Институт современной России

Напряженность в отношениях России и Запада, во многом связанная с ситуацией вокруг Украины и претензиями Москвы на включение этой страны в состав «Русского мира», имеет экономические последствия: недавно мы видели, как серьезно отразилась эскалация на финансовых рынках России и Украины. Однако региональный по своей сути конфликт в последнее время обретает и глобальное измерение.

Прежде всего речь идет о его влиянии на мировой энергетический рынок: прошлый год Россия закончила на втором месте в мировом табеле производителей нефти и газа с показателями в 524 млн тонн и 762 млрд кубометров, будучи в то же время вторым и первым экспортером этих видов сырья. При этом нельзя не отметить, что Москва не только получает выгоды от роста нефтяных котировок (российский экспорт в 2021 году вырос на 45,7%, а нефтегазовые доходы бюджета — на 3,1 трлн рублей), но и пользуется уникальным положением на главном рынке сбыта своего газа — европейском (в 2021 году ее доля в европейском импорте составила 46,8%, тогда как, например, в китайском — не более 10%). Поэтому совершенно понятны озабоченность западных экспертов и даже предположения о том, будто Кремль повышает «градус» военной истерии в том числе и для накручивания цен на свой основной товар.

Некоторые основания для такой гипотезы есть. С одной стороны, цены на газ на европейском рынке на протяжении прошлого года выросли почти в десять раз, а если сравнивать минимальные и максимальные показатели 2021 года, то в 13 раз. При этом «Газпром» не стремился пользоваться ситуацией и наращивать поставки, а запасы газа в принадлежавших ему хранилищах оставались рекордно низкими. С другой стороны, российская сторона крайне настаивала на скорейшем введении в строй недавно завершенного газопровода «Северный поток–2», принятию в эксплуатацию которого долго препятствовали США и против которого радикально высказываются Украина, Польша и некоторые центральноевропейские страны. Данная труба, как известно, позволяет Москве прекратить транзит газа через Украину — а само наличие важной транзитной магистрали, по мнению ряда экспертов, долгое время удерживало Россию от вторжения на территорию соседней страны.

Однако в целом вероятность заранее продуманного плана, связывающего обострение вокруг Украины с игрой на нефтегазовом рынке, представляется небольшой. Скорее всего, ситуация с ценами на газ в Европе развивалась под одновременным воздействием трех факторов. 

Первым была проводимая в странах ЕС реформа газового рынка, которая имела своей целью создание единого рынка газа на основе спотовых контрактов. Как отмечают сами европейские политики, в ходе реформы были переоценены достижения «зеленой» энергетики, с одной стороны, и степени координации усилий отдельных членов союза — с другой. В результате, установив относительно единые правила игры для всего Европейского союза и даже сопредельных стран (на спотовые контракты перешла даже Молдова), европейцы не создали централизованного газового резерва, а 10% мощностей газовых хранилищ контролировались потенциальным ценовым манипулятором, «Газпромом». Все это не столько подстегнуло газовые цены, сколько создало предпосылки для их быстрого повышения, которое стало неизбежным из-за роста цен на нефть, а затем было ускорено спекулятивными факторами, действиями поставщиков, а также существенным снижением выработки электроэнергии на французских атомных станциях.

При этом следует понимать, что главным бенефициаром ситуации (по крайней мере, в последние месяцы 2021 года) был не «Газпром», бóльшая часть поставок которого осуществлялась в рамках долгосрочных контрактов, и даже не норвежская Equinor, а европейские компании, доставлявшие и продававшие газ конечному потребителю. Дополнительным фактором стала, как ни странно, политика правительств, которые попытались скомпенсировать растущие счета дотациями населению (в Великобритании они покрыли половину подорожания энергопотребления), что позволяло ценам расти и дальше. 

Вторым фактором была коллизия вокруг «Северного потока–2». Газопровод, который был близок к завершению еще в конце 2019 года, попал под санкции США, что затянуло его строительство почти на два года и сделало возводившие его компании очень токсичными. Германия, остававшаяся последовательным сторонником проекта, оказалась в одиночестве и находится в относительной изоляции до сих пор. Столкнувшись с противодействием сертификации магистрали, «Газпром» фактически начал шантаж, последовательно сокращая прокачку через ГТС Украины. Формально компания утверждала, что выполняет все свои обязательства. Но в иной ситуации, учитывая, что в Европе настали холода и потребление приняло ажиотажный характер, «Газпром» мог бы увеличить прокачку (в последние пять лет его поставки в ЕС колебались на 12–17% от среднего значения), получив дополнительные выгоды и в то же время сбив спекулятивно высокие цены (осенью, как можно вспомнить, бывали моменты, когда после обнадеживающих заявлений Путина цены на газ в Европе падали более чем на треть в течение одного торгового дня). Однако попытки «принуждения европейцев к сертификации» «Северного потока–2» считались в Москве более значимыми, чем извлечение краткосрочных прибылей, и потому объемы поставок не увеличивались. Несмотря на проблематичность ситуации для европейцев, они не пошли на уступки: сначала германский регулятор потребовал от операторов проекта перерегистрироваться в Германии, а затем было объявлено, что окончательное решение европейские структуры примут во второй половине 2022 года. 

