В июне в рамках российского председательства в «группе двадцати» в Москве состоялся саммит «гражданской двадцатки» (Civil20 или C20). Эксперт ИСР Борис Брук обращает внимание на расхождение между декларациями и практикой российских властей.
«Гражданская двадцатка» считается одним из основных компонентов так называемого аутрич-диалога, сопровождающего работу «группы двадцати» и наряду с С20 включающего B-20 («Крупный бизнес»), Think-20 («Мозговые центры»), G20Yes («Молодые предприниматели»), G(irls)20 («Женский взгляд»), L20 («Министерства труда и трудовые профсоюзы») и Y20 («Молодежь»). В рамках «гражданской двадцатки» было создано семь рабочих групп по вопросам, отмеченным в качестве приоритетных во время российского председательства: экологически ответственное развитие и энергетика, продовольственная безопасность, противодействие коррупции, цели развития тысячелетия после 2015 года, финансовая включенность и финансовое образование, вопросы труда и занятости населения и глобальная финансовая архитектура.
Как отмечается в обращении «гражданской двадцатки» к лидерам стран G20, «Формат “гражданской двадцатки” позволил организовать конструктивный и ориентированный на результат диалог гражданского общества и официальных лиц, ответственных за разработку государственной политики». Предполагалось, что в этом формате участники будут руководствоваться принципами открытости, подотчетности, включенности всех групп интересов и прозрачности принимаемых решений. По словам организаторов, будучи страной-председателем «группы двадцати» (G20), Россия стала первым государством, решившим включить гражданское общество в качестве «полноправного социального партнера» в «консультативный процесс» G20.
В создавшихся в России условиях гражданскому обществу места нет
В таком контексте может создаться впечатление, что процесс развития гражданского общества является одним из приоритетных направлений на сегодняшней повестке дня российских властей, а Россия становится мировым лидером в плане продвижения его идеалов. Однако у человека, менее оторванного от реальности, вероятнее всего, сформируется иная картина, демонстрирующая несоответствие преподнесенного образа реальному положению дел. Как недавно отметила Елена Панфилова, исполнительный директор «Трансперенси Интернешнл Россия», с одной стороны, власти отмечают важность гражданского общества, заявляя, что высоко ценят его роль в «содействии процессам прозрачности, анализа и оценки государственной политики», и в то же самое время за осуществление подобной деятельности направляют в суд иски на десятки тысяч долларов.
Ни для кого не секрет, что «конструктивный» диалог между российскими властями и представителями гражданского общества (в первую очередь НКО) сегодня либо отсутствует, либо носит негативный характер. В последнее время ситуация планомерно ухудшалась, в 2012 году была принята серия ограничительных законов, и сегодня многие комментарии в прессе и аналитических материалах в том или ином виде сводятся к признанию того, что взрослеющее российское гражданское общество превратилось в «страшный сон Кремля». При этом отношение власти к гражданскому обществу нередко описывается как «закручивание гаек», «беспрецедентное наступление», «репрессии», «охота на ведьм». Один из основных выводов, к которому приходят комментаторы, заключается в том, что власти собственными руками готовят «гражданскую катастрофу»: в создавшихся в России условиях гражданскому обществу места нет.
На самом деле многое зависит от того, что понимать под «гражданским обществом». В ряде документов «гражданской двадцатки» используется следующее определение:
Гражданское общество объединяет всех граждан и организации, которые являются неправительственными. Таким образом, в него входят: группы, образованные вокруг конкретных инициатив, неправительственные организации (НКО), академическое сообщество, аналитические центры, граждане, которые не работают в правительственных организациях, а также структуры коммерческого сектора.
На первый взгляд, эксперты МВФ (чье определение использует «гражданская двадцатка») написали все правильно, и с наличием всех указанных составляющих в России нет проблем. Однако после вышеприведенных слов ставится точка, ограничивающая определение гражданского общества перечислением структурных компонентов. Важно понимание ключевых принципов и ценностей, на которых основано и которые пытается отстаивать гражданское общество; именно на них сегодня осуществляется наступление. Известно, что отсутствие (или уничтожение) гражданского общества означает отсутствие (или конец) демократии1. Давление на организации гражданского общества является одной из основных причин, из-за которой Россию сегодня характеризуют как «управляемую демократию», «(конкурентный) авторитаризм» или «консолидированный авторитарный режим»2, 3.
