В преддверии 30-летия подписания Беловежских соглашений ректор РАНХиГС Владимир Мау и политолог Владимир Гельман обсудили неизбежность распада СССР, революционную ситуацию осени 1991 года и влияние наследия 1990-х на современную Россию.
Владимир Гельман (слева) и Владимир Мау определяют процесс распада СССР в 1991 году как период революции.
12 октября Британская ассоциация славянских и восточноевропейских исследований (BASEES) организовала дискуссию, посвященную краху советской системы и политическим и экономическим преобразованиям 1990-х. В ней приняли участие ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте РФ (РАНХиГС) Владимир Мау и профессор политологии Европейского университета в Санкт-Петербурге и Университета Хельсинки Владимир Гельман; модератором выступил почетный профессор экономики Уорикского университета, автор книг по советской экономике Марк Харрисон.
Ниже приводятся ключевые тезисы дискуссии.
Об осени 1991 года как периоде революции
Оба эксперта охарактеризовали осень 1991 года как период революции. Это было время тревог и страхов, но в то же время революционной эйфории и надежд, когда каждый день приносил новую «дезориентирующую» информацию. Вспоминая те события, Владимир Гельман процитировал известную фразу из романа Чарльза Диккенса: «Это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен...», — которая также является эпиграфом к книге Владимира Мау «Вызов революции: современная Россия в исторической перспективе» (The Challenge of Revolution: Contemporary Russia in Historical Perspective, Oxford University Press, 2003).
Мау отметил, что революция как коренная системная трансформация может обернуться насилием, но это происходит тогда, когда людям нечего терять. Будучи важным атрибутом советской системы, насилие тем не менее не стало составным элементом революции 1991 года. Имея перед глазами пример распада Югославии, советское руководство, возможно, хотело избежать столь жестокой гражданской войны.
Гельман согласился с тезисом, что мирный распад СССР был приоритетной задачей. В условиях межэтнических конфликтов — от Нагорного Карабаха до Приднестровья — необходимо было избежать риска новых серьезных столкновений на национальной почве. Подписанные 8 декабря 1991 года Беловежские соглашения официально положили конец существованию Советского Союза — такой сценарий расценивался как «наименее неприемлемое решение», «быстрый развод» в противоположность более длительным и сложным альтернативам. Эти соглашения позволили продолжить экономические реформы, без них последующие изменения были бы гораздо более проблематичными — не только для России, но и для ее соседей.
О неизбежности развала СССР
1991 год стал истинным рубежом десятилетий: на смену советским вождям пришел первый демократически избранный президент России Борис Ельцин. Многие эксперты до сих пор задаются вопросом, можно ли было тогда избежать революции. По словам Мау, поворотный момент для мирного перехода, после которого крах уже был неизбежен, наступил в 1960–1970-х, когда советские власти пытались продолжить реформы хрущевской эпохи, однако неблагоприятная ситуация на нефтяном рынке и жесткость советской социально-экономической модели привели к тяжелому структурному кризису. К моменту обвала цен на нефть в 1985–1986 годах было уже слишком поздно менять траекторию падения.
По мнению Владимира Гельмана, точка невозврата наступила позже, в 1980-е, в результате реформ Михаила Горбачева. Горбачев стремился усовершенствовать советскую систему, но не представлял, что для этого требовалось, и недооценивал масштаб проблем, с которыми столкнулся. Гельман предложил провести мысленный эксперимент: представьте, что с помощью машины времени вы вернулись в 1985 год, чтобы подсказать Горбачеву, как поступить. По словам эксперта, когда он дает это задание своим студентам, чтобы обсудить возможные альтернативы, они всегда приходят к выводу, что Горбачеву следовало просто сохранить статус-кво — результат был бы тот же самый.
О значении 1990-х для современной России
Десятилетие строительства нового российского государства, начавшееся сразу после распада СССР, вошло в историю как период страшного хаоса. Сегодня, спустя 30 лет, эксперты рассуждают о том, насколько справедлива такая оценка 1990-х. По утверждению Гельмана, многие проблемы, с которыми страна столкнулась в 1990-е, имели глубокие корни: советская экономика разваливалась еще при Горбачеве, и долгая депрессия была побочным эффектом этого процесса. С другой стороны, отмечает он, многие меры политики 1990-х обеспечили экономический рост в 2000-х. Основываясь на этом, Мау предположил, что в действительности революция продолжалась с 1987 года, то есть с начала перестройки, до 1999–2000-го, когда после длительной депрессии и турбулентности в России наметился экономический рост.
По словам Гельмана, проблемы первого постсоветского десятилетия были связаны с особенностями так называемого «тройного перехода» — одновременной трансформации политической, экономической систем и модели государственного строительства (стояла задача построения национального государства). Он подчеркивает, что в конечном счете России удалось избежать наихудших сценариев. В то же время легко понять тех, кто негативно относится к 1990-м, — слишком силен был контраст между надеждами периода перестройки и экономическими трудностями первых постсоветских лет. Гельман также признал, что и сам критически относился к политике Ельцина и премьер-министра Егора Гайдара, но теперь понимает, что возлагать на них вину несправедливо: чтобы дать взвешенную оценку реалиям тех лет, нужно иметь в виду, что такое развитие оказалось далеко не худшим по сравнению с другими возможными вариантами.
* Лия Визевич — член организационной группы Стэнфордского российско-американского форума. Имеет диплом бакалавра в области российских и восточноевропейских исследований Пенсильванского университета и степень магистра истории Кембриджского университета.
