«Мы благодарны судьбе»
Еще одна семья, удочерившая девочку из России, которую мне удалось посетить, живет в окрестностях города Провиденс в штате Род-Айленд. Это Кевин и Джоан Талли и их приемная дочь Эмили. Джоан – медсестра со стажем, сегодня преподает в местном колледже, ее муж Кевин – кардиолог.
Джоан встречает меня на станции Провиденс, и, пока мы едем к ней домой, она рассказывает историю удочерения Эмили.
– Когда мы с Кевином решились на приемного ребенка, то, изучив различные возможности, остановились на небольшом агентстве – их офис находится совсем рядом. В нашем районе все друг друга знают, а об этом агентстве мы слышали только самые хорошие отзывы – они занимались усыновлениями 15 лет.
– У нас не было каких-то предпочтений в смысле страны, но так получилось, что нам предложили рассмотреть Россию, и мы решили попробовать, – продолжает Джоан. – Я помню, что начала заполнять бумаги в январе 2008 года. Форм было очень много – проверяли все наше прошлое и настоящее! Довольно скоро – я точно помню, что это было 19 марта, День святого Иосифа, – мне позвонили из агентства и говорят: «С Днем святого Иосифа!». Я сначала удивилась, что они меня поздравляют, но потом они сказали: «Джоан, День святого Иосифа – очень важный для вас день, потому что у вас в России появилась дочка!»
Мы подъезжаем к дому – он меньше, чем дом Виттенбургов, но внутри очень уютно. Этот дом в конце 1950-х годов отец Джоан построил своими руками. Сейчас ему 93 года, и он до сих пор живет в этом доме под присмотром Джоан и Кевина.
Джоан и Эмили Талли
– Привет, Ольга! – с порога говорит мне пятилетняя Эмили. – Смотри, какие у меня красивые кошки на платье, – указывает она на подол.
– Очень красивые кошки, – говорю я, пока Джоан пытается представить меня своему мужу Кевину.
– Ольга, Ольга, – перебивает Эмили, – ты мой лучший друг. Я тебя люблю! – и она бросается меня обнимать.
***
В мае 2008 года супруги Талли поехали в Чебоксары, где их ждала будущая приемная дочь Светлана. Позднее в Америке ее назвали Эмили – в честь мамы Джоан.
– Эмили родилась 14 августа 2007 года, и, когда мы ее увидели в первый раз, ей было девять месяцев, – вспоминает Джоан. – В приюте на нее надели сразу три пижамы, и она казалась гораздо больше, чем была на самом деле. Она была очень маленькая и худенькая. Как только мы вошли, она сразу потянулась к нам, и у нас обоих перехватило дыхание, потому что мы поняли, что вот это наша дочка.
В приюте к чете Талли отнеслись хорошо, особенно после того, как старшая медсестра увидела, как тщательно Джоан подготовилась к поездке: взяла с собой полный набор медикаментов – от антибиотиков до ватных палочек и градусника. По словам Джоан, медсестра им сказала, что видит, что с девочкой все будет в порядке, и сразу предложила им приехать за вторым приемным ребенком.
В следующий раз пара прилетела в Россию в июле 2008 года – их прошение об усыновлении должно было рассматриваться в суде. Как рассказывает Кевин, слушания продолжались долго, и ему пришлось изрядно попотеть, отвечая на каверзные вопросы чебоксарских судопроизводителей.
«Как только мы вошли, она сразу потянулась к нам, и у нас обоих перехватило дыхание, потому что мы поняли, что вот это наша дочка»
– В какой-то момент прокурор, такая строгая, жесткая женщина, повернулась ко мне и спросила, почему, мол, мы не завели детей сами, пока были молодыми, – рассказывает Джоан. – Мне тогда, конечно, хотелось вспылить, но я поняла, что это такая проверка, и спокойно объяснила, что медицинское образование в Америке стоит дорого и мы с Кевином долго учились, вынуждены были параллельно много и тяжело работать. Мы не могли позволить себе завести ребенка, потому что хотели подойти к этому ответственно – и с финансовой, и с психологической точки зрения. Когда я все это сказала, прокурор на меня посмотрела так искоса и слегка улыбнулась. Я думаю, что она поняла нас.
После того как суд вынес положительное решение, Талли попытались добиться того, чтобы им сразу разрешили забрать Эмили. Но доводы о том, что престарелому отцу Джоан (на тот момент ему было 89 лет) требуется уход и в свое отсутствие они вынуждены нанимать ему сиделку, не показались местным властям достаточно весомыми, чтобы ускорить процедуру.
***
– Вы любите макароны? – спрашивает меня Кевин. – Джоан приготовила вкуснейший соус, и мы хотим вас пригласить на ужин.
Конечно, я соглашаюсь.
– Мы итальянцы, – улыбается Джоан, – мы любим макароны!
– До того как я женился на Джоан, я был очень худой, но моя жена так вкусно готовит, что посмотрите на меня теперь, – и Кевин демонстративно похлопывает себя по животу.
Эмили прибегает из своей комнаты и сначала безапелляционно взбирается мне на колени и начинает показывать какую-то новую игрушку на айпэде. Но родители пересаживают ее за стол, и она быстро уминает тарелку макарон, после чего, взгромоздившись на колени Джоан, руководит процессом раскладывания салата.
– Как раз перед тем, как нам надо было ехать в Чебоксары в третий раз, чтобы забрать Эмили, разразилась эта война между Россией и Грузией, – продолжает Кевин. – Мы боялись, что Америка прекратит дипломатические отношения с Россией и мы не сможем забрать дочь. Но все сложилось благополучно – эта поездка оказалась самой быстрой и самой простой. Мы приехали в Чебоксары, нас встретили у поезда, сразу отвезли в детдом и вручили Эмили. Мы даже не успели прийти в себя с дороги, как вдруг стали родителями. Но это было огромное счастье.
Кевин и Эмили Талли
– Домой мы вернулись 29 августа, – рассказывает Джоан. – Эмили на тот момент уже исполнился год, помимо ее дня рождения мы каждый год отмечаем еще и день ее приезда в Америку. Это особый день нашей семьи. Мы обычно идем куда-нибудь втроем и рассказываем Эмили историю о том, как она появилась на свет, как мы нашли ее и привезли в Америку. Она знает, что она из России. Эмили, скажи, где ты родилась, – обращается она к девочке.
– Чебоксары! – звонко отвечает Эмили с американским акцентом.
В разговоре о России выясняется, что Кевин – большой знаток и ценитель русской классической музыки. Его любимый композитор – Игорь Стравинский, хотя, когда он хочет отдохнуть, он предпочитает послушать Чайковского, Римского-Корсакова или Мусоргского. Я задумываюсь о том, что даже в России это довольно редкое увлечение.
– Мы поддерживаем контакт с нашей переводчицей в Чебоксарах, Таней, – добавляет Кевин. – Если Эмили пожелает, когда вырастет, поехать на родину, мы хотим, чтобы у нее там был друг, который все покажет и расскажет.
***
– Когда мы приехали домой, – продолжает Джоан, – я положила Эмили в кроватку. Она сразу заснула, и по тому, что она все время спала с одной стороны кроватки, я поняла, что она так привыкла, потому что в приюте в кроватке она спала не одна…
По словам Джоан и Кевина, в приюте было около 60 детей, некоторые из них были больны. Опытным врачебным взглядом Джоан увидела, что у кого-то из детей был синдром Дауна, у кого-то фетальный алкогольный синдром или другие расстройства. «Когда мы пришли в приют, одна девочка с синдромом Дауна меня увидела и стала за мной ходить. У меня чуть сердце не разорвалось», – вспоминает Джоан.
У Эмили тоже были медицинские проблемы: на голове у нее сформировались две небольшие гемангиомы, которые приемные родители впоследствии успешно вылечили.
«Если можно помочь детям, у которых нет родителей, мы готовы помочь. А этот закон никому не помогает»
Несмотря на непростое начало жизни, Эмили невероятно общительна и активна. Она постоянно хочет обниматься (в школе, как говорит Джоан, она уже прославилась как «любительница объятий»), общаться, играть. Все люди – ее лучшие друзья. Правда, родители уже попытались внушить ей, что с незнакомыми лучше быть осторожнее.
Я спрашиваю, что Талли думают про запрет на усыновление российских детей, и оба, Джоан и Кевин, говорят, что переживают за российских сирот и надеются, что ситуация разрешится разумно.
– Вы знаете, мы думали усыновить мальчика из того же чебоксарского приюта, но два года назад закрылось агентство, с которым мы работали. А теперь это и вовсе невозможно, – говорит Джоан. – Но мы благодарны судьбе, что у нас есть Эмили. Кто знает, может быть, именно так и было суждено.
Заговорившись с Джоан и Кевином, я вдруг понимаю, что мой поезд уходит через 20 минут. Секунду подумав, Джоан уверенно говорит, что я успею – она отвезет. И я ей верю. В машине она говорит: «Вы напишите, что мы не хотим никакого зла России или русским детям – никто даже мысли такой не имеет. Мы просто хотим быть родителями. Если можно помочь детям, у которых нет родителей, мы готовы помочь. А этот закон никому не помогает».
Я обещаю, что так и напишу.