Третьим обстоятельством являлась непосредственно политика Москвы в отношении Украины и реакция на нее США и стран НАТО. Проблема тут, я бы сказал, состояла не столько в угрозе самого конфликта (в 2014–2015 годах на фоне масштабных боев в Донбассе поставки российского газа по украинскому маршруту не прекращались), а в возможной реакции западных правительств на российскую агрессию, поскольку ряд проектов санкционного ответа на вторжение в Украину предполагал ограничения в отношении российского нефтегазового сектора, и многие политики считали, что в ответ Москва может ограничить поставки. Каким бы невероятным ни казался такой вариант (Россия, как я многократно отмечал, больше зависит от европейского рынка газа, чем Европа от российских поставок), в Вашингтоне специально оценивали возможность замещения российского трубопроводного газа СПГ: в Госдепартаменте встречались с руководством международных энергетических компаний, а в Белом доме принимали с визитом эмира Катара. Так как российско-украинский конфликт пока по-прежнему далек от разрешения, данный фактор продолжит оказывать влияние на цены — но, скорее всего, далеко не самое основное.

Предположение о том, что Россия специально спровоцировала конфликт вокруг Украины ради манипулирования газовыми ценами в Европе, на мой взгляд, выглядит экзотически. Логика конфликта говорит о том, что он развивался безотносительно к «газовым» проблемам: если бы Россия стремилась сорвать большой куш на европейском рынке и в то же время окончательно распрощаться с украинским транзитом, Москва могла бы подождать с сосредоточением войск на границе и выставлением ультиматумов Западу до завершения сооружения и сертификации «Северного потока–2». Далее можно было бы сообщить о какой-нибудь аварии (достаточно вспомнить, как в 2009 году был прекращен транзит газа из Туркменистана в Европу), прервать поставки по украинскому направлению и умело манипулировать ценами, имея все козыри в руках и не находясь под угрозой санкций.

Как показали события конца прошлого года, российские власти могли существенно «двигать» европейский рынок газа своими заявлениями, что могло делаться еще довольно долго, учитывая все проблемы, отмеченные выше. Более того, по мере расширения экспорта на Восток, где Китай намерен закрывать свои потребности любой ценой (страна в прошлом году стала крупнейшим импортером СПГ, а цены в Азии даже выше, чем в ЕС), Россия получала бы дополнительный инструмент давления на европейских потребителей. При этом следует заметить, что большинство драматических событий на рынке газа в Европе случились до начала истерики вокруг «неизбежности» российской агрессии против Украины и до того, как Кремль представил Западу «соображения» по вопросам «коллективной безопасности».

Какими могут быть последствия событий 2021 года на газовом рынке Европы? На мой взгляд, перспектива войны в Украине и введения западных санкций против российского нефтегазового экспорта выглядит не слишком реалистичной — и поэтому стоит рассматривать прежде всего «инерционные» сценарии. В последнее время цены в Европе колеблются между $820 и $900 за тысячу кубометров, что означает: газ стоит чуть менее чем в два раза дороже нефти в пересчете на теплотворность обоих видов топлива. Такое соотношение представляется вполне оправданным с точки зрения европейской экологической повестки — особенно в условиях, когда власти ЕС намерены причислить природный газ к «зеленым» источникам энергии. В свою очередь, цены на нефть поддерживаются не столько конфликтными ситуациями в тех или иных регионах мира, сколько огромным спекулятивным давлением на рынок, возникшим вследствие эмиссионной политики ведущих мировых центробанков. Спровоцированная ею инфляция останется в ближайшие годы существенно выше обычных для последнего времени значений — и потому цены на нефть продолжат балансировать около $100 за баррель как минимум несколько лет. Таким образом, все указывает на то, что Россия некоторое время будет чувствовать себя вполне комфортно с точки зрения получения экспортных доходов, причем без всякой большой войны на постсоветском пространстве.

* Данная статья изначально вышла на сайте журнала СНОБ. Публикуется ИСР с разрешения автора.