Институт современной России

Вопрос «участвовать в выборах или не участвовать?» стал в нашей стране почти таким же сакраментальным, как «что делать?» и «кто виноват?». В словесных баталиях на эту тему сталкиваются темперамент, логика, жизненный опыт, брезгливость, страх, политический расчет и ожидание чуда.

Естественно, пик дискуссий приходится каждый раз на предвыборное время. Сейчас – как раз такое. 8 сентября в Москве состоятся выборы мэра. Или, скорее всего, «выборы» мэра. Ходить или не ходить? Участвовать или не участвовать?

Оставим за рамками обсуждений тех, для кого выборы – это бездумный ритуал, и тех, для кого они профессиональный политтехнологический инструмент: политиков, профессиональных и общественных наблюдателей, социологические службы, PR-компании и участников избирательного процесса. Речь идет о нормальных здравомыслящих людях, ценящих инструменты демократии, но не желающих при этом становиться послушными винтиками чуждой им системы. Им надо решить для себя два взаимосвязанных вопроса: насколько выборы будут эффективны и насколько власть использует добросовестных избирателей в своих недобросовестных целях? От соотношения этих ответов и будет зависеть их участие в выборах.

Россия знала разные времена, когда это соотношение было тоже очень разным. В советское время эффект выборов был нулевым, а манипулирование избирателями абсолютным. В первой половине 1990-х эффект выборов был максимальным, а манипуляции незначительными. С приходом к власти Путина избирательная система и особенно практика начали деградировать. Подвергаясь жесткому контролю со стороны исполнительной власти, законодатели выхолащивали суть избирательного законодательства, а избирательные комиссии штамповали нужные правительству результаты.

По мере того как эффективность выборов снижалась, уменьшалась и их посещаемость. Не желая становиться бездумными исполнителями чужой воли, многие избиратели стали «голосовать ногами», то есть отказались от участия в выборах. Это, может быть, и «не делало погоды», поскольку фальсификации не зависели от реальности, но показывало отношение общества к власти и «выборам». Достаточно сказать, что на всех президентских выборах за Путина ни разу не проголосовало большинство избирателей, имеющих право голоса, а только большинство пришедших на выборы. Это даже с учетом всех фальсификаций.

По мере того как фальсификации становятся все более очевидными, идея бойкота выборов становится все популярнее. «Если фальсификациям невозможно противостоять ни в избирательных комиссиях, ни в суде, то к чему участвовать в выборах?» – рассуждают сторонники бойкота. «Если есть возможность хоть в какой-то мере показать механизм фальсификаций, этим надо пользоваться», – возражают им сторонники участия в выборах.

Фактически здесь сталкиваются две позиции: безукоризненная гражданская позиция, отвергающая подачки с барского стола, и позиция сторонников «малых дел», прагматиков, считающих необходимым использовать любую возможность. Каждая из сторон платит за свою позицию цену, которую считает приемлемой. Первые – отказом от демократического инструмента и риском утратить его вовсе за невостребованностью. Вторые – легитимацией фальшивых выборов и созданной на их основании власти.

Но это, так сказать, крайности. Большинство же думающих людей мечется между различными вариантами поведения на выборах. Иногда они не в состоянии принять правильное для себя решение до самого последнего момента или принимают его под воздействием каких-то случайных или незначительных обстоятельств: настроения в день выборов, погоды, примера авторитетных для них людей или просто в зависимости от того, орлом или решкой упадет подкинутая ими монетка. Такое поведение свидетельствует о примерно одинаковых представлениях как об эффективности выборов, так и об их бессмысленности.

Ситуация заметно меняется, когда речь идет не о федеральных выборах парламента или президента, а о выборах ступенями ниже. Чем ниже уровень выборов, тем избирателю яснее, зависит ли что-то от его голоса. Ситуация не становится лучше, но делается более определенной. К тому же на низовых выборах легче контролировать их прозрачность и честность. На выборах в органы местного самоуправления все вообще как на ладони, особенно в провинции. Здесь фальсификации практически полностью зависят от согласия с ними избирателей.

Ситуация с контролем за выборами сильно изменилась после 2011 года. Огромное количество добровольцев изъявило желание наблюдать за выборами, добиваясь честности их проведения. Насколько им это удается – другой вопрос. Контролировать работу территориальных избирательных комиссий почти не удается, а работу ЦИК – не удается вовсе. Основной массив нарушений выявляется на избирательных участках.

Это, разумеется, показывает несостоятельность выборов, но что из этого? Правосудие парализовано, а с общественным мнением власть уже давно не считается. Она посмеивается даже над заключениями международных наблюдателей. Да и почему бы не посмеиваться, если эти заключения повисают в воздухе и не ведут к принятию на Западе каких-либо политических решений, даже чисто декларативных?

Тем не менее ситуация с местными выборами, в том числе московскими, не так однозначна, как с федеральными. Если корпус наблюдателей окажется в состоянии контролировать все звенья избирательного процесса, а московские избиратели, не столь инертные, как в целом по стране, не смирятся с фальсификациями, то власть может получить очень жаркий сентябрь в Москве.

Разумеется, говоря о выборах, нельзя иметь в виду только день голосования. Предстоящие выборы – это и регистрация кандидатