Парламентские выборы, состоявшиеся в Турции 7 июня, удивили многих. Партия справедливости и развития президента Реджепа Эрдогана впервые за 12 лет набрала всего 41% голосов, потеряв простое большинство в турецком Великом национальном собрании. Турцию, как и Россию, политологи относят к гибридным режимам, однако сравнительный анализ двух стран показывает, что Эрдогану, поклоннику политики Владимира Путина, судя по всему, не суждено пойти по стопам российского лидера.
Жесткие политические методы и популистская антизападная риторика Реджепа Эрдогана (справа), из-за которых аналитики часто сравнивали его с российским президентом Владимиром Путиным (слева), не помогли президенту Турции выиграть выборы. Фото: Reuters
Результаты парламентских выборов в Турции, состоявшихся 7 июня, наверняка стали шоком для президента страны Реджепа Тайипа Эрдогана. Во-первых, его Партия справедливости и развития (ПСР) впервые за 12 лет потеряла конституционное большинство в парламенте, набрав всего 41% голосов (259 мест из 550). Теперь, чтобы сформировать правительство, ПСР придется вступать в коалицию с оппозицией, что явно будет непростой задачей. 10-процентный избирательный барьер преодолели Народно-республиканская партия (25%), Партия националистического движения (17%) и прокурдская Партия демократии народов (12,8%). Все три довольно резко противостоят ПСР. Если ПСР в течение месяца не удастся договориться ни с одной из партий, в Турции придется проводить повторное голосование. Во-вторых, избирательный барьер впервые преодолели представители этнического меньшинства (высокий проходной барьер был установлен, в частности, для того, чтобы не допустить в парламент курдов, составляющих около 20% населения страны). В-третьих, выборы также продемонстрировали глубокую поляризацию турецкого общества: как отмечает болгарский политолог Димитар Бечев, 45% населения поддерживают Эрдогана, 55% — оппозиционные партии.
Неожиданный исход выборов создает интересный контекст для сопоставительного анализа политической ситуации Турции и России. Политологи находят немало параллелей в развитии двух стран, сравнивая президента Эрдогана с российским лидером Владимиром Путиным. Как в Турции, так и в России политическая система относится к разряду гибридных режимов или электоральных автократий. «Это режимы, в которых, с одной стороны, проходят регулярные выборы и существует легальная многопартийность, с другой — законодательные правила игры меняются в интересах правящей группы, медиа контролируются государством, и благодаря этому исход выборов во многом предрешен заранее», — объясняет политолог Екатерина Шульман, доцент кафедры государственного управления Института общественных наук РАНХиГС. Аналогичное мнение высказывает Димитар Бечев, отметивший, что в обеих странах власть сконцентрирована в руках одного человека (соответственно Эрдогана и Путина), наблюдается культ личности главы государства, установлен государственный контроль над СМИ, ряд государственных институтов, включая суд, маргинализированы или подчинены исполнительной власти.
Экономический бум
Как и Владимир Путин, Эрдоган в немалой степени обязан своим политическим успехом экономическому буму. «Появление ПСР совпало с выходом Турции из тяжелого финансового кризиса», — напоминает Павел Шлыков, эксперт Российского совета по международным делам, доцент кафедры истории стран Ближнего и Среднего Востока ИСАА МГУ им. Ломоносова. Основанная 14 августа 2001 года, ПСР провозгласила курс на политические и экономические реформы, поставив себе также целью вступление Турции в Евросоюз. Реформы оказались настолько успешными, что в 2007 году журнал The Economist назвал правление ПСР «самым успешным в Турции за последние полвека». «Так же как в России, с 2002 по 2006 год в Турции наблюдался значительный экономический рост (в среднем на 7,2% в год), и правящая ПСР трижды подряд выигрывала выборы с преобладающим большинством — в 2002-м, 2007-м и 2011 годах», — отмечает Екатерина Шульман.
По данным Турецкого института статистики (TurkStat), с 2003 по 2013 год ВВП Турции вырос на 180%, достигнув $820 млрд (среднегодовой рост ВВП составил 4,9%). При этом общая сумма госдолга уменьшилась в два раза, дефицит бюджета — почти в десять раз. Как отмечают эксперты, мировой кризис 2008–2009 годов привел к тому, что турецкая экономика «просела», однако Турция пострадала гораздо меньше, чем, например, страны—члены Евросоюза.
Аналогичные темпы роста наблюдались и в России при Владимире Путине, что во многом обеспечило ему долгосрочную поддержку населения. По данным Росстата, на протяжении 2000-х рост ВВП в стране в среднем составлял 7–8%, а инфляция сократилась с 20,2% в 2000 году до 8,8% в 2010-м.
Однако если сегодня Всемирный банк прогнозирует рост ВВП Турции в районе 3% в 2015 году, то оценка экспертами банка экономики России вызывает гораздо меньше поводов для оптимизма: сокращение ВВП в текущем году может составить 2,7%.
«Путинизация»
До недавнего времени электоральный процесс в Турции был устроен так: население выбирало парламент, лидер победившей партии становился президентом, который, в свою очередь, назначал премьер-министра и министров. Однако все изменилось в 2014 году, когда Эрдоган, являвшийся на тот момент премьер-министром, объявил прямые президентские выборы, на которых и победил в первом туре, набрав 52,1% голосов. Об изменениях избирательных процедур в России можно написать отдельную статью, но достаточно вспомнить отмену выборов губернаторов, возвращение Владимира Путина на третий президентский срок и продление срока полномочий главы государства с четырех до шести лет.
«Трансформация, которую переживает политическая система Турции за последние десять лет, в международной прессе часто обозначается термином „путинизация“, — говорит Екатерина Шульман. — Это переход от реформистской и модернизационной повестки дня к социально ориентированной, националистической и изоляционистской риторике, поддержке „традиционных ценностей“ и сближению государства с церковью».
Так, часть турецкого общества, на чью поддержку опирается ПСР, болезненно переносит доминирование западной культуры, выхолащивание исламских традиций, вытеснение ислама из повседневной и общественно-политической жизни. Как подчеркивает Шлыков, расплывчатая политическая платформа ПСР вряд ли привлекла бы опытный электорат, зато нашла отклик у неискушенных избирателей. «Эрдоган и его сторонники реализовали потенциал невостребованного электората, живущего за пределами центральной агломерации — в маленьких городах и сельских районах. Основную поддержку ПСР получает от „анатолийского типа“ — средних предпринимателей, относящих себя к консервативной части турецкого общества, — поясняет эксперт. — Их запросам отвечает модель консервативной демократии, реализуемая партией».
ПСР также выступает за мягкую «реабилитацию ислама», что вызывает определенную поддержку у верующего большинства страны, однако свой упор на исламские ценности члены ПСР умело маскируют: формально у партии отсутствуют признаки, по которым ее можно закрыть. Напомним, что в Турции запрещено проводить политику на основании этнических или религиозных различий. Так, в 2001 году Конституционный суд страны запретил деятельность исламской Партии добродетели, постановив, что ее деятельность направлена против светского характера турецкого государства.
Хотя Россия также является светским государством, однако Русская православная церковь все более активно участвует в государственной политике Путина, продвигающего «традиционные ценности», патриотизм и культ семьи. Например, РПЦ поддержала недавнюю инициативу депутатов Госдумы запретить аборты по бесплатному полису медицинского страхования и в частных клиниках. А глава синодального отдела Всеволод Чаплин призвал объявить врагами все организации, практикующие аборты.
Образ «внешнего врага»
Россию и Турцию также сближают основные принципы проведения внешней политики. По словам Екатерины Шульман, основные черты сходства — это «гипертрофированная роль государства в политике и СМИ, попытки навязать то, что руководство страны считает „традиционными ценностями“, пропаганда идеи „кругом враги“ и общее недоброжелательное отношение к другим странам и народам, особенно к США». Эксперт напоминает, что, согласно данным опроса Pew Research Center, опубликованного в октябре 2014 года, 73% граждан Турции высказали негативное отношение к США и только 19% — позитивное. Причем подобные настроения являются устойчивой тенденцией последних лет. 70% турок негативно относятся к НАТО (куда входит Турция). Любопытно, что среди стран, неприятных жителям страны, также фигурируют Израиль (86%), Иран (75%) и — неожиданно — Россия (73%). Впрочем, отношение к России в мире в целом значительно ухудшилось из-за ее участия в украинском конфликте.
Схожее отношение к США демонстрируют и жители России, чему способствует массивная антизападная пропаганда по федеральным телеканалам. Так, по данным майского опроса «Левада-центра», 73% россиян заявили о своем негативном отношении к США (к ЕС — 59%). При этом «друзьями» россияне называют Белоруссию (55%) и Китай (43%).
И Москва, и Анкара активно продвигают идею о существовании «внешнего врага». «Последние два года мы переживаем глобальную борьбу. Турции и ее планам на будущее объявлена война. Если вы хотите стать великой страной — весь мир будет против вас», — пишет официозная турецкая газета Yeni Safak («Новая заря»). «Есть попытка сдержать наше развитие различными средствами, есть попытка заморозить существующий, сложившийся за последние десятилетия после развала Советского Союза миропорядок во главе с одним безусловным лидером, который хочет в качестве такого и остаться, полагая, что ему можно все, а другим можно только то, что он разрешит, и только в его интересах. Такой миропорядок Россию никогда не устроит», — говорил в эфире «Первого канала» Владимир Путин в феврале 2015 года.
В рейтинге свобод Freedom House 2014 года Турция вместе с Россией попала в список экономически сильных стран, продемонстрировавших явный отказ от демократических стандартов. В этой группе также оказались Египет, Венесуэла, Таиланд, Нигерия, Кения и Азербайджан. Однако Турция была определена как «частично свободная», в то время как Россия названа «несвободной» страной
По словам Димитара Бечева, оба лидера используют внешнюю политику как инструмент внутриполитической мобилизации. Например, Эрдоган очень часто прибегает к риторике, демонизирующей его оппонентов как «пятую колону» внешних противников Турции (главными врагами страны, по версии Эрдогана, являются нынешний президент Сирии Башар аль-Ассад и сирийские курды). По той же схеме действуют и российские власти, используя ту же терминологию, обвиняя оппозицию в финансировании из США.
Турцию и Россию также роднит проблема присоединения территорий. «Есть у Турции и свой Крым — Северный Кипр», — напоминает Екатерина Шульман. Он не присоединен к стране, а объявлен независимой республикой, которую никто, кроме Турции, не признает. «Но благодаря тому, что кипрскому конфликту уже много лет, ситуация там постепенно смягчается, пропускной режим либерализируется, и жителям обеих частей разделенного острова стало легче общаться между собой», — поясняет эксперт.
Протесты
Не менее схожи в Турции и России методы борьбы с оппозицией. «Российский наблюдатель легко узнает и кампанию по борьбе с враждебной западной прессой, и платную проправительственную активность в интернете, и страх перед разрушительной ролью социальных сетей в сочетании с характерной для стран догоняющего развития болезненной любовью высокопоставленных госслужащих к гаджетам и твиттеру», — объясняет Екатерина Шульман.
В России самыми масштабными протестами за последние 20 лет стали акции на проспекте Сахарова в 2011 году и на Болотной площади в 2012-м. Если первая акция была мирной — участники даже дарили полицейским цветы, а лидеры оппозиции пили виски в мэрии, согласовывая мероприятие, то вторая акция, проходившая под лозунгом «За честную власть! За Россию без Путина!», сопровождалась беспорядками и массовыми задержаниями демонстрантов. Протест на Болотной вылился в политически мотивированное «болотное дело», по которому, по последним данным, проходит 30 человек. Многие участники дела отбывают реальные сроки в заключении.
