За последний месяц сотни российских некоммерческих организаций подверглись прокурорским проверкам. В их числе – общество «Мемориал», фонд «Общественный вердикт» и движение «За права человека». Руководитель движения «За права человека», депутат Государственной думы РФ первого созыва Лев Пономарев рассказал эксперту ИСР Ольге Хвостуновой о причинах этих проверок и об их последствиях для России.
Ольга Хвостунова (ОХ): После проверок в Вашей организации Генпрокуратура завела на Вас административное дело. Что произошло и в чем конкретно Вас обвиняют?
Лев Пономарев (ЛП): Я возглавляю три правозащитные организации: движение «За права человека», фонд «В защиту прав заключенных» и региональную организацию «Горячая линия». Все три организации прошли плановую проверку в Минюсте, мы представили все необходимые документы – десятки томов. В конце февраля – начале марта получили акты проверок, где были указаны формальные нарушения, которые мы намерены устранить в положенные сроки. О том, что наша деятельность носит экстремистский или какой-либо другой противоправный характер, в актах ничего не говорится, как и про политическую деятельность. И вот через две недели после получения этих актов к нам явились сотрудники прокуратуры в сопровождении представителей налоговой службы, Минюста и съемочной группы НТВ и потребовали предъявить все те же документы на внеплановую проверку. Я отказался это сделать.
ОХ: Почему?
ЛП: Потому что это незаконно. В статье 22 пункте 1 закона «О прокуратуре РФ» сказано, что прокурор имеет право проводить подобную проверку только при наличии информации о противозаконной деятельности. Такой информации у прокуратуры не было. Кроме того, вновь собрать все эти документы означало бы фактически парализовать работу организации. Я написал письмо на имя зампрокурора Москвы, где объяснил, что считаю проверку незаконной, и приложил акты из Минюста. На следующий день меня пригласили в прокуратуру для составления протокола об административном правонарушении – «невыполнение законных требований прокурора» (статья 17.7). Два дня подряд мы с адвокатом Каринной Москаленко ходили в прокуратуру, заявляли отвод прокуратуре, который, конечно, принят не был. После чего нам вручили постановление о привлечении к административной ответственности по трем нашим организациям. В свою очередь я направил жалобу в суд. Теперь, как говорится, встретимся в суде.
ОХ: Каковы Ваши прогнозы?
ЛП: Наивно предполагать, что я выиграю суд. Но если они в конце концов пришлют мне бумагу с предложением зарегистрироваться в качестве «иностранного агента», я снова откажусь и буду отстаивать наши права в суде. Здесь я не готов полностью раскрыть свою стратегию. В ответ нас, видимо, будут и штрафовать, и пытаться закрыть организации, то есть лишить их юридического лица, а иными словами – разрушить.
«Идет захват и уничтожение третьего сектора, причем атака направлена прежде всего против правозащитных НКО»
ОХ: Вы думаете, Ваши организации могут закрыть?
ЛП: Я не знаю, входим ли мы в список на уничтожение. Со своей стороны я стараюсь максимально сопротивляться и призываю остальных правозащитников к сопротивлению, чтобы консолидированно противостоять атаке на НКО.
ОХ: А есть список на уничтожение? Кто в него входит?
ЛП: Когда я разговаривал с прокурорскими работниками, по их поведению я понял, что такой список есть и какая-нибудь из наших организаций наверняка в него входит. И это меня, конечно, волнует. Но есть и другое обстоятельство: даже если не пострадают мои организации, а пострадает какая-то другая правозащитная организация, я и другие руководители наиболее известных правозащитных организаций должны вести себя безупречно. Правозащитные организации на своем примере должны показать, как защищаться от неправовых действий чиновников.
ОХ: Почему волна проверок пошла именно сейчас?
ЛП: Где-то полтора месяца назад Владимир Путин, выступая на коллегии ФСБ, сказал как бы в пустоту, что, мол, он не понимает, почему закон об «иностранных агентах» принят, но не выполняется. В этот момент генеральный прокурор Юрий Чайка, видимо, понял, что наступает его звездный час. То ли он хочет отличиться, то ли под ним кресло качается, но в итоге происходит чудовищная история: сотни НКО подверглись рейдерской атаке со стороны прокуратуры. По сути идет захват и уничтожение третьего сектора, причем атака направлена прежде всего против правозащитных НКО.
Эта надпись появилась на здании центрального офиса правозащитного общества «Мемориал» в конце 2012 года
ОХ: Почему закон об «иностранных агентах» не выполнялся?
ЛП: Дело в том, что его выполнение было поручено Минюсту. Но даже сам министр юстиции Александр Коновалов, выступая в начале года в Госдуме, сказал, что у него нет механизмов для реализации этого закона, поскольку он противоречит всему комплексу законодательных актов, регламентирующих работу НКО.
