К.И.: Сможет ли крах инфраструктуры стать спичкой, которая в определенный момент все подожжет?
Б.Н.: Да. В Ярославле, например, на похороны пришло более ста тысяч человек. Если бы, не дай Бог, это в Москве случилось, пришло бы больше миллиона. Миллион человек, собравшихся по такому поводу, смести этот режим могут за секунду, если захотят. И никто их не остановит. Поэтому крах инфраструктуры — одна из причин, могущих привести к серьезным волнениям.
Я не революционер. И не только потому, что мне скоро 52 года, но в основном потому, что я четко знаю, что в России при революции кровь и непредсказуемые последствия — это абсолютно реалистичный сценарий. Я очень не хочу кровавых последствий. А цепляться за власть, как Путин, — это значит вести Россию к кровавой революции. И ответственность за кровавый сценарий в этом случае несет один человек. Путин должен это понимать на сто процентов. Не оппозиционеры и не участники Стратегии-31 будут виновны в крови, а он лично. Уничтожение возможности с ним спокойно распрощаться, сменив власть, приведет к неминуемому краху. Этот сценарий опасен и в других странах, но в такой стране, как Россия, он особенно опасен.
К.И.: Какие цели оппозиция ставит себе в 2012 году?
Б.Н.: Сейчас мы ведем мирную протестную кампанию «Голосуй против всех!» Хотим, чтобы как можно больше людей поняли, что это не выборы, а фарс и приняли участие в этом мирном протесте. Нас критикуют: говорят, мы получим один процент тех, кто против всех, два процента максимум. Но тут дело не в процентах, а в людях. 1 процент — это 500 тысяч человек. Для оппозиции то, что 500 тысяч человек сознательно пришли и фломастером написали «Долой власть воров!» — это грандиозный успех. Оппозиция гордится, когда на митинги приходит 5 тысяч человек, а если придет 500 тысяч — это же супер!
К.И.: Однако создается впечатление, что Путин гораздо больше боится Прохорова, чем оппозицию.
Б.Н.: Это не так: Путин не гораздо больше боится Прохорова — Путин всех боится, каждого по-своему. Его бэкграунд такой: он всегда проигрывал в конкурентной борьбе. А Путин боится любой конкуренции: Прохорова — потому, что у него слишком много денег и непонятно, как эти деньги могут быть использованы. Нас — потому, что нас нельзя купить, мы слишком убежденные.
К.И.: Купить может и нет, но посадить ведь можно всех?
Б.Н.: Посадить можно. Но вот только Путин с Ходорковским теперь, как я понимаю, не знает, что дальше делать. А если таких, как Ходорковский, будет много? Путин тогда станет на сто процентов нерукопожатным, превратится в Лукашенко. А товарища Путина, как человека сибаритствующих взглядов, перспектива оказаться персоной нон-грата не очень впечатляет.
К.И.: Расширение «списка Кардина»: насколько это влиятельная мера?
Б.Н.: Очень влиятельная. Eсли бы у нас в стране была независимая система правосудия, то нам не нужны были бы такие законопроекты в Европе и Америке. Но человеческой системы у нас пока нет, а негодяев наказывать надо. Негодяи таких законов всерьез боятся. То есть да, я считаю, что списки — эффективное средство.
Важное пояснение: давление на страну — контрoпродуктивно. И Джексон-Вэник надо отменять: этот закон сегодня — глупость несусветная. А вот давление на конкретных воров и убийц очень эффективно. Я могу сказать, что как только этот законопроект появился в Сенате, сюда зачастила куча народу из Москвы. Забегали по Вашингтону: Сурков бегал, Лавров бегал, сейчас бегает Кисляк... Все посольство российское в Вашингтоне занято только тем, чтобы как-то остановить этот законопроект.
К.И.: Что надо делать для того, чтобы воспитать в народе любовь к демократии? Вот Путин в своем направлении ведет неустанную «агитработу»...
Б.Н.: Он просто эксплуатирует сложившийся образ мышления.
К.И.: ОК, ему проще. И все-таки, что нужно делать, чтобы поменять сознание всех и каждого?
Б.Н.: Только просветительствo и личный пример. Всё. И это гораздо сложнее, чем эксплуатация низменных инстинктов: «бей богатых», «бей жидов»... То, что Путин делает — это просто. Так же, как просто построить авторитарное общество в стране, склонной к послушанию. А вот у оппозиции, наоборот, сложная задача. И та цифра, 50%, с которой мы начали, — цифра труднодостижимая. Если бы люди не были так зомбированы, если бы по телевизору вместо постоянной нещадной пропаганды шла объективная информация, то я уверен, что огромное количество взрослых людей поняло бы прямую связь между свободой, независимостью и кошельком. Трагедия России в том, что люди этой связи не видят. Людям внушают, что свобода — это хаос, а хаос — это нищета. Подтасовываются параллели: свобода = хаос = нищета и демократия = беззаконие = произвол. В качестве примера приводят «лихие 90-е». Хотя товарищ Путин сам — продукт 90-х.
К.И.: Закончится предвыборная кампания, закончится «нах-нах». У вас далее запланированы какие-то конкретные действия?
Б.Н.: Дальше, я считаю, предельно важно дать альтернативу. Режим обречен, я совершенно в этом уверен. А нам нужно продолжать добиваться в европейском суде регистрации партий, писать антикоррупционные разоблачительные доклады — то, что я раньше делал и что дальше буду делать. Надо выстраивать и укреплять оппозиционные структуры в стране.
К.И.: Т.е. вы настроены на каждодневную, кропотливую работу.
Б.Н.: Кэт, объясню популярно: в России надо жить долго. (И счастливо, желательно. Но главное — долго.) Борьба с Путиным — это не спринт, это марафон. Это на долгие, долгие годы. Для такой борьбы надо быть всегда в хорошей форме, нордически переносить трудности. А в составе оппозиции, к сожалению, не так много людей активных, готовых к этому. Вот люди готовы к броску 4 декабря или на март. Но когда людям говоришь, вы знаете, нам придется «Путин-Итоги» писать еще десять лет... ну, может быть, семь... люди не готовы к этому. Когда говоришь, что в «Стратегии-31» нам придется участвовать еще пять лет и что нас могут посадить, и посадят, неизвестно на сколько... когда все это людям объясняешь, выясняется, что к марафону готовы только пассионарии, а их немного. А у меня одна проблема — я не хочу уезжать. Я люблю Россию. Причем это без пафоса. Хоть порой в России и неудобно, и грязно, и тошно. Поэтому я хочу обеспечить альтернативу.