В марте сайт ИСР опубликовал статью Александра Подрабинека «Западная альтернатива», в которой автор высказался в пользу западной модели политического развития для России. В заочный спор с Подрабинеком вступил поэт и публицист Поэль Карп.
Александр Подрабинек (слева) и Поэль Карп
Александр Подрабинек прав, говоря, что в России было бы несопоставимо лучше, живи она по образцу, который он зовет западным. Он советует сделать такой выбор и сетует, что его еще не сделали. Но кто выбирал за Россию – цари, генсеки, президенты? Или русский народ? Или разом все народы империи? Да и как выбирали – на выборах Чурова или в гражданской войне? Называя образец «западным», мы уходим от социальной сути проблемы. Россия – изначально западная страна, слово «рус» – скандинавское, а христианство Русь приняла до церковного раскола. Да и Византия, от которой приняла, – восток Запада, Римской империи, а прикончила ее как раз по-настоящему восточная империя, Османская.
Свобода, собственность, законность, добровольность, гуманизм, равноправие, самоуправление и гласность, которых Подрабинек обоснованно желает России, не географические понятия. Испанские конкистадоры завоевывали Америку, а русский Ермак Тимофеевич – Сибирь. Различие невелико. Но тогда же, не в могучих феодальных державах, а в провинциальной Голландии или Англии выявились новые отношения, сделавшие их центром мира, странного не только Востоку, но долго и Западу. Эти отношения были иными, чем феодальные. Экономической свободе понадобилась политическая, потребовались гарантии собственности, законность, самоуправление.
Население России – не только в зоне, не только при коммунистах, но и при царях, и под нынешней «вертикалью власти» – это фактически заключенные
А в России правители, поняв требования века, – не дураки, чай, были, – ответили им не новыми отношениями, а напряжением прежних. При Иване Грозном зародилось крепостное право. Петр, привозя с Запада станки, ставил к ним крепостных. Мы возмущены, что в Соединенных Штатах было рабство, но афроамериканцев там и сегодня лишь около 8%. А в России в крепостном состоянии была половина страны, не группы завезенных иностранцев, а половина русских, собственного народа. Александр II лишил помещиков права владеть крепостными, но по отношению к государству люди фактически остались в крепостном состоянии. Ленин и Сталин это крепостничество лишь ожесточили.
Вся Россия знает, что свобода – не статьи Конституции о правах человека, они и в сталинской были красивы. Но забывает, что свобода – это реальная независимость, автономность отдельного человека и всякого объединения людей – партии, предприятия, театра, отдельной территории, национальной общности, социальной группы; и всякой власти от другой, чтобы текущим управлением ведала одна, законы принимала другая, а суд чинила третья, не завися друг от друга. Произвольные проверки людей и организаций, которые позволяет себе наша высшая власть, практикуются в тюрьмах. Там сидят уличенные в нарушении закона. Нарушителей определяют по уликам, предъявленным на рассмотрение суда. А власть, держащая под подозрением всех граждан, проверяя их, как пояснил наш президент, на всякий случай, уже одним этим преступна. По другому поводу сам Подрабинек отлично заметил, что у заключенного нет выбора, он идет туда, куда ведет конвой. А население России – не только в зоне, не только при коммунистах, но и при царях, и под нынешней «вертикалью власти» – это фактически заключенные.
Вот они и говорят: «Путин нас кормит!» Кому же и кормить в тюрьме, как не начальству! Система устроена так, что сами мы прокормиться не можем, и кормит нас государство, которое по вертикали распоряжается всем хозяйством страны – не столь важно, через министерства или через послушных Дерипасок и Абрамовичей. Когда Ходорковский захотел хозяйствовать самостоятельно, ему указали место. А государство может распоряжаться из рук вон плохо, если хоть на какой-то его товар, какое-то сырье на мировом рынке подскочит цена. При Горбачеве нефть стоила $10 за баррель, и пришлось заговорить о перемене порядка, а при Путине – $110, и нужды в здравом смысле нет.
Поэтому дело не в самом по себе выборе модели, а в том, что мешает ей прижиться на практике. 19 августа 1991 года значительная часть России и наиболее наглядно Москва, где на улицы против танков ГКЧП вышел чуть ли не миллион безоружных, продемонстрировала выбор западной, так сказать, модели, и под флагом этого выбора к власти пришел президент Ельцин. А два года спустя за его Конституцию, давшую президенту едва ли не бóльшую власть, чем была у Политбюро и генсека КПСС, проголосовало большинство сторонников «западной» модели. Не подумали, что неограниченную власть над собой нельзя доверить даже самым обаятельным. А эта Конституция и дала Путину опору для еще большего расширения власти. Что же удивляться, что протестовать против его беззаконий выходит в лучшем случае десятая часть того числа, что вышли 19 августа. Девять десятых понимают, что обманулись, и не верят никому.
Дело не просто в модели. В Конституции Соединенных Штатов, за 200 с лишним лет потребовавшей лишь немногих поправок, Джефферсон и его товарищи отлично обозначили пределы каждой ветви власти и власти федерального правительства над штатами. Но Конституция там действует потому, что десятки миллионов американцев готовы ее защищать, знают, что конкретно защищают.
Выбрать хорошую модель важно, но на практике она не приживется, если не сломать порочную «вертикаль»
Вот и России важнее всего понять, что реальное единство страны держится не на внутренних войсках и не на ФСБ (КГБ, НКВД, ЧК), а впрямь добровольным согласием жить вместе и с учетом стремлений разных ее частей и слоев. Понять, что и Советский Союз разошелся прежде всего потому, что учета и согласия не было, его не искали, правила Москва, а в Москве – Кремль. Выбрать хорошую модель важно, но на практике она не приживется, если не сломать порочную «вертикаль». Видя нелепость отношений с Северным Кавказом, люди нынче кричат: «Хватит кормить Кавказ!», а им бы предложить выбор: «Либо мы себе в убыток кормим Кавказ (и объяснить, почему это нужно), либо отпустим Кавказ, пусть кормится сам!»
Самодержавие страшно не только произволом, но и тем, что, все видя сверху, оно искажает и даже замалчивает реальные проблемы страны и людей. Главное для России – оглянуться, взглянуть на себя непредвзято, по горизонтали, не как на ведущую силу бесцерковной веры – ленинизма, не как на ведущую силу церковной веры – Православия, а как есть, сознавая ограниченность своих сил и нужду здраво их расходовать, прежде всего на спасение своего населения, на то, чтобы люди в России жили не хуже и не короче, чем в цивилизованных странах, чтобы их голоса не были задавлены, а инициативы задушены. Тогда возможности, которыми наша страна располагает, ее общепризнанные достижения в науке и культуре пойдут ей на пользу, помогут разумно жить, и – не ставя специально такой цели – тогда и будет она принадлежать к цивилизованному миру. Как при Ярославе Мудром.
