Институт современной России

Два месяца назад я уже обращался здесь к теме пандемии коронавируса в России, отмечая поразительные особенности отечественной статистики и предполагая, что проблема остается недооцененной. Однако обострение ситуации оказалось даже более масштабным, чем я мог в то время предположить. К середине года в России ставятся очередные рекорды по смертности, регионы вводят все новые коронавирусные ограничения, а влас­ти так и не могут сформулировать единую позицию в противостоянии рас­пространяющейся инфекции.

Ситуация, сложившаяся в стране к началу июля, выглядит крайне сложной и комплексной. С одной стороны, Кремль имеет основания утвер­ждать, что Россия подверглась новой вирусной атаке извне и что резко вы­ро­с­шие темпы ежедневных инфицирований и госпитализаций связаны с мутировавшими штаммами, куда более опасными для человека, чем изнача­льный «ухань­ский» вариант. Не только Россия, но и многие другие страны подверглись «наступлению»: за июнь число фикси­руемых за день новых случаев COVID-19 в Великобритании выросло почти в пять раз, хотя стоит заметить, что большинство стран Европы и Северной Аме­рики отчитались о существенном снижении числа заразившихся в прошлом месяце.

С другой стороны, российские власти несут намного бóльшую от­ветственность как минимум по двум причинам. Во-первых, они не смогли не только осуществить, но даже начать массовую вакцинацию, по сути пустив дело на самотек. На 1 июля в стране было полностью вакцинировано всего 11,5% населения, а на­ка­нуне власти признали, что достижение к осе­ни наме­ченного 60-процентного рубежа вакцинированных нереально. Во-вторых, федеральное пра­вительство так и не предпри­няло ничего, что могло бы остановить распрост­ранение вируса. Многие ком­ментаторы указывали на риски массовых празднований, собравших в конце июня почти 40 тыс. питерских вы­пускников, на съезды «Единой России» и партий лояльной оппозиции, про­водившиеся на фоне роста числа новых случаев инфекции. Наметившаяся динамика не оставляет сомнения в том, что тре­тья волна окажется масш­табнее второй – многие врачи и демографы уже поспешили оценить «избы­точную смертность» в течение этого лета в 300 тыс. человек. 

Очередная волна коронавируса застала российские власти врасплох – при­чем в двух аспектах. Прежде всего надо сказать, что Кремль уже несколько раз объявлял о по­­беде над вирусом. Первые сверхоптимистические заявления Владимира Путина на эту тему прозвучали ровно год тому назад, когда он сказал: «Безо всяких сомне­ний, нам в целом удалось выполнить задачу, которую мы перед собой ста­вим, – защитить граждан России от этой инфекции». Затем в похожих фор­мулировках чиновники отрапортовали о завершении второй волны в апре­ле этого года, а Минэкономики даже представило экономические прогнозы на 2021 и 2022 гг., в которых фактор коронавируса вообще не принимался в расчет. Презентация вакцин – сначала зарегистри­рованного первым в мире «Cпутника V», а потом еще нескольких – воспри­нималась как гарантия за­вер­шения эпидемии: по всему миру граждане ждали вакцины как глот­ка свежего воздуха и никто не предполагал масш­таба «антипрививочных на­строений». Напротив, главной «страшилкой» бы­ли рассуждения о неспосо­бности российской промышленности вовремя вы­пустить необходимое ко­личество доз. Будучи уверенным в том, что ситуа­ция находится под контролем, Путин назначил на 19 сентя­бря выборы в Государ­ственную Думу, которые сегодня становятся одним из главных препятствий для эффективной борьбы с пандемией – и в пропаган­дистском смысле (в такое время не хочется показывать значимость имеющихся проблем), и чисто технически (требуется организовывать массовые мероприятия и собирать людей на избирательных участках). Таким обра­зом, возникают проблемы тайминга и массы несбывшихся обещаний.

Однако не менее важны и другие аспекты. Российские власти в новых ус­ловиях оказались жертвой собственной экономической и идеологичес­кой политики. Судя по всему, с самого начала пандемии в Кремле решили не поддерживать прямыми дотациями ни граждан, ни большую часть биз­неса. Поэтому даже зимой, на пике заражений, новых локдаунов не вводилось. Сейчас их тоже не намерены вводить, чтобы не остановить и без то­го крайне неуверенный экономический рост, но это означает лишь, что пандемию быстро не подавить. Власти пытаются закрывать доступ невакцини­рованным людям в кафе и рестораны, но шансы заразиться в них намного ниже, чем в общественном транспорте или метро в час пик. В Австралии, Новой Зеландии и Бангладеш появление новых штаммов немедленно вернуло кру­пные города в состоя­ние полного локдауна, хотя количество зараженных в расчете на миллион жителей в той же Австралии меньше россий­ского показателя в 30 (!) с лишним раз. Для Москвы такие меры неприемлемы: пра­вительство пред­почитает терять жизни граждан, но не финансовые ре­зер­вы, и этот выбор представляется непоколебимым.

