перед ним уже стоит, хотя он, возможно, еще об этом не знает. В демократических странах власть меняется предсказуемо. В режимах, похожих на российский, предсказывать сложно. Здесь в возможен и мирный сценарий, при котором власть постепенно демократизирует ситуацию, и насильственный, и некий промежуточный. В истории можно найти различные варианты развития событий.

ОХ: Но российская ситуация во многом уникальна: в истории нет примеров успешной демократизации стран, сопоставимых с Россией по географическим размерам и по богатству ресурсов.

СГ: Здесь возможны разные сравнения. Например, Китай — тоже огромная страна, которая после смерти Мао Цзе Дуна пережила целую серию различных трансформаций. Но дело даже не в размерах — смена власти в таких режимах все равно происходит в столице. Да, Россия — очень богатая страна, не говоря уже о том, насколько богатым является город Москва. Россия — очень образованная страна. У нас высокий уровень проникновения интернета для страны с, мягко говоря, неразвитой демократией. При этом Россия — уникальная страна с точки зрения уровня коррупции.

Сергей Гуриев на открытии фотовыставки «А мы с надеждой в будущее: свет!», организованной ИСР в Нью-Йорке в ноябре прошлого года