В преддверии сентябрьских выборов Кремль укрепляет тактические позиции, привычно раздавая туманные обещания, увеличивая расходы и усиливая давление на оппозицию. При этом меняется и «оферта» Кремля российским элитам – особенно тем, кто не входит в высшие эшелоны власти. Анализ этих процессов выявляет неловкие противоречия.
В конце марта спикер Госдумы Вячеслав Володин призвал к «национальному ориентированию» российских элит. «Элита – местная, региональная, федеральная – должна переживать вместе со страной и успехи, и вызовы», – подчеркнул политик. Фото: duma.gov.ru.
Весна в России стала очередным сезоном «губернаторопада» – периода «чисток» элит, которые обычно проходят за несколько месяцев до важных выборов. За это время сразу четыре региона лишились лидеров: Пензенская и Ульяновская области, а также республики Тыва и Северная Осетия. Три из этих увольнений никого не удивили, так их жертвами стали политики, находившиеся на рискованных позициях в регионах, где в сентябре пройдут губернаторские выборы. Однако отставка Ивана Белозерцева, губернатора Пензенской области, стала сюрпризом – не только потому, что он не был непопулярным или проблематичным губернатором, и не потому, что он был недавно переизбран, а из-за того, как выглядел этот процесс. Белозерцев был арестован вместе с Борисом Шпигелем, главой известной фармацевтической группы «Биотэк», и обвинен в получении взяток, а затем – в фальсификации результатов выборов. Обыски в его квартире выявили стопки денежных банкнот и другие ценности, и соответствующие оперативные кадры были выставлены на всеобщее обозрение.
Как предположили некоторые наблюдатели, реальной мишенью этой атаки был не Белозерцев, а Шпигель и его прибыльный фармацевтический бизнес, связанный с поставками медицинского оборудования. Сам Шпигель заявил, что главной целью этого дела является передел местного фармацевтического рынка, осуществляемый ФСБ. Правдивы его обвинения или нет, пока неясно, но фактом остается то, что и бизнесмен, и губернатор были арестованы за некие противозаконные действия, хотя можно было ожидать, что по крайней мере Белозерцев избежит наказания.
Смена тактики
Репрессии в отношении элит – давнее явление. Белозерцев стал двадцатым губернатором, арестованным с 2005 года (среди мэров шанс оказаться в тюрьме еще выше). Однако по мере того как действующий режим слабеет политически и экономически, преследования набирают обороты. За десять лет – с 2005 по 2015 гг., были арестованы только девять губернаторов, за последние шесть с небольшим лет – 11. Прошедшие годы также были отмечены рядом громких уголовных дел в отношении высокопоставленных политических и бизнес-фигур: арест Владимира Евтушенкова в 2014 году, в результате чего в руки Роснефти перешел важный актив его бизнеса – «Башнефть»; арест Алексея Улюкаева, на тот момент министра экономики, в 2017 году, арест Зии Магомедова, вступившего в конфликт с «Транснефтью» в 2018 году, арест Михаила Абызова, бывшего министра «Открытого правительства» и управленца из сферы энергетики, который находится в СИЗО с 2019 года. Роль ФСБ в этих делах и арестах указывает на растущую роль органов госбезопасности в российской системе власти, и это все более очевидно в контексте стремительного и жесткого разворота Кремля в сторону криминализации оппозиционной деятельности.
Официальные комментарии, впрочем, рисуют несколько иную картину: спикер Госдумы Вячеслав Володин недавно призвал к «национальному ориентированию» элит во имя развития страны, а глава ЦИК Элла Памфилова указала на то, что в преддверии сентябрьских выборов «многие элементы» иностранного вмешательства в дела России уже просматриваются. На этом фоне – и тому есть множество примеров – лица, имеющие непрямое отношение к Кремлю, используют педалируемую «чрезвычайность» в стране для ужесточения контроля над элитами. В 2014 году Владимир Путин использовал похожую тактику, выступив за деофшоризацию российских капиталов, но успех этой кампании был весьма скромен. В 2018-м Кремль полагался на аналогичную риторику в попытках оправдать законопроект, призванный криминализировать соблюдение санкций США, и переложить часть финансового бремени, созданного внешней политикой Путина, на бизнес-элиту, но эта инициативу в итоге была отложена.
Сегодня может показаться, что российские власти меняют тактику – будь то по причине провала предыдущих инициатив, или, наоборот, потому что в Кремле сформировалось устойчивое видение для решения проблемы. Возможно, дело в том, что власти просто пытаются обновить элитные эшелоны. Но, судя по всему, нынешняя тактика запугивания населения действительно работает, заставляя политически пассивные массы выбрать подчиненность вместо активизма, а также поощряя сторонников «жесткой руки», стремящихся выдрессировать региональные элиты и заставить их подчиняться Кремлю по первому щелчку. Для спецслужб представление о том, что оппозиция является проблемой национальной безопасности, как раз является таким щелчком – удобным в использовании против несогласных, лишенных каких-либо возможностей защититься.
Пока неясно, исходит ли решение об ужесточении тактики из настроенного решительно Кремля или же оно является результатом ослабления российского президента, неспособного предотвратить рейдерство и сведение счетов между различными группами интересов. Скорее всего, и то, и другое. Так, согласно недавнему расследованию «Новой газеты», в 2010-2019 гг. в России было заведено порядка 4 тыс. дел против частных фирм на основании крайне расплывчатых формулировок статьи 210 УК РФ – «организация преступного сообщества (преступной организации) и участие в нем/ней». Эти дела в основном нацелены на захват имущества – яркий пример хищнического поведения властей. Однако здесь присутствуют и политические мотивы. Рейтинги президента хорошо смотрятся на бумаге, но эти показатели указывают, скорее, на отсутствие альтернативы, нежели на общественный энтузиазм в отношении его кандидатуры или даже просто согласие с его режимом. Доверие населения к президенту резко уменьшилось, а беспокойство российских избирателей из-за с растущих цен, падающих реальных доходов и экологических проблем, вызванных некомпетентным управлением является серьезной политической проблемой. Все это делает любые политические эксперименты с элитами потенциально опасными.
Реальная скрытая угроза
Сочетание угроз и призывов к национальному единству хорошо работает, когда речь идет о символических декларациях верности или оказании краткосрочных политических услуг. Однако расхлебывать кашу, заваренную в результате плохих политических решений, или совершать рискованные инвестиции – совсем другая история. Власть использует прицельные преследования для выполнения двух разных задач – предотвращения создания региональных центров власти и захвата привлекательных активов, – и между ними есть серьезные противоречия, особенно если Кремль ожидает, что элиты будут послушно продолжать инвестировать. Олигархи могут охотно объединиться с «Роснефтью», чтобы засудить издателя книги Putin’s People: How the KGB Took Back Russia and then Took on the West («Макмиллан», 2020) написанной британской журналисткой Кэтрин Белтон. Их можно уговорить выделить деньги на избирательные кампании кандидатов на региональных и федеральных выборах или, наоборот, отказать в поддержке тем, кого Кремль считает проблематичными фигурами. Однако эти усилия решают только поверхностные проблемы, игнорируя вполне реальную угрозу – приближающийся экономический и социальный кризис.
Государство нуждается в частном секторе, чтобы решить ключевые задачи самосохранения, начиная от «нацпроектов», нацеленных на стимулирование роста в стране, и заканчивая политически важными инвестициями в общественную инфраструктуру. При этом соотношение инвестиций к ВВП в России по-прежнему не дотягивает до 30%, характерных для развивающихся стран: в 2020 году их доля составляла 21%, а за прошедшие 10 лет ни разу не превысила 25%. Даже промышленные парки, призванные стимулировать частные инвестиции, за последние несколько лет получили меньше денежных вложений, чем ожидалось. Фискальный мультипликатор в России (показывает прирост ВВП при увеличении госрасходов) стабильно низок: по оценке экономиста Сергея Алексашенко, он составляет примерно 0.2-0.3, что ниже, чем в большинстве развитых стран.
