«Газпрому» есть что предъявить на мировой ярмарке корпоративного тщеславия. В 2010-2011 годах «национальный чемпион» стал крупнейшей в мире компанией по объему прибыли. За период 1998-2007 годов капитализация компании выросла в разы, за что журнал Harvard Business Review назвал ее главу Алексея Миллера самым эффективным руководителем на развивающихся рынках. Однако финансовый успех «Газпрома» не принес предполагаемых выгод основному собственнику компании — Российской Федерации.

История «Газпрома» последних десяти лет — это история перераспределения экономической ренты от потребителей и государства в пользу закрытого круга инсайдеров. Будущее компании сейчас под вопросом в связи с полномасштабными изменениями на мировом энергетическом рынке. Анализ стратегии «Газпрома» за последние десять лет позволяет заглянуть в будущее компании и ее нового спарринг-партнера «Роснефти», а также оценить последствия государственного капитализма для российской экономики в целом.

 

Триумф монополии

Каждый корпоративный крах по-своему уникален, но у всех успешных компаний есть сходство — наличие монопольной власти. Современные компании (такие, как Google, Apple, Microsoft или P&G) обеспечивают свое рыночное доминирование за счет инноваций, патентов и брендов. В случае «Газпрома» успех связан не только с высокими ценами на энергоносители, но и с успешно реализованной стратегией, направленной на увеличение монопольной власти корпорации.

Во-первых, компания смогла защитить свой эксклюзивный доступ к российским газовым ресурсам, лицензии на освоение которых в конце 1990-х – начале 2000-х годов получили целый ряд частных российских и иностранных компаний. «Газпром» не ограничился законодательным закреплением своего исключительного права на разработку стратегических месторождений и экспорт газа из России. Компания последовательно поглощала своих даже незначительных конкурентов. Подобным сделкам, как правило, предшествовали скоординированные действия российских властей. Под угрозой отзыва лицензий, экологических штрафов, налоговых санкций и уголовного преследования собственники добывающих активов охотно шли на компромиссы со «старшим братом». Таким образом компания приобрела фактический контроль над сахалинским проектом «Shell», изначально принадлежавшим «ТНК-ВР» месторождением «Роспан», «Нортгазом», активами «Итеры», проектами «Новатэка» и другими активами. Тактика «выжженной земли» не допускала появления независимых игроков в российской газовой отрасли.

Во-вторых, компания стремилась закрепить свои отношения с потребителями. «Газпрому» удалось заключить долгосрочные контракты со своими крупными европейскими клиентами. Для них партнерство с «Газпромом» было привилегией и важным конкурентным преимуществом. Получая эти контракты, они становились адвокатами газовой монополии в Европе. После падения цен на газ стало понятно, что эти контракты выгодны, прежде всего, «Газпрому», а не его партнерам. Российской компании удалось переиграть своих контрагентов.

Принцип «разделяй и властвуй» был важным в переговорной политике «Газпрома». Для каждого клиента устанавливалась отдельная цена, которая держалась в секрете. С каждого потребителя монополия получала максимум того, что он был готов заплатить. Энергетические компании малых стран, не имеющих доступа к альтернативным поставщика газа, платили больше, чем крупные корпорации с возможностью выбора.

В-третьих, за счет строительства «Северного потока» «Газпрому» удалось снизить свою зависимость от стран, через которые шел транзит российского газа. Украина и Беларусь ранее претендовали на часть монопольной ренты российской компании, но на данный момент обе страны покупают газ по той же цене, что и другие клиенты «Газпрома». Удалось блокировать и альтернативные проекты газопроводов для доставки газа в Европу из стран Средней Азии. Вместе с тем победа в газовой войне оказалась пирровой. Развитие технологий по производству сжиженного газа обесценило инвестиции в газовые сети, которые сейчас уже нечем заполнить.