ОХ: А зачем тогда Путин уделил этому закону особое внимание?
ЛП: Начиная с прошлого года, вернувшись в Кремль и столкнувшись с событиями на Болотной площади, Владимир Путин и люди из его окружения коллективно осуществляют постепенный антиконституционный переворот. Здесь нужно понимать, что переворот не всегда приводит к смене главы государства. В данном случае меняется государственный строй России. Первым шагом стало так называемое «Болотное дело», или «дело 6 мая». Затем, начиная с середины прошлого года, Госдума стала постепенно менять форму государственного устройства страны.
ОХ: Вы имеете в виду все ужесточающие поправки к законодательным актам, принятые в последнее время?
ЛП: Да. На сегодня самый страшный закон – это закон о «государственной измене». Он пока заморожен, но надо отдавать себе отчет, что этот закон принят и подписан президентом. По этому закону тысячи людей могут быть осуждены на длительные сроки. Поводом может послужить даже мой разговор с вами как с представителем иностранной организации. Уголовно преследовать по нему могут не только за выдачу сведений, составляющих государственную тайну, но и за любую помощь иностранному государству, международной или иностранной организации, если их деятельность направлена против безопасности России. Шпионажем отныне объявлен сбор иностранным гражданином любых сведений, даже не обязательно составляющих гостайну, для передачи их с целью использования против безопасности России. Расширяется круг лиц, которых могут привлечь к ответственности за распространение гостайны. Новый закон предусматривает наказание за раскрытие секретных сведений, полученных не только на работе, но и во время учебы и «в иных случаях», которые вообще никак не прописаны. Если российские власти сочтут, что факт моего разговора наносит урон суверенитету России, безопасности или чему-то еще – в законе очень размытые формулировки, – то наш разговор станет поводом для возбуждения против меня уголовного дела, а сроки там большие. Второй закон, меняющий конституционный строй России, – это закон об «иностранных агентах». Третий – возвращение в уголовное право закона о клевете. Кроме того, нужно помнить об увеличении штрафов за участие в несанкционированных митингах и т. п.
ОХ: А к какому типу государственного устройства, по-вашему, стремится Путин?
ЛП: Хороший вопрос. Если честно, я не понимаю Владимира Владимировича. С одной стороны, он говорит, что Россия строит свою особую демократию. С другой – предпринимает такие антидемократические шаги, которые вызывают все больше возмущения и в стране, и за рубежом. Я не понимаю: неужели Путин думает, что после разрушения неправительственного сектора Запад все ему простит в обмен на нефть, газ, сотрудничество по Афганистану и Сирии? Происходящему может быть такое объяснение: Путин принял решение выйти из Совета Европы, «большой восьмерки», уйти в изоляцию – в этом случае его шаги понятны. С другой стороны, если страна уйдет в глухую изоляцию и начнет строить так называемую «крепость Россия», то это будет иметь разрушительные последствия для политического строя, истеблишмента и самого Путина – его просто уберут более решительные люди, у которых никогда не было интересов на Западе.
«По закону о “государственной измене” тысячи людей могут быть осуждены на длительные сроки»
ОХ: Тем не менее политические изменения последнего года затронули и гражданское общество. Может ли оно повлиять на политический процесс и предотвратить разрушительные последствия, о которых Вы говорите?
ЛП: Да, вы правы, надежды только на гражданское общество в России. И эти надежды не беспочвенны – за последние полтора года не только активность, но и численность гражданского общества в России поднялась в разы. Это произошло в силу ряда причин: оскорбительная «рокировка» Путина и Медведева, массовое участие в митингах, призыв к наблюдению за выборами, параллельно с этим рейтинг власти в целом падал последние годы. Это был своего рода контрапункт: Путин и «Единая Россия» очень многим надоели. Сейчас митинговая активность спала, и перед нами стоит другой вопрос: что делать дальше? Как может оформиться гражданское общество? В разрозненном виде на общественно-политический процесс оно влиять, конечно, не может. Возникли две инициативы. Первая – это известный многим, в том числе на Западе, Координационный совет, оформивший вертикальную структуру протестного движения. Вторая – это наша инициатива, которую мы изначально назвали «Московский гражданский форум», объединивший гражданское движение горизонтально – в рамках Москвы. 16 марта мы провели конференцию, на которой утвердили общероссийское движение под названием «Гражданская федерация». Это очень правильное название – в нем все равны. Мы будем стараться работать на уровне такой демократии, чтобы не было никакой борьбы за то, кто станет главным.
ОХ: Кто вошел в это движение? Как оно формировалось?