Российская власть предпочитается общаться с гражданским обществом посредством силовых структур (на фото: офис общества «Мемориал»)
Недавний доклад Freedom House «Страны переходного периода – 2013: авторитарная агрессия и давление режима строгой экономии» отмечает, что за последний год в России произошло существенное ухудшение ситуации с гражданским обществом: если раньше многие эксперты и аналитики отмечали препятствия и ограничения деятельности организаций гражданского общества, то теперь, с учетом новых инициатив российских властей, можно говорить о стремлении «нейтрализовать или уничтожить любые группы, имеющие какое-либо, даже косвенное, отношение к политической или общественно-политической сфере». По словам Леона Арона, директора российских исследований Американского института предпринимательства (AEI), «Каждая атака на гражданское общество – трагедия для России. Прежде всего это связано с тем, что некоммерческие организации являются школами демократии, обучающими личной ответственности, самоорганизации, мирному несогласию и компромиссу». Однако российские власти явно не считают, что они готовят какую-либо трагедию, – наоборот, начиная с марта «взаимодействие» со «школами демократии» все чаще сводится к проведению проверок и судебным искам.
Напомним, что в конце 2012 года вступил в силу закон о статусе «иностранных агентов» для НКО, финансируемых из-за рубежа и участвующих в «политической деятельности», а с марта 2013-го проходят их массовые проверки. По мнению представителей НКО, закон противоречит Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, термин «иностранный агент» является оскорбительным и означает существенные «репутационные потери» для любой НКО, а под понятие «политическая деятельность» можно подвести практически все что угодно. По официальной версии, проверки носят «профилактический характер» и «ведутся для выявления “иностранных агентов” и принуждения их к выполнению закона». На сайте «Радио Свободная Европа / Радио Свобода» можно получить наглядное представление о масштабах «профилактических мероприятий» – список организаций, подлежащих регистрации в качестве «иностранного агента», расширяется регулярно и несмотря ни на что.
В конце 2012 года вступил в силу закон о статусе «иностранных агентов» для НКО, финансируемых из-за рубежа и участвующих в «политической деятельности»
Любопытно, что на завершающих стадиях форума «гражданской двадцатки» бывший министр финансов Алексей Кудрин высказал предложение о пересмотре закона об НКО – «иностранных агентах», который, по его словам, подрывает доверие к деятельности НКО в России, и сужении понятия «политическая деятельность». Поддержал Кудрина и Михаил Федотов, глава президентского совета по правам человека. И даже Владимир Путин, несмотря на собственную убежденность в «либеральности закона», заявил, что нужно «проанализировать практику применения и подумать над совершенствованием этого законодательства, чтобы оно никому не мешало в работе, чтобы у государства не возникало подозрений в отношении конкретных организаций, чтобы этим организациям не мешало». В то же самое время Пресненский районный суд Москвы отклонил апелляционную жалобу на постановление о признании «иностранным агентом» и наложении штрафа на ассоциацию «Голос». А несколько дней спустя правительство одобрило поправки в закон об НКО. Как сообщает газета «Ведомости», теперь внеплановые проверки могут коснуться не только организаций, получающих зарубежное финансирование, а любых НКО. То есть теперь «весь российский третий сектор может стать “агентом”».
Считается, что мероприятия, проходящие в рамках работы «группы двадцати», имеют важное значение, и хочется думать, что «гражданская двадцатка» может стать важным элементом диалога. По крайней мере, так считают даже некоторые из тех, кого пытаются представить в виде «иностранных агентов», например Transparency International. Как недавно отметила руководитель организации Угетт Лабелль, «Мы хотим быть проводниками решений, находить мультипликаторы, такие как C20 (“гражданская двадцатка”)...».
Однако, несмотря на важность C20, все сказанное на площадке форума не должно расходиться с реальностью, а именно такое расхождение очевидно присутствует. Взаимодействие с гражданским обществом не должно заключаться в единовременных мероприятиях, во многом носящих имиджевый характер, а в «чистоту» намерений властей вести действительно конструктивный диалог можно будет хотя бы как-то поверить лишь тогда, когда организации гражданского общества будут выведены с линии огня.
1 Gellner, E. (1994). Conditions of liberty: Civil society and its rivals, London: Hamish Hamilton.
2 Economist Intelligence Unit. (2013). Democracy index 2012: Democracy at a standstill. London.
3 Freedom House. (2013). Nations in transit 2013: Authoritarian aggression and the pressures of austerity. Washington, D. C.