В Турции крупнейшим протестом оппозиции за время правления Эрдогана стал так называемый «Гези-парк». Мирная акция небольшой группы экологов, начавшаяся 28 мая 2013 года в центре Стамбула, обернулась волной протестов по всей стране, продолжавшихся несколько месяцев. Когда палаточный лагерь «зеленых», выступавших против строительства торгово-развлекательного центра на месте парка Таксим-Гези, власти ликвидировали с помощью дубинок и слезоточивого газа, на защиту парка и активистов неожиданно встали тысячи жителей Стамбула. Попытки полиции усмирить демонстрантов (помимо слезоточивого газа и дубинок в ход пошли также водометы; проходили массовые задержания протестующих) только усугубили ситуацию: беспорядки охватили и другие крупные города страны, включая Анталию, Анкару, Измир и т. д. Основную группу протестующих составляла молодежь — школьники старших классов и студенты.
Ключевую роль в развитии турецкого протеста сыграли социальные сети — в качестве ответа Эрдоган на какое-то время заблокировал в Турции доступ к твиттеру, а затем и к YouTube. «Мы камня на камне не оставим от этих твиттеров-шмиттеров», — заявил турецкий лидер. Его не смутила ни критика Запада, ни возмущение общества.
Однако «Гези-парку» не суждено было стать «турецкой весной». «Главный недостаток протестов „Гези-парка“ — отсутствие цели, — убежден руководитель Центра политической информации Алексей Мухин. — В России требования отставки Путина также не воспринимаются политически состоятельными группами. Как и России, Турции не хватает оппозиционного кандидата на роль лидера страны». Оппозиционные партии, попытавшиеся встать во главе турецкого протеста, не получили поддержки населения, поскольку не пользуются популярностью среди турецкой молодежи.
Конец эпохи?
Екатерина Шульман напоминает: показательны не только сходства, но и различия между российским и турецким режимами. «С политической точки зрения наиболее значимые различия следующие: Турция — не член ЕС, но член НАТО и ОБСЕ. Каковы бы ни были мнения турецкой публики об американцах, военная и политическая интеграция страны с США и ЕС куда выше, чем у России». В Турции также гораздо выше степень политического влияния армии и военных, тогда как в России армия и флот вообще не являются субъектами политического процесса.
Армия долгое время считалась гарантом демократических ценностей в Турецкой Республике. Поэтому именно военные оказались на пути ПСР к монополизации власти. Противостояние верхушки армии и «последнего турецкого султана» (как прозвали военные между собой Эрдогана) началось еще в 1997 году. Придя к власти, Эрдоган и его соратники решили справиться с неофициальным влиянием военной элиты. Инициировав три громких судебных процесса — «28 февраля», «Эргенекон» и «Кувалда», — закончившихся массовыми арестами и приговорами, турецкий лидер смог «очистить» ряды военных от противников и назначить на освободившиеся посты своих сторонников.
В дальнейшие планы Эрдогана входило превращение Турции из парламентской республики в президентскую (проект новой Конституции готовился ПСР два года). Однако результат парламентских выборов поставил крест на этих амбициях. Коалиционное правительство, которое ПСР придется создавать в ближайший месяц, вряд ли поддержит дальнейшую централизацию власти в руках турецкого лидера, считают аналитики Eurasia Group. Таким образом, можно говорить о том, что эпоха Эрдогана начала свое завершение.
Что касается России, стоит напомнить, что в 2016 году ей предстоит провести свои парламентские выборы. И хотя давление на российскую оппозицию продолжается, их итоги, как и в Турции, вполне могут оказаться неожиданными.
