В середине июня в Донецке прошел стихийный митинг протеста. Лозунги звучали противоречивые: одни митингующие требовали прекращения боевых действий, другие — более жестких действий против Киева. В Донецке явно растет недовольство нынешним положением дел, что может еще больше дестабилизировать обстановку в регионе. По мнению политолога Татьяны Становой, осенью ситуация на востоке Украины может серьезно обостриться.
Степень управляемости проекта «Донбасс» снижается, нарастают социальные и политико-административные риски. Обострение ситуации чревато новой войной и более глубокой изоляцией России. Фото Reuters
Концептуально проблема украинского кризиса для России состоит в том, что конфликт создавался как временная схема, управление которой должно было привести к неким устойчивым договоренностям между Москвой и Киевом, Москвой и Западом. Логика марш-броска, как планировал Путин, должна была сработать еще в апреле 2014 года, когда ситуация накалилась до предела, а Москва едва не грозилась ввести войска (источники, близкие к Кремлю, до сих пор убеждены, что этот вопрос лежал в практической плоскости). И тогда Кремль потерпел первое поражение: Путин де-факто признал итоги президентских выборов на Украине (хотя так и не поздравил Порошенко с победой), но взамен не получил от Киева того, на что рассчитывал, — диалога о нейтральном статусе и автономии Донбасса.
Срыв этой сделки в итоге привел к пробуксовке задуманной схемы. Перед квазигосударственным образованием, вышедшим из-под суверенитета центральной власти, встало множество административных вопросов. Как выстраивать схему управления на территориях, занятых пророссийскими силами? Как обеспечивать функционирование их финансовой и бюджетной систем? Кто будет платить пенсии? Возникла, естественно, и проблема легитимности местных властей, ведь контроль над территориями обеспечивали военные, а это привело к формированию военных диктатур, основанных на полицентризме и острой конкуренции «полевых командиров».
Тогда появилась новая схема: Кремль задумал провести в ДНР и ЛНР выборы. Легитимировать их и в глазах Запада, и на Украине планировалось через первые минские соглашения (так называемые договоренности «Минск-1») — проведение выборов было принципиальным вопросом на переговорах «нормандской четверки», помимо прекращения огня. Идея была простая: сформировать органы власти, в которых хотя бы минимально были разделены функции войны и мира. Вспомним, как тогда много говорилось о том, что пришло время доверить политическое управление достойным местным лидерам, а не прибывшим из России военным (таким как Игорь Стрелков). Однако и этот план провалился: «Минск-1» оказался неработоспособным: Киев не признал выборы, проведенные 2 ноября 2014 года, стали накапливаться угрозы нового обострения.
В итоге к моменту подписания следующего минского соглашения («Минск-2») временная схема управления стала постоянной. В рамках второго минского процесса задача легитимации новых властей уже не ставилась: Путину было достаточно, что они готовы подписать согласованный «четверкой» документ.
Чем чревата такая ставшая постоянной «временная схема»? Прежде всего массой неизбежных рисков, которые придется принимать во внимание.
Во-первых, это ограниченная дееспособность действующих властей в решении социально-экономических проблем населения. Разделить функции политического и военного управления не удалось и уже не удастся — такой задачи больше не ставится. А это означает, что жителям восточных регионов Украины придется жить под властью военных еще достаточно долго. И проблема тут не только в их компетентности, но и в том, что военная логика диктует вполне конкретные формы взаимодействия с населением: на войне как на войне. Жесткий контроль осуществляется в строго одностороннем порядке «сверху вниз», действует принцип «кто не с нами, тот против нас», закон не работает, правосудие вершится в подвалах (достаточно вспомнить последний инцидент — избиение журналиста «Новой газеты» Павла Каныгина).
Уже осенью 2015 года ценность вторых минских соглашений будет стремиться к нулю. Стороны конфликта неизбежно начнут испытывать на прочность позиции противника. Угроза возобновления полномасштабных военных столкновений резко возрастет
В таких обстоятельствах пробуждение протеста кажется лишь вопросом времени. В Донецке остались либо те, кто хорошо приспособился к новому положению дел (как правило, это криминальные элементы или те, кто обслуживает новую власть), либо те, кто просто не может позволить себе уехать. Люди месяцами не получают пенсии и зарплаты. Угроза социального протеста создает фактор нестабильности: ситуация вот-вот может выйти из-под контроля. Пока с небольшим всплеском народного недовольства удалось справиться: на место сразу выехал глава ДНР Александр Захарченко, который попытался успокоить митингующих. Однако дальше снова начинает работать логика войны: в организации митинга обвиняют Киев, «провокаторов» отлавливают. Невозможно выстроить полноценный диалог между властью и населением в условиях войны, когда власть принадлежит военным, чья однозначная функция — уничтожать врага.
Во-вторых, когда управление определенной территорией осуществляется военными, неизбежно нужно готовиться к более частой ротации кадров. В феврале Александр Захарченко получил ранение в ногу. Рана заживает тяжело, по состоянию здоровья он не может посещать мероприятия ОБСЕ. В последнее время усилились слухи, что Кремль будет вынужден заменить его.
Заменить главу ДНР значит не просто подобрать подходящую кандидатуру. Здесь снова встает вопрос легитимности. Досрочная отставка и новые выборы — крайне рискованный процесс, который неизбежно приведет к новому противостоянию с Киевом. Более того, вспомним, что и Москва к прошлым, ноябрьским, выборам стягивала в зону конфликта войска, опасаясь провокаций и срыва голосования. Но готов ли Кремль к новому противостоянию? Перед Москвой стоит непростой выбор: либо сохранять во главе ДНР лидера с ограниченной дееспособностью, либо идти на риск резкого обострения конфликта и менять Захарченко. Кроме того, новому лидеру придется заново налаживать взаимодействие с местными группами влияния: Захарченко сумел поднять свой авторитет среди местных военных на достаточно высокий уровень, но сможет ли то же самое сделать его преемник?
В-третьих, любые мирные договоренности, достигнутые в рамках минского процесса, на практике невыполнимы. Так, «Минск-2» предусматривает принятие Украиной новой Конституции до конца 2015 года, с признанием особого статуса Донбасса на абсолютно неприемлемых для Киева условиях. До конца этого года также должны быть проведены выборы на территории «особых зон», после чего Киев должен вернуть себе контроль над границей. Реально ли осуществить это в такие сроки? Совершенно невозможно.
Это означает, что уже осенью 2015 года ценность вторых минских соглашений будет стремиться к нулю. Стороны конфликта неизбежно начнут испытывать на прочность позиции противника (что, собственно, уже происходит). Угроза возобновления полномасштабных военных столкновений резко возрастет.
Россия оказалась не готова к тому, чтобы использовать временную схему управления украинским конфликтом как постоянную. Да это было и невозможно. Степень управляемости проекта «Донбасс» снижается: нарастают как внутренние, социальные, риски, так и политико-административные. Соотношение между стихийно развивающимися и управляемыми факторами ситуации меняется в пользу первых. У Путина в сложившихся обстоятельствах не такой уж большой выбор: придется либо смягчить свою позицию по Украине (не требовать, например, практически суверенитета для ЛНР и ДНР, а соглашаться на более мягкий вариант автономии с сохранением в руках Киева некоторых политических рычагов влияния на территории), либо идти на обострение, что чревато новой войной и новой изоляцией России. В любом случае грядущая осень может быть жаркой.