 

Северный поток — крупнейший энергополитический проект «Газпрома». Мощность газопровода, вторая нитка которого была запущена в октябре этого года, составляет 55 млрд кубометров газа в год

 

В-четвертых, «Газпром» добился повышения цен на газ на внутреннем рынке. Сейчас российские потребители платят за газ больше, чем потребители в других добывающих странах, в том числе в США. Монополист вновь смог переиграть своих потребителей. Внутренние цены на газ поддерживают доходность компании в условиях ухудшающихся условий работы на внешнем рынке.

При этом в числе основных факторов успеха монополии не фигурируют ни выход на новые рынки, ни снижение издержек, ни развитие новых технологий или увеличение добычи. Напротив, за последнее десятилетие добыча «Газпрома» сократилась. Превышение «Газпромом» собственных инвестиционных смет и сравнение их со сметами конкурентов потрясают воображение. Монополист недооценил появившиеся на рынке технологии сжиженного и сланцевого газа, не смог освоить технологии добычи на шельфе, не заинтересовался производством автомобильного топлива на газе и уступил быстрорастущий китайский рынок газа поставщикам из Средней Азии и региона Персидского залива.

Однако победителей не судят. «Газпром» ведет себя так, как и положено вести себя монополии: максимизирует свою прибыль за счет повышения цен и сокращения производства. Монопольное положение вкупе с доступом к природной ренте делает смешными любые усилия по повышению эффективности и разработке новых технологий.

 

Где деньги?

Можно было бы порадоваться за собственников «Газпрома». Им принадлежит успешная компания с блестящими финансовыми показателями. Напомним, акционеры компании могут заработать либо на росте курса акций, либо на получении дивидендов. «Газпром» не отличается щедрой дивидендной политикой: у компании достаточно высокий уровень долга и много затратных проектов, в которые приходится вкладывать заработанную прибыль. Зато капитализация компании многократно возросла по сравнению с концом 1990-х. Особенно хорошо смогли заработать те, кто купил акции до либерализации рынка акций компании в 2005 году и продал их на пике роста российского фондового рынка в 2008 году. В числе «счастливчиков» многие российские олигархи, бывшие и нынешние чиновники, лучше других понимавшие политику правительства в газовом секторе.

 

Будучи еще канцлером Германии, Герхард Шредер (справа) стал главным европейским лоббистом проектов «Газпрома». Сменившая его на этом посту Ангела Меркель продолжила поддерживать тесные связи с российской газовой монополией

 

К сожалению, к числу бенефициаров «Газпрома» сложно причислить его главного собственника — Российскую Федерацию. Государство могло бы реализовать выгоду от владения компанией, продавая ее акции, когда их стоимость достигла пика. Однако в 2000-х годах государство не продавало, а покупало акции «Газпрома» — это было необходимо для восстановления формального корпоративного контроля над компанией.

Сегодня капитализация «Газпрома» в разы меньше, чем капитализация его близких аналогов, крупных международных энергетических компаний. Несмотря на то, что в последние годы монополия зарабатывает больше всех в мире, инвесторы не верят в устойчивость этих доходов и сомневаются в том, что хотя бы часть доходов когда-нибудь достанется им. Как результат, капитализация компании сократилась с $365 млрд в 2007 году до $110 млрд в октябре 2012 года. За тот же период «Газпром» переместился в рейтинге 500 самых дорогих компаний по версии газеты Financial Times с третьего места в конец первой полусотни.

Пусть государство — неэффективный собственник, зато со «своей» компании гораздо проще собирать налоги. По мнению профессора РЭШ Константина Сонина, государственная собственность для сырьевых компаний может быть оправдана в странах со слабой налоговой дисциплиной. Однако в российской практике все обстоит по-другому. Газовая отрасль, находящаяся в собственности государства, платила на порядок более низкий налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ), чем частная нефтяная отрасль. Именно государственные «Газпром» и «Роснефть» являются получателями большей части налоговых льгот для новых месторождений.