Есть и еще один ас­пект, столь же сущест­венный: Путин на протяжении своего долгого прав­ления выработал так­тику не увлечения граждан за собой на какие-то новые свершения, а своего рода подстраивания под их собственные психологию и об­раз мыслей – и в этом заключается секрет его устойчивой поддержки. На­се­ление в России привыкло спасаться само по себе, без участия государ­ства. Если в широ­ком смысле это является благом для Кремля, так как не вызы­вает возмуще­ния его провальной экономической политикой и не порожда­ет обществен­ной мобилизации, то в отношении коронавируса эта же осо­бенность граждан ста­новится сущим проклятием, так как обусловливает ус­тойчивое отторжение кампании по вакцинации и пренебрежение элемен­тар­ными са­нитарными требованиями. Давить на людей власть боится пре­жде всего потому, что не хочет увидеть даже подобие какого-либо массо­вого недо­вольства в ка­нун парламентских выборов. Поэтому основной стра­тегией Кремля остает­ся пускание ситуации на самотек, но риск непред­виденных следствий весьма высок и продолжает расти.

Какие могут быть варианты действий Кремля в складывающейся ситуа­ции? Если бы власти ставили своей задачей быстрое подавление вспышки инфекции, самой правильной стратегией было введение решительных ог­раничительных мер на фоне послаблений с вакцинацией, выражающихся, например, в массовых закупках иностранных препаратов и предложении россиянам вакцинироваться любым образом в зависимости от того, какому производителю они доверяют. Никакие затраты на иностранные вакцины или потеря прибылей российскими фармацевтами несоизмеримы с убытка­ми от возможного локдауна и от смертей десятков тысяч людей. При этом совершенно логичным решением является перенос выборов в Государст­вен­ную Думу, например, на год: население отнеслось бы к этому с куда бóль­шим пониманием, чем к проведению предвыборных пропутинских митингов на пике очередной эпидемической волны. Многообразие вакцин сняло бы многие причины для критики обязательной вакцинации, а перенос вы­боров позволил уйти от массы популистских решений. К осени 2022 года, хоче­тся верить, пандемия утихнет, экономика восстановится, и это даст Крем­лю больше козырей, чем нынешняя неопределенная ситуация. 

Между тем, 30 июня «прямая линия» Путина указала на то, что власти не готовы идти таким путем – основной курс взят на отказ от всеобщей обязательной вакцинации; никакого чрез­вычайного положения, способного по­требовать централизованных дейст­вий по поддержке населения или бизне­са, введено не будет; принятие непопулярных мер возложено на реги­­ональные власти, которые, за исключением мэра Москвы, не горят желани­ем становиться «крайними», ограничивая безумства граждан. Достаточно от­метить, что руководство Краснодарского края, буквально тремя днями ра­нее объявившее, что с 1 августа доступ на курорты будет открыт только для вакцинированных, отменило это решение через пару часов после путинско­го общения с народом. 

В таких условиях не­избежно окажется востребована прежняя тактика фальсификаций, только распространена она будет гораз­до шире, чем ранее. Власти будут снова представлять коронавирус «внебольни­чной пневмонией», опровергать нехватку мест в больницах, не ставить пра­вильные диагнозы умирающим. Я практически уверен, что в официальных данных нынешняя волна не станет масштаб­нее прежней – власти лишь продолжат сообщать о большем количестве ле­тальных исходов, что, вероят­но, должно побудить граждан к вакцинации, но не об исторических рекор­дах заражений, что говорило бы о неудовлет­ворительной профилактичес­кой работе.

При этом к фальсификации ста­тистики прибавится и фальси­фикация лечебной работы. Скоро мы увидим стремительный рост вакцина­ций даже несмотря на недостаток вакцин и увеличивающиеся отгрузки ее за границу. Уже появились сообщения о том, что наиболее популярная вак­цина «Спутник V» подменяется препаратами, к которым граждане не испытывают должного доверия.

Главная причина происходящего ныне в России сводится, на мой взгляд, к тому, что на протяжении последних двух десятилетий власти пришли к выводу, что оптимальной для них средой является не обеспечение быстрых ответов на сложные вызовы, а замораживание ситуации на неопределенный срок. Идеальным бюрократическим оборотом является формула «ситуация взята под контроль», из чего, однако, не вытекает, что проблема решена. Кремлю выгодно поддерживать «управляемую нестабильность» в постсо­ветских республиках; он предпочитает не позволять людям обогащаться за счет развития собственного бизнеса, а «кормить их с ложечки» разнообраз­ными пособиями; инфраструктурные проекты тянутся годами и десятиле­тиями, и чем дольше они тянутся, тем больше смакуются правительством, – примером может быть та же газификация.

В случае с коронавирусом власти поняли, что пандемия требует слишком решительных дейс­твий для ее преодоления, что сохранение данной угрозы очень выгодно для решения целого ряда политических задач, что возникла еще одна возмож­ность оказаться ближе к народу и продемонстрировать российскую «осо­бость». Для российской власти пандемия не является тем абсолютным злом, каким она видится руководителям большинства других государств. Она не угрожает созданной «стабильности» – и поэтому тот факт, что Кремль не только допустил возникновение новой волны коронавируса в России, но даже и не слишком утруждает себя решением этой проблемы, не должен вызывать ни у кого удивления.

* Владислав Иноземцев – д.э.н., профессор, директор Центра исследований постиндуст­риального обще­ства (г. Москва).