В 1920 году Советская Россия стала первой в мире страной, легализовавшей аборты. Однако спустя 100 лет в этой сфере наблюдается заметный регресс. Не только в современной России, но и в таких странах, как Польша и США, консервативные силы активно стремятся запретить аборты. По мнению правоведа Екатерины Мишиной, эти усилия будут иметь разрушительные последствия.
В конце октября 2020 года в Польше прошли массовые протесты против решения Конституционного суда, по сути запрещающего аборты. Плакат с надписью на польском: «забастовка женщин» (Санок, Польша). Фото: Silar / Wikimedia Commons.
Неожиданные пионеры
18 ноября 2020 года исполняется сто лет со дня принятия постановления народных комиссариатов здравоохранения и юстиции «Об охране здоровья женщин». Первой в мире страной, легализовавшей искусственное прерывание беременности, стала Советская Россия. К юбилею этого события мы подошли с довольно печальными итогами, которые никак нельзя расценить как движение вперед. Не только в России, но и в ряде других стран налицо очевидная тенденция к установлению жестких ограничений вплоть до запрета абортов.
«Здоровье женщины» – ключевое словосочетание в большевистском акте, легализовавшем аборты. В постановлении 1920 года аборт неоднократно именуется злом. Там же четко указано, что в других странах «борются с этим злом путем наказаний как для женщины, решившейся на выкидыш, так и для врача, его произведшего. Не приводя к положительным результатам, этот метод борьбы загнал эту операцию в подполье и сделал женщину жертвой корыстных и часто невежественных абортистов, которые из тайной операции создали себе промысел». Отметив, что «моральные пережитки прошлого и тяжелые экономические условия настоящего еще вынуждают часть женщин решаться на эту операцию», наркоматы здравоохранения и юстиции, «охраняя здоровье женщины … и считая метод репрессии в этой области абсолютно не достигающим цели», постановили разрешить производство бесплатных абортов только врачами и только в больницах. Если такую операцию произведет лицо, не являющееся врачом, либо врач, но в порядке частной практики, они должны быть преданы народному суду.
Уголовный Кодекс РСФСР 1922 года конкретизировал данный вид уголовной ответственности и установил в ст. 146, что искусственное прерывание беременности с согласия матери, совершенное лицом без медицинского образования либо медиком, но в ненадлежащих условиях, карается лишением свободы или принудительными работами на срок до одного года. Производство аборта «в виде промысла», без согласия матери либо если последствием стала ее смерть, каралось лишением свободы на срок до пяти лет.
Данное разумное и прогрессивное регулирование проблемы абортов было в значительной степени обязано своим появлением Александре Коллонтай, знаменитой российской революционерке, феминистке и первой в мировой истории женщине, занимавшей министерскую должность (Коллонтай была наркомом государственного призрения в первом большевистском правительстве в 1917-1918 гг.).
Отношение к Коллонтай в российском обществе весьма неоднозначное, и ее имя в первую очередь ассоциируется с ее нашумевшим эссе «Дорогу крылатому Эросу!» и призывами к «половому коммунизму». Но Коллонтай пролагала путь не только «крылатому Эросу», но и прогрессивному правовому регулированию. Именно благодаря ее усилиям в раннем большевистском законодательстве появились нормы, усовершенствовавшие правовой статус женщин, уравнявшие внебрачных детей в правах с детьми, рожденными в браке, упростившие процедуру заключения брака и развода, предоставлявшие возможность установления отцовства в судебном порядке и легализовавшие аборты. К сожалению, большинство этих нововведений были впоследствии отменены. В 1936 году аборты в СССР были запрещены совместным постановлением ЦИК и СССР, и в Кратком курсе истории ВКП (б) было с удовлетворением отмечено, что «в 1936 году, в связи с ростом благосостояния народных масс, правительство издало закон о запрещении абортов».
Новая реакция
На заре «бурных двадцатых» XXI столетия проблема абортов неожиданно громко зазвучала по обе стороны Атлантики. В России еще в прошлом году патриарх назвал греховной практику абортов в случаях, когда выявляются отклонения в развитии плода. Затем позиция патриарха несколько смягчилась, и он отметил, что при медицинских показаниях к прерыванию беременности женщина освобождается от греха, особенно если у нее есть другие дети, но тут подоспели законодатели.
В феврале 2020 г. депутат Госдумы Виталий Милонов, активный сторонник запрета абортов в России, желавший учредить День борьбы с абортами, предложил закрепить запрет на аборты в Преамбуле к Конституции России. В начале мая 2020 г. в Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства предложили ввести мораторий на аборты в России на время пандемии коронавируса. В конце мая Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Анна Кузнецова выступила с предложением ограничить продажу абортируемых лекарственных препаратов в аптеках.
В Польше события разворачивались еще более бурно. 22 октября Конституционный суд Польши признал неконституционными положения закона об абортах 1993 г., разрешавшего производство аборта в случае серьезных и необратимых дефектов либо заболеваний плода. В постановлении суда говорится, что прерывание беременности из-за неизлечимой болезни плода относится к практикам евгеники и дискриминирует еще не родившегося ребенка. Теперь аборт в Польше будет разрешен только в случаях изнасилования, инцеста или угрозы здоровью и жизни матери, а это — лишь около 2% случаев законного прекращения беременности в последние годы. По статистике, 98% легальных прерываний беременности проводили именно из-за болезни плода. Сразу после вынесения это фактически запрещающего аборты решения в стране начались массовые протесты. 31 октября на улицы Варшавы вышло около 100 тысяч человек. Протестов такой массовости и мощи Польша не видела с 1989 года. В результате правительство приняло решение повременить со вступлением запрета в силу.