На фоне этих проблем Кремль возлагает на региональных лидеров обязанность либо стимулировать частные инвестиции, либо самостоятельно выискивать средства на эти задачи. Так, в своем недавнем послании Федеральному Собранию Путин предложил губернаторам быть более «самодостаточными» при выполнении проектов по социальным инвестициям, то есть придумать идеи, желательно до сентябрьских выборов, и взять на себя всю ответственность за их реализацию. В ближайшее время правительство готово увеличить фискальное пространство регионов, заменив их коммерческий долг дешевыми займами из бюджета, расширив срок погашения существующих займов и выдав новые инфраструктурные займы на сумму в 500 млрд рублей.
Это реальные деньги, но и они вряд ли что-то изменят, будучи временной мерой, поскольку речи о том, чтобы позволить регионам нарастить контроль над собственными ресурсами, пока не идет По данным рейтингового агентства ACRA, сумма новых бюджетных займов, названная Минфином, составит лишь около половины коммерческого долга, который они призваны заменить. Это значит, что получатели этих денег будут определены с учетом дополнительных условиях и политического фаворитизма. Если, как предложил Путин, правительство будет учитывать долги региона в процессе распределения инфраструктурных займов, то от этих займов могут непропорционально выигрывать нефте- и газодобывающие регионы, а также регионы, которые полагаются на правительственные гранты, а не на займы. Все это не слишком похоже на структурные изменения.
После двух десятилетий фискальной и политической централизации в прошлом году Кремля попытался еще больше консолидировать ресурсы, создав Координационный центр правительства РФ и открыв прямой сбор жалоб от граждан в обход региональных властей. Проекты, финансируемые через инфраструктурные займы, также будут скрупулезно рассмотрены на федеральном уровне. Губернаторам остается только демонстрировать поддержку федерального центра путем обеспечения желаемых результатов выборов или подачи жалоб против участников ценовых сговоров. При этом вряд ли стоит рассчитывать на то, что региональные лидеры или бизнес-элита проявят какую-либо инициативу или пойдут на дополнительные риски.
Распространение рисков
Наряду с преследованием оппозиции и различных форм диссидентства, основным риском для режима является то, что репрессии могут разрушить систему взаимопонимания и стимулов, сложившуюся между центром и региональными элитами, благодаря которой продолжает политическая система пока продолжает работать. Убедить бизнес инвестировать и без того трудно, учитывая высокие риски захвата собственности. Региональные политические лидеры, особенно технократы-аутсайдеры, тоже сталкиваются с дилеммой. Легитимность многих основана на их назначении федеральным центром, что позволяло им, демонстрируя правильную лояльность, ожидать определенной безнаказанности за свое поведение. Но если эти привилегии исчезнут, такие политические назначенцы столкнутся с неприятной реальностью, в которой в случае атаки их судьба будет вряд ли интересна местному населению. Это противопоставляет их кандидатам, пользующимся реальной поддержкой народа, как, например, губернатор Хабаровского края Сергей Фургал, чей арест прошлым летом вызвал массовые протесты в регионе.
Пока неясно, чем поможет народная поддержка арестованным политическим фигурам, будь то представитель системой оппозиции, как Фургал, или несистемной – как Алексей Навальный. Но по мере того как репрессии становятся все более жесткими и случайными, региональные лидеры неизбежно начнут сомневаться в том, что нужный процент на выборах, поддержание порядка в регионе или даже прямое выполнение директив Кремля гарантируют им безопасность. Как и бизнес-элита в поисках безопасного портфолио, региональные элиты вполне могут захотеть разнообразить свои активы.
Перевод текста: Елизавета Агаркова.