Не получая прямых финансовых выгод, государство могло бы рассчитывать на косвенные выгоды от роста экономики в целом. Само существование «национальных чемпионов» во многом оправдывается их способностью осуществлять прорывные проекты, важные для экономики, но слишком рискованные и затратные с точки зрения частного бизнеса. «Газпрому» были доверены целый ряд таких проектов, каждый из которых был способен вывести на новый уровень экономику целых регионов. Удивительно, но в новой России до недавнего времени был завершен только один масштабный проект освоения газового месторождения, и он был осуществлен зарубежными частными компаниями. «Сахалин-2» был разработан консорциумом под руководством Shell и выкуплен «Газпромом» в момент начала добычи. Большинство собственных проектов «Газпрома» на данный момент заморожено.

В 1990-е и в начале 2000-х годов «Газпром» оправдывал свое привилегированное положение тем, что он «субсидирует» российскую экономику посредством низких цен на газ. Цены на газ в России действительно были (и остаются) существенно ниже цен «Газпрома» для европейских потребителей. Однако, как показывает пример США, где избыток газа и рыночные механизмы привели к резкому падению цен на газ (ниже уровня внутрироссийских цен), тезис о «субсидировании» является довольно спорным. При наличии конкуренции «Газпрому» не удалось бы продать весь свой газ по высоким европейским ценам, и средняя цена могла бы быть ниже той, которую монополия получает в результате дискриминации своих клиентов.

Конечно, многомиллиардные прибыли «Газпрома» не растворяются в воздухе. Их получают те, кто сотрудничает с компанией: строит трубопроводы, оказывает консалтинговые и посреднические услуги, дешево покупает и дорого продает активы монополии, управляет ее непрофильными бизнес-подразделениями. В истории России последних десяти лет можно найти несколько примеров, когда крупные строительные или финансовые компании быстро вырастали из ниоткуда на контрактах монополии, а потом так же пропадали в никуда, когда их собственники теряли расположение заказчика.

 

Монополия на грани провала

В последнее время монополия «Газпрома» находится под угрозой — прежде всего из-за развития технологий сланцевого и сжиженного газа. У европейских потребителей появляются альтернативные источники энергии. Европа даже нарастила потребление подешевевшего угля, лишь бы не платить за дорогой сибирский газ. Почувствовав слабость газового монстра, Еврокомиссия с новой силой принялась за расследование деятельности «Газпрома». Тот, в свою очередь, вынужден предоставлять многомиллиардные скидки своим крупнейшим клиентам в обмен на сохранение лояльности.

 

Геннадий Тимченко, финский бизнесмен и близкий друг Владимира Путина, начал скупать акции «Новатэка» в 2008 году. Сегодня он пытается составить конкуренцию «Газпрому», посягая на его монополию на экспорт газа

 

Российские власти также сменили тон в отношении «национального чемпиона». Президент и министры открыто критикуют «Газпром» за неэффективность и говорят о необходимости пересмотра экономической модели компании. Министерство финансов наконец-то добилось повышения НДПИ на газ. В ответ «Газпром» объявил о приостановке новых проектов добычи.

Главная опасность для «Газпрома» исходит от газовых амбиций влиятельных партнеров Владимира Путина — Игоря Сечина и Геннадия Тимченко. Последний, к примеру, стоит за «Новатэком» — быстрорастущим независимым производителем газа, который недавно оформил партнерство с французской компанией Total и прорвал экспортную блокаду, заключив соглашения с немецкими потребителями. Пример «Новатэка» показывает эффективность частной собственности: двузначные темпы роста его добычи позволяют компенсировать падение добычи «Газпрома».

На самом деле сохранение монополии уже не является таким прибыльным, как раньше. Если «Газпром» останется в «премиальном» сегменте энергетики, то за следующие пять-десять лет он рискует утратить свои позиции в Европе. Напротив, снижение цен и наращивание объемов продаж позволило бы остановить инвестиции в сланцевый газ и в европейские терминалы для импорта сжиженного газа. Себестоимость добычи сибирского газа позволяет легко вытеснить сланцевый газ, добыча которого, помимо всего прочего, создает существенные экологические неудобства для густонаселенной Европы.

