В интервью Открытой России политолог Владимир Пастухов, почетный старший научный сотрудник Университетского колледжа Лондона, рассуждает о состоянии российского общества, политических перспективах Владимира Путина, вероятности катастрофических ошибок власти и задачах оппозиции. Интервью публикуется в двух частях: часть первая доступна уже сегодня, вторая появится на следующей неделе.
«Молодежь отреагировала на злобную эстетику власти последних лет»
Натан Эндрюс: Протесты 26 марта стали неожиданностью как для оппозиции, так и для Кремля. На ваш взгляд, насколько Кремль адекватно оценивает общественно-политическую ситуацию в стране? Есть ли у власти понимание происходящего в различных социальных группах?
Владимир Пастухов: Россия в течение многих лет существует в состоянии «подавленной революционной ситуации». По сути, кризис 2011 года, который на пике проявился «болотным движением», никуда не делся. Но за счет так называемой «Русской весны», то есть через аннексию Крыма, через конфронтацию с Украиной и по нарастающей через другие внешнеполитические акции, России удалось осуществить экспорт революции – вытолкнуть революционную ситуацию за пределы страны. Такой ценой была достигнута стабилизация, создавшая иллюзию, что никаких проблем у власти с населением нет. Я бы сравнил сегодняшнюю ситуацию с медленным горением торфа, когда никаких внешних признаков пламени не существует. К этому состоянию все привыкли, поэтому, когда эта подавленная революционная ситуация напомнила о себе, ни власть, ни лидеры оппозиции оказались к этому не готовы.
НА: То есть это признак кризиса?
ВП: Надо быть осторожными в оценках. Есть риск из-за эффекта неожиданности переоценить события 26 марта и дать им ложное, чересчур символическое истолкование. И у аналитиков, и просто у включенных наблюдателей возникло ощущение, что опять запахло весной. Я не расцениваю это событие пока как переломный момент. Мне кажется, что этот лишь индикатор того, что нечто очень серьезное в будущем может произойти так же внезапно. Впечатляющая картинка 26 марта во многом есть следствие совпадения большого числа случайных обстоятельств. С одной стороны, это на самом деле очень удачный продукт, подготовленный командой Навального. И дело даже не в скандальности информации, а в ее блестящей во всех смыслах слова медийной упаковке. С другой стороны, этот продукт удачно «лег» в разрез межусобной борьбы нескольких кремлевских группировок, сыграв в пользу одной – и во вред другой. Если бы этой борьбы не было и если бы продукт не срезонировал с этой борьбой, я вас уверяю, эффект был бы значительно меньшим. В итоге те, в чьих интересах был этот медийный продукт, позволили ему довольно широко распространиться, что в конечном счете позволило зацепить очень разные слои, в том числе, молодежь.
НА: Ожидаете ли вы, что протестные настроения будут нарастать?
ВП: Означает ли это то, что началась так называемая «движуха»? Скорее всего, нет. Я не считаю, что, начиная с 26 марта волна протеста будет нарастать по экспоненте, хотя допускаю, что акция 12 июня потрепет власти нервы. Но в целом, пока еще власть способна сбить волну протеста репрессиями и обманом. Это еще не «движуха», но в то же время это показатель того, что общество неспокойно и что рано или поздно все эти предохранительные меры окажутся бесполезными. Это свидетельство того, что, как сказали бы ИТ-специалисты, у системы есть уязвимости.
НА: Как вы оцениваете большое количество молодых людей, которые пришли на митинг 26 марта? О чем говорит этот факт?
ВП: Один мой друг, который наблюдал непосредственно за событиями в Москве, дал очень интересное определение этому протесту. Он сказал, что в значительной степени это был эстетический, а не политический протест. Мне кажется, мы недооцениваем, какой дорогой ценой власть смогла стабилизировать общество. В идеологическом плане эта цена очень дорогая, потому что власти пришлось пойти на союз с очень узкой маргинальной группой людей – условно «православными патриотами», «православными чекистами» – при том что костяк русской бюрократии, да и основная масса населения давно уже европеизированы и в значительной степени отцивилизованы. В целом, русская бюрократия является одной из наиболее цивилизованных частей общества (недаром говорили раньше, что царь – главный европеец в России). Но в критические времена ей приходится изменять самой себе и идти на союзы с абсолютными средневековыми мракобесами, от которых саму власть тошнит.