ЛП: В ходе массовых акций в Москве возникали небольшие группы активистов, которые дружили между собой и создавали свои координационные органы. Первой такой организацией стала «Белая лента», которая дала название целому движению. Потом от «Белой ленты» отпочковалась еще одна организация – группа «Сопротивление». Вместе с ними инициатором Московского гражданского форума стало наше движение «За права человека». Я также обратился к Людмиле Алексеевой (Московская Хельсинкская группа), и она поддержала наш проект. Мы продолжаем общаться и с другими, менее известными организациями. Самое главное, что нас поддержала межрегиональная группа гражданских активистов, созданная в интернете на основе «Белой ленты» и объединившая активистов по всей стране. Именно они приняли решение приехать в Москву и учредить движение.
ОХ: Какие проблемы будет решать «Гражданская федерация»?
ЛП: Мы уже их решаем. Прежде всего мы помогаем людям, которым требуется правовая защита. Людей сейчас, например, волнуют проблемы ЖКХ, управление домами и районами, финансовый контроль над местной властью. Второй блок проблем – экологический. Это строительство с нарушением экологических норм, вырубка парков и пр. Или проблема переселения жильцов из хрущевок в центре Москвы за пределы Третьего кольца. Граждане сами объединяются, пытаясь защитить свои права на достойную жизнь, и обращаются к нам. И мы им помогаем. Наша цель – не управлять ими, а делиться информацией и опытом, помогать им объединяться. Это очень трудная работа.
«За последние полтора года не только активность, но и численность гражданского общества в России поднялась в разы»
ОХ: Какие задачи Вы перед собой ставите?
ЛП: Мы не ставим перед собой политические задачи – это в большей степени делает Координационный совет. Мы хотим построить новое правозащитное движение. Вообще говоря, сейчас мы наблюдаем третий этап в развитии правозащитного движения в России. На первом этапе в него входили десятки, может быть, сотни диссидентов в советский период. На втором этапе, в 1990-е годы, это были сотни профессиональных правозащитных организаций и групп. Сейчас мы видим тысячи волонтеров, правозащитников, гражданских активистов по всей стране, работающих параллельно с созданными ранее профессиональными правозащитными организациями. Например, когда в прошлом году в Копейске (Челябинская область) взбунтовались заключенные, это событие очень быстро стало предметом обсуждения местных правозащитников и журналистов. Вскоре туда поехали журналисты из Москвы, и все было более или менее разрешено. Но если бы туда не приехали родственники заключенных и не проводили там несколько суток митинг, это событие не приобрело бы такой резонанс. Раньше все было бы глухо – защита прав заключенных была работой только для профессиональных правозащитных организаций.
ОХ: Вы говорите о правозащитниках и активистах, а насколько сознательно само общество? Вы говорите, что активность выросла в разы, но как это измерить?
ЛП: По количеству людей, выходящих на митинги, по реакции в интернете, по массовым акциям и количеству писем граждан, которые попадают в СМИ. Это заметно и по обращениям ко мне как правозащитнику. Общество очень сильно оживилось. В первую очередь это касается рефлексирующей интеллигенции, осознавшей свои интересы и решившей выразить их.
ОХ: Этот рост гражданской активности принесет результаты? Пока что власть идет по пути ужесточения репрессий.
ЛП: Да, конечно. Власть зашла в тупик и ищет выход, ужесточая законы. Но при этом она перестала быть монолитной. Последний пример – «закон Димы Яковлева». Многие представители исполнительной власти, включая министра иностранных дел Сергея Лаврова и вице-премьера Ольгу Голодец, заявили, что этот закон неправильный. Раньше такое невозможно было представить. Кроме того, борьба с коррупцией, которую Путин вынужден вести, сегодня стала затрагивать людей, близких к Путину. И этот процесс уже становится неуправляемым для власти.
ОХ: Как далеко зашла фрагментация власти?
ЛП: Пока сложно сказать – власть явно маневрирует. Возможно, Путин пытается осуществить схему обновления власти. Он может сам пойти на досрочные парламентские выборы – убрать «Единую Россию», сформировать новые политические блоки, опираясь на три политические силы: «патриотическую» (партия «Родина» уже зарегистрирована), рабочую (создается Трудовая партия) и крестьянскую, которая, насколько мне известно, уже тоже строится. На досрочных выборах в парламент власть может опередить оппозицию.
ОХ: Как долго продержится нынешняя система?
ЛП: Я думаю, что при оптимистическом сценарии – три года, но более реальный срок – пять лет. При этом я сторонник мирного разрешения конфликта. Я против дестабилизации на улицах даже по инициативе оппозиции, потому что в России революция бескровной, к сожалению, быть не может.