В США напряженность между сторонниками (pro-choice) и противниками (pro-life) абортов неуклонно нарастала в течение ряда последних лет. Недавняя смерть судьи Верховного суда, великой Рут Гинзбург катализировала эмоции: в комментариях к публикациям, посвященным памяти легендарной защитницы прав женщин, хлынули не только слова благодарности, но и потоки ненависти. Уровень дискуссии был подозрительно знакомым. Возникало ощущение, что среди американских прерий или кукурузных полей вызрели побратимы пригожинской «фабрики троллей». Только вместо хорошо знакомых зрителям российских федеральных каналов «распятых мальчиков» в качестве устрашающего сюжета использовались бедные нерожденные дети, не имевшие возможности дать свои комментарии, ибо, как утверждали противники абортов, они были убиты по вине судьи Гинзбург, выступавшей в защиту абортов.
Рут Гинзбург действительно на протяжение всей своей карьеры последовательно выступала за права женщин и в защиту абортов. С 1993 года она уже делала это в качестве судьи высшей судебной инстанции США. На слушаниях в Сенате по ее кандидатуре на пост судьи Верховного суда Гинзбург сказала: «Решение вынашивать ребенка или же нет является ключевым для жизни женщины, ее благополучия и достоинства…Когда государство контролирует это решение вместо нее, это значит, что ее не считают полностью взрослым человеком, ответственным за собственный выбор»[1]. Не менее известна ее позиция, выраженная в особом мнении по делу «Гонсалес против Кархарта» 2007 г. (знаковое решение Верховного суда, в котором был признан соответствующим Конституции Акт 2003 года о запрете процедуры так называемого «частичного рождения»): «оспаривание ненадлежащих ограничений процедуры по производству аборта не является попыткой защитить некую общую концепцию частной жизни. Оно скорее направлено на свободу женщины определять ход своей жизни и тем самым иметь возможность пользоваться равными гражданскими правами»[2].
К сожалению, судья Эми Бэррет, занявшая место Гинзбург в Верховном суде, известна своими консервативными взглядами и негативным отношением к абортам, поэтому вряд ли будет активно выступать в защиту прав женщин. И совершенно не напрасны опасения, что на повестке дня может оказаться пересмотр таких прецедентных решений, как «Роу против Уэйда» (Roe vs Wade, 1973) и «Федерация планирования семьи Юго-восточной Пенсильвании против Кейси» (Planned Parenthood of Southeastern Pennsylvania v. Casey, 1993), установивших, что право женщин на аборт относится к категории конституционных прав и защищено XIV поправкой к Конституции США.
Риски запрета абортов
Отношение к абортам – это тот редкий случай, когда я полностью соглашусь с большевиками: метод репрессий в этой области абсолютно не достигает цели. И запрет абортов – несопоставимое большее зло, нежели легализация прерывания беременности. Запрещение и криминализация любой востребованной услуги (либо товара, как в случае с XVIII поправкой к Конституции США и «сухим законом») не ликвидирует спрос на нее, а напротив, усиливает. Просто в ситуации запрета услуги будут оказываться нелегально с существенно более высокими рисками для всех участников.
Последствия подобных запретов, как правило, выходят за пределы самых пессимистических прогнозов. В результате «сухого закона», действовавшего в США на протяжении 13 лет и отмененного лишь в 1933 году после принятия XXI поправки к Конституции США, расцвела организованная преступность, в первую очередь связанная с незаконным производством и продажей алкоголя, увеличились объемы контрабанды, сильно пострадала индустрия развлечений, разорялись рестораны из-за падения выручки ввиду невозможности легальной продажи алкоголя. Закрытие пивоварен, виноделен и баров обернулось сокращением тысяч рабочих мест. Одним из наиболее деструктивных последствий эры «сухого закона» стало резкое снижение налоговых сборов. На национальном уровне «сухой закон» обошелся государству в миллиарды недополученных налогов.
Последствия запрещения абортов всегда разрушительны, долгосрочны и дают совершенно не тот результат, на который рассчитывают инициаторы запрета. Это, в первую очередь, увеличение числа абортов, как это произошло в Советском Союзе после запрещения абортов в 1936 году и где к 1939-му их количество выросло более чем на 150 тысяч по сравнению с 1937 годом. В результате нелегальных абортов, которые нередко производятся в антисанитарных условиях, огромное количество женщин умирает либо лишается возможности в дальнейшем иметь детей. Про тяжелейшие психологические проблемы женщин, которые были вынуждены оставить нежеланного ребенка, и этих детей, рожденных не от любви, а от безысходности, тоже необходимо помнить.
Хорошо известно выражение «с водой выплеснули и ребенка». В сегодняшнем дискурсе обсуждения проблемы абортов ребенок не просто остался, а переместился на передний план, – выплеснули, наоборот, женщину. Вопрос здоровья и благополучия женщины исчез с повестки дня практически полностью, и это не просто неверно, а трагично. После 33 лет в юридической профессии я так и не могу понять людей, утверждающих, что права эмбриона важнее, чем права женщины, в чьем теле он появился вопреки ее желанию либо при весьма тяжелых и неприятных обстоятельствах. И когда женщина принимает крайне непростое решение прервать нежелательную беременность, она делает это потому, что не может иначе. Но решать это женщина должна сама. Это ее право и ее выбор.
Екатерина Мишина, к.ю.н., преподаватель Свободного университета.
[1] “The decision whether or not to bear a child is central to a woman’s life, to her well-being and dignity. … When government controls that decision for her, she is being treated as less than a fully adult human responsible for her own choices.”
[2] Gonzales v. Carhart (2007): “[L]egal challenges to undue restrictions on abortion procedures do not seek to vindicate some generalized notion of privacy; rather, they center on a woman’s autonomy to determine her life’s course, and thus to enjoy equal citizenship stature.”