Путин выглядит человеком, способным оторваться от власти, поэтому он может сделать свою политическую игру более сложной, чем ему приписывают
Именно это происходит в России, начиная с 2013-2014-х годов, когда выросло безумное племя абсолютных обскурантистов – невежественных, агрессивных, узколобых людей, чья эмоциональность преобладает над интеллектуальностью. Эти люди начали навязывать свои допотопные ментальные стандарты всему обществу. Все это вызывает у значительной части населения молчаливое отторжение, а у молодежи, которая воспитана на интернете, на социальных сетях, – клиническое непонимание, ступор. Молодежь, скорее, отреагировала не на саму власть и даже не на проблему коррупции, которая в их возрасте воспринимается как абстракция (все-таки борьба с коррупцией – это прерогатива более старшего поколения), а на злобную эстетику власти последних лет. И это будет их заставлять идти вперед все дальше и дальше. Власть не дает им достойного, понятного им идеала. Тот идеал, который власть рисует, привлекателен только для небольшой когорты, способной поверить в «память матки» (вроде нового детского омбудсмена).
НА: Продукт Навального ближе для молодежи?
ВП: Естественно. Для начала продукт Навального просто современнее. Он выражен в терминологии XXI века. Навальный ассоциируется у молодежи с динамизмом и с открытостью.
«Возможно, внутренне Путин готов уйти»
НА: Судя по утечкам из Кремля, власти намерены обеспечить 70% явку на президентских выборах 2018 года и высокий уровень поддержки для Путина. Какие шаги Кремль может предпринять в этом направлении?
ВП: Самая большая интрига сегодняшнего дня состоит в том, что Путин еще не объявил о своем желании участвовать в предстоящих выборах. Возможно это будет сделано на его «прямой линии» с народом 15 июня, а может быть, пауза продлится. Как ни странно, я не считаю Владимира Путина властолюбцем. Я могу ошибаться, но мне кажется, что он человек, который ценит комфорт и обладает скептическим складом ума. И он не производит, или, по крайней мере, не производил раньше впечатление человека, который хотел бы «повенчаться с властью». Его изображают брутальным, но есть неуловимое, но существенное различие между такими психологическими типажами, как Путин и Сталин или Иван Грозный. Для двух последних власть была страстью. Я думаю, что у Путина тоже есть, может быть, не менее пагубная страсть, но это не власть. При прочих равных условиях Путин выглядит человеком, способным оторваться от власти, поэтому он способен сделать свою политическую игру более сложной, чем от него ожидают. Его трагедия, возможно, состоит в том, что созданная им система не позволяет ему играть так, как он бы хотел.
НА: Вы считаете, что Путин, возможно, даже не станет баллотироваться?
ВП: Конфликт может выглядеть иначе. Возможно, внутренне он уже готов уйти. Для человека, воспитанного в уважении к восточной философии и восточным единоборствам, наиболее оптимальной и предпочтительной могла бы выглядеть позиция русского Дэн Сяопина, лидера, который правит де-факто, но отделен от власти де-юре. Но в существующей ситуации непонятно, может ли он себе позволить уйти из власти де-юре и не потерять ее де-факто. Также непонятно, готово ли его окружение, от которого на самом деле он максимально зависит, разрешить ему это сделать.
Картина гораздо сложнее, чем просто желание кремлевской администрации обеспечить 70-процентную явку – это популистское представление о целях и задачах администрации. Если бы у администрации была бы именно такая цель, мы не стали бы свидетелями смены володинской администрации на администрацию Кириенко. Чтобы просто пригнать в России на выборы 70% душ и объявить о победе, большого ума не надо. На это хватило бы и Володина. Не нужно власть недооценивать: имеющихся у нее ресурсов пока достаточно, чтобы все проделать бюрократическим путем. Дать установки главам регионов и администраций, начальникам полиции, директорам школ, главврачам в больницах – поступить по-советски и нарисовать любую цифру. Любой маломощный протест можно подавить. То есть самое главное – не умничать, не изобретать ничего нового, быть простыми как Володин, и действовать по-володински, и все у них получится. Повторяю – пока.
Власть от этого ушла. Она поменяла команду за полтора года до выборов. Приходят люди совершенно другого склада. Кириенко, например, вырос из школы Петра Щедровицкого. Это даже не Сурков, это еще более высокая по степени сложности генерация политтехнологов. Это люди, которые не ломают реальность, а моделируют ее.
НА: Если задача не обеспечить явку, то что тогда?
ВП: У Путина гораздо более серьезные амбиций, чем многие привыкли думать, он не примитивен, он хочет большего. Перед администрацией поставлена совершенно другая задача – обеспечить выборы Путина «по любви», смоделировать реальную любовь народа к Путину и реальный выбор. Это очень непросто сделать в стране, пораженной коррупцией, архаикой и маразмом. Тем интереснее, наверное, задача...
Я думаю, администрация будет работать над созданием такой виртуальной реальности, в которой люди должны пойти и сознательно, искренне и страстно проголосовать за Путина. Как в Кремле собираются этого добиваться – очень интересный вопрос. Для это нужна более сложная политика, чем просто распределение ресурсов. Для этого необходима политика нового типа, с помощью которой каждому будет предоставлена возможность поверить в собственную индивидуальную иллюзию.
Продолжение следует.