Институт современной России продолжает серию публикаций известного ученого Александра Янова, посвященную истории Русской идеи в Советском Союзе. В очередном эссе автор анализирует идеологию Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа.
ВСХСОН – первая относительно крупная подпольная организация в постсталинский период (если не считать эмигрантского Народно-трудового союза), ставившая себе целью вооруженное свержение государственного строя в СССР. Этим она решительно отличалась от либерального диссидентства, ратовавшего за гражданские права. Нет сомнения, что в советских условиях оба движения были утопическими – но по-разному.
Идеалом либеральной «Хроники текущих событий» была многопартийная система и западная демократия в целом. ВСХСОН же рассматривал Россию как отдельную от Европы православную цивилизацию, а советский коммунизм – как порождение западного зла. Подобно всем паладинам Русской идеи, ВСХСОН должен был искать в качестве идеала некий «русский путь» к свободе, заново изобретая велосипед. Что они изобрели, мы видели: теократию.
Отвергая «базис» западного общества – свободное предпринимательство – как чуждый России, не жаловал ВСХСОН и его «надстройку». Программа ВСХСОН провозглашала, что «социал-христианская государственная доктрина рассматривает как безусловное зло такую организацию власти, при которой она является призом для соперничающих партий или монополизируется одной партией. Вообще партийная организация власти неприемлема с точки зрения социал-христианства» (жирный шрифт мой. – А.Я.). Многопартийная демократия приравнивалась, таким образом, к однопартийной диктатуре и отрицалась вместе с ней.
«Бердяевский кружок»
Не зря либеральные оппоненты язвительно именовали ВСХСОН «бердяевским кружком». Он действительно претендовал на «открытие» Бердяева и активно распространял среди ленинградской молодежи его книги, написанные в эмиграции и бывшие недоступными при Сталине. Он даже сделал их чтение способом вербовки новых членов. Бердяев стал путеводной звездой ВСХСОН.
Программа ВСХСОН не предусматривала никакого парламента или Думы в будущей России, обещая, под влиянием Бердяева, вместо Думы «представительство крестьянских общин и национальных корпораций – крупных союзов работников физического и умственного труда» (цитата из «Нового средневековья» Бердяева). Иначе говоря, реальная проблема заключалась не в том, что ВСХСОН присвоил себе монополию на идейное наследство этого замечательного, пусть и отчаянно противоречивого классика русской мысли ХХ века, но в том, что выбрал в качестве путеводителя самую неудачную и самую реакционную его книгу. Бывший начальник идеологического отдела ВСХСОН Евгений Вагин, впрочем, называл ее «самой глубокой и блестящей».
Мы уже говорили о ней довольно подробно в «Курилке». Написана она была сразу после победы Муссолини в Италии, когда Бердяеву, который порой был чрезмерно увлекающимся человеком, на миг показалось, что «фашизм – единственное творческое явление в жизни современной Европы». Следуя за своим кумиром, ВСХСОН противопоставил «выродившимся говорильням», т. е. западным парламентам, «представительство реальных корпораций».
Однако с 1920-х годов мир существенно изменился, и цена фашистской риторики теперь общеизвестна, так же как и результаты фашизма, да и Бердяев впоследствии многократно раскаялся в своей ошибке. Но идеологам «бердяевского кружка» важно было не то, что их учитель по неизреченному своему легкомыслию увлекся однажды Муссолини, но то, что риторика эта была антизападная. В поисках «русского пути» к свободе они схватились за ту мысль, что была направлена против Запада. В 1992 году Вагин с негодованием отверг другую книгу Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма» как «абсолютно неприемлемую для нас». Еще бы, ведь Бердяев настаивал на том, что у коммунизма именно русские корни. Увы, ни лагерь, ни эмиграция так ничему и не научили идеологов ВСХСОН.
Безусловно, молодые всхсоновцы стремились к свободе. Но в XIX веке к свободе стремились и славянофилы, основоположники «русского пути». В этом смысле и те и другие, несомненно, были либералами. Однако их свобода должна была быть непременно особенной, «русской свободой», защитой не столько от власти, сколько от Запада. В случае славянофилов свобода гарантировалась, как ни парадоксально, самодержавием, в случае ВСХСОН – теократией. Именно поэтому всхсоновцы были национал-либералами. Как объяснила нам «лестница Соловьева», не будь их мужественный порыв так трагически прерван арестом и лагерями, их ожидало бы то же будущее, что и славянофилов, т. е. превращение из паладинов свободы в слуг реакции.
Теократия и гражданские права
Теократический характер нового государства должен был обеспечиваться, согласно Программе ВСХСОН, «блюстительным» Верховным Собором, который «состоял на одну треть из лиц высшей иерархии церкви и на две трети из выдающихся представителей нации». Церковь, естественно, предполагалась православная, однако принцип, по которому избирались в Собор иерархи и выдающиеся представители, был неизвестен. Известно было лишь, что избирались они пожизненно. Как Вагин заверил радио «Свобода», он «исповедует веру Достоевского: русский – это православный, и религия является глубинной сущностью русского человека». Православному Собору будет принадлежать «право вето, которое он может наложить на любой закон или действие, которое не соответствует основным принципам социал-христианства». Наконец, Собор будет избирать правителя государства – «представителя народного единства».
Группа членов ВСХСОН после освобождения из тюрем и концлагерей, 1976 г. Слева направо: Леонид Бородин, Анатолий Сударев, Александр Миклашевич, Евгений Вагин, Вячеслав Платонов, Юрий Бузин, Георгий Бочеваров
Организованное таким образом социал-христианское государство должно будет гарантировать «основные права человека и гражданина». Прав обещано было много – больше, чем в сталинской Конституции 1936 года. Но, как и в сталинской конституции, механизм, способный обеспечить их соблюдение, не был указан. По той же причине cоциал-христианство не предусматривало политическую оппозицию – единственную, как свидетельствует опыт, реальную гарантию осуществления прав человека.
Достоевский, в отличие от Вагина, не писал проектов государственного устройства будущей России и не намеревался стать одним из ее политических лидеров. Поэтому нас должен интересовать политический смысл вагинского определения, что «русский – это православный». Россия – страна многоконфессиональная, в ней есть и мусульмане, и буддисты, и католики, и протестанты, и иудеи, и, наконец, неверующие. Как будут соблюдаться права всех этих категорий населения, если они не представлены в Верховном Соборе православного государства? Тем более что в границах советской империи составляли они по меньшей мере половину ее населения?
Возможно, какая-то их часть могла бы присутствовать в «представительстве сельских общин и национальных корпораций». Но и в этом случае они будут числиться там не в качестве представителей своих конфессий, а именно общин и корпораций. И не забудьте о праве вето, которое православный Собор мог наложить на любое решение многоконфессионального «представительства». Боюсь, не признал бы Николай Бердяев в идеологах ВСХСОН своих учеников.
Мой покойный друг Андрей Синявский отбывал срок в одном лагере с некоторыми из членов ВСХСОН. Он рассказал мне о том, как на замечание, что он будет протестовать против их «социал-христианского государства» так же, как протестовал против советской власти, всхсоновцы ему ответили: «А мы вас посадим, Андрей Донатович».
Для людей, как Синявский или я, не принадлежавших ни к сельским общинам, ни к национальным корпорациям, интерес к проекту ВСХСОН был отнюдь не академический. То был буквально вопрос судьбы. Тем более что в статье 74 Программы ВСХСОН прямо говорится: «государственная власть после свержения коммунистической диктатуры должна перейти к временному народно-революционному правительству». Как поступил бы с ними ВСХСОН в случае своей победы? Посадил бы, как обещали Синявскому? Или в лучшем изгнал бы из страны?
Национальный вопрос
В статье 73 Программы ВСХСОН говорится, что союз «сознает себя патриотической организацией самоотверженных представителей всех национальностей Великой России». Первый вопрос, который приходит в голову: что имели в виду ее авторы под «Великой Россией»? В каких границах они ее мыслили? В границах 15 республик советской империи? Или в границах Варшавского блока? Программа не уточняет. В статье 83, однако, сказано, что «странам, в которых временно находятся советские войска, может быть оказана помощь в национальном самоопределении на основе социал-христианства» (жирный шрифт мой. – А.Я.). Но если, допустим, Венгрия или Польша захотели бы самоопределиться не «на основе социал-христианства», а на основе западной многопартийной системы? А Чехословакия – вообще на основе «социализма с человеческим лицом»? Получается, что им помощь оказывать не стоило?
В Программе ВСХСОН нет и также эмоций по поводу межэтнических отношений внутри СССР. Ни слова о прибалтийских губерниях (республиках), об Украине. Впечатление такое, что под «Великой Россией» понималась все та же Российская империя со всеми ее застарелыми шрамами. Впрочем, один из этих шрамов – еврейский вопрос – открыто кровоточил.
О том, как относились к этому кровоточащему шраму «самоотверженные представители всех национальностей Великой России», узнал я из неожиданного источника – из воспоминаний некоего Бернарда Караватского, гражданина Польши, искренне сочувствовавшего ВСХСОН и считавшего его «солью русской нации» и «цветом русской молодежи».
Среди его панегириков в честь ВСХСОН я нашел странный пассаж о взглядах «начальника личного состава» организации Михаила Садо: «Мне трудно примириться с тем, что в разговорах этого человека проскальзывали антисемитские нотки. Вероятно, этот глубоко укоренившийся недостаток этой необычайно интересной личности впитан им с молоком матери». А ведь начальник личного состава – это человек, от которого зависит, кому быть членом организации, намеренной представлять «все национальности» страны. А тут вдруг «с молоком матери впитанный» антисемитизм...
В воспоминаних поэта и политзаключенного Александра Петрова-Агатова, удивительного человека, большую часть жизни проведшего в советских лагерях, в том числе вместе с Синявским и с членами ВСХСОН, я нашел еще более любопытные детали. «Еврейский вопрос, – рассказывает Петров-Агатов, – стоял остро. Познакомившись с сионистом Соломоном Борисовичем Дольником, я как-то предложил Андрею Донатовичу [Синявскому] зайти к нему в гости: “Соломон Борисович – милый человек, но имейте в виду, что здесь к евреям относятся особенно нетерпимо”. Впрочем, увидев мои добрые отношения с Дольником, обо мне тоже стали говорить: “Жид! Какой он Петров? Какой-нибудь Фраерман или Зильберштейн. Все, сволочи, русские фамилии приобрели!” Ненависть к коммунистам тоже отождествлялась с евреями. “Ленин, Хрущев, Брежнев, Косыгин – все жиды”».
Ситуация, согласитесь, своеобразная, если не сказать черносотенная. Прямо противоположная, на первый взгляд, идеологии ВСХСОН. Всхсоновцы видели корни советского строя в капитализме тогда, как окружавшие их зеки – в «жидовском засилье». Они собирались самоотверженно представлять «все национальности» СССР, а зеки признавали лишь две – русских и евреев. Как следовало вести себя членам организации, провогласившей себя интернационалистской, социал-христианской?
Судя по тому, что рассказал Петров-Агатов, не встали они на защиту «униженных и оскорбленных», что было бы долгом христианина, не отмежевались от гонителей. Сам «начальник идеологического отдела» ВСХСОН считал, что «все несчастья России от евреев». Когда Синявский задал одному из всхсоновцев вопрос, что стали бы они делать с евреями, если бы победили, ответ был однозначен: выслали бы в Израиль. «А с теми, кто не пожелал бы уехать?» – уточнил Синявский. Опять, не задумываясь: истребили бы. «Как? Вместе с детьми?» – ахнул он. «Ну, Андрей Донатович, кто же, истребляя крыс, думает о крысенятах?»
Я не уверен, что тут нужны комментарии.