Либерализация газовой отрасли отвечает интересам нынешней правящей команды. Стабильность режима во многом зависит от финансовых возможностей бюджета и темпов экономического развития. В условиях полной занятости развитие добывающих отраслей является одним из относительно простых вариантов стимулирования экономического роста. Создать условия для инвестирования в отдельно взятом нефтегазовом секторе гораздо проще, чем провести структурные реформы в экономике и улучшить общий инвестиционный климат. При условии свободного доступа к ресурсам и адекватного налогообложения международные компании будут готовы и вложить средства, и предоставить технологии.

Более последовательная экономическая политика предполагала бы не только открытие сектора для частного российского и иностранного капитала и обеспечение равного доступа к трубопроводам, но и трансформацию самого «Газпрома». Компания слишком крупна и могущественна для институционально слабого российского государства. Ее низкая эффективность и высокая коррупция, о которых говорит президент и его министры, являются не случайностью, а системным фактором. Масштабы компании делают издержки управления запредельными, порождая коррупцию при высоких затратах на контроль. Компания уничтожает конкурентную среду, в том числе для своих подрядчиков и потребителей. Наглядным примером является реформа электроэнергетики, когда лучшие активы ликвидируемого «РАО ЕЭС», в том числе энергосистемы Москвы и Санкт-Петербурга, оказались в руках газовой корпорации по заниженным ценам.

Подобно магическому кольцу из трилогии Толкиена, «Газпром» заставляет любого политика и менеджера действовать в своих интересах. Создание более конкурентной политической системы невозможно при наличии такого доминирующего игрока в экономике. Однако популярный оппозиционный политик Алексей Навальный и его соратник по борьбе с коррупцией Владимир Ашурков уже попали под обаяние монополии: в своих статьях они говорят о целесообразности сохранения «Газпрома» в государственной собственности при условии повышения эффективности управления. Напомним, именно с такими идеями пришел к власти и Владимир Путин: он сменил предыдущую коррумпированную команду, вернул государственный контроль над «Газпромом» и добился возвращения многих активов, уведенных из компании в 1990-е годы. Таким образом, даже в случае смены персоналий во власти воспроизведение существующей политической системы, вполне вероятно, продлится еще много десятилетий.

Системным решением было бы разделение «Газпрома» по примеру приватизации нефтяной отрасли начала 1990-х и реформы электроэнергетики 2000-х. Это не только разделение компании по видам деятельности, но и формирование нескольких крупных компаний на базе ее добывающих активов. Конкуренция в газовом секторе позволила бы ускорить его развитие, снизить цены для потребителей и улучшить структуру российской экономики. Отдельные компании было бы проще приватизировать, не опасаясь, что «враждебные» инвесторы получат контроль над российской экономикой и государством. Сумма капитализаций новообразованных компаний может с большой долей вероятности превысить капитализацию «Газпрома», который торгуется с существенной скидкой по сравнению со своими международными конкурентами.

 

«Роснефть»: все те же грабли

Приобретение «Роснефтью» ТНК-ВР показывает, что Владимир Путин, несмотря на признание отдельных проблем «Газпрома», по-прежнему не разочаровался в государственном капитализме. Если спроецировать опыт «Газпрома» на нового нефтяного «чемпиона», то можно предположить следующие последствия сделки.

 

В конце октября «Роснефть» совершила сделку по покупке российской нефтяной компании ТНК-BP (общая сумма соглашений оценивается в $61 млрд), по завершении которой она станет крупнейшей нефтяной компанией в мире

 

Во-первых, как и в случае с «Газпромом», государство в течение долгого времени не будет получать значительных дивидендов от владения компанией. «Роснефть» будет отягощена долгами и новыми проектами, средств на выплаты акционерам просто не останется. Деньги, которые должны были пойти российским гражданам, будут направлены на выплаты российским олигархам и британским инвесторам.

Во-вторых, сложно ожидать существенного роста капитализации «Роснефти». Помимо недостаточной прозрачности компании для инвесторов, невысокой эффективности, медленного роста и сурового российского инвестиционного климата рост капитализации будет сдерживаться возможной продажей пакетов акций ВР и государства в ходе приватизации компании. При этом государство покупает, а частные инвесторы продают по вполне рыночной цене. Как правило, частные инвесторы лучше государства определяют правильный момент для выхода из бизнеса, и государственные вложения могут не принести должной отдачи.

В-третьих, налоги на нефтяную отрасль будут сокращены. Выравнивание налогообложения нефте- и газодобычи уже началось. Теперь оно, скорее всего, будет продолжено в формате предоставления новых налоговых льгот «Роснефти».

В-четвертых, сократятся и темпы развития нефтяной отрасли. В условиях, когда пик добычи действующих месторождений уже пройден, для ускорения роста отрасли требуются масштабные инвестиции и новые технологии. Конкуренция стимулирует частные компании на риски и изобретение новых способов получения прибыли. Занявшая почти монопольное положение на российском рынке «Роснефть», вероятно, сконцентрируется на том, что она умеет лучше всего: захватывать активы и лоббировать свои интересы в правительстве.

В-пятых, ВР, скорее всего, не станет стратегическим партнером «Роснефти» и через несколько лет продаст свой пакет акций. Именно по такому сценарию развивалось партнерство E.ON c «Газпромом» и Amoco с «Лукойлом». В российских условиях даже 20% акций не дают возможности влиять на деятельность компании. Два директора от ВР в совете директоров «Роснефти» будут играть роль «свадебных генералов».

В-шестых, «Роснефть», как и «Газпром», может стать частью геополитической машины Владимира Путина. Налицо конфликт интересов: решения и даже слова российского президента (например, о ситуации на Ближнем Востоке) могут влиять на мировой рынок нефти и благосостояние его ближайших соратников. Даже если исключить «теорию заговора», команда российского президента оказывается не заинтересована в стабильности в ближневосточном регионе, поскольку это вредит ее экономическим интересам.

Наконец, приватизация «Роснефти» станет еще более сложной задачей. Понятно, что любому правительству сложно отдать долю в компании, контролирующей 50% важнейшей отрасли экономики. Миноритарные пакеты акций будут малоинтересны для инвесторов из-за низкого качества корпоративного управления.

Таким образом, вклад нефтяной отрасли в экономику и доходы бюджета от нефтедобычи сократятся. Увеличение доли государства в нефтяном секторе приводит к росту рисков бюджета: зависимость бюджета от цены на нефть возрастает, и в случае нового ухудшения экономической конъюнктуры одновременно сократятся и налоговые поступления бюджета, и стоимость активов, принадлежащих государству. Более того, учитывая перегруженность компании долгами, может возникнуть необходимость «спасения» «Роснефти» за счет бюджетных средств. Если бы российское правительство всерьез проводило политику диверсификации и снижения сырьевой зависимости, имело бы смысл, напротив, продать акции «Роснефти» и «Газпрома», а выручку от их продажи направить в резервный фонд, на пенсионную реформу и на строительство инфраструктуры. Тем самым укрепилась бы и макроэкономическая стабильность.

Поборники госкапитализма приводят пример Statoil, норвежской государственной компании, владеющей монопольным правом на разработку месторождений в стране. Однако более подходящие примеры государственных нефтяных компаний лучше искать в Латинской Америке, где (от Бразилии до Венесуэлы) они сталкиваются со знакомыми проблемами: неспособностью осваивать вверенные им ресурсы, высоким уровнем долговой нагрузки, низкой эффективностью и непрозрачностью для инвесторов, и, как результат, сокращением объемов добычи. Уже в ближайшие год или два станет понятно, превратится ли «Роснефть» в подобие Statoil или в привычный «Газпром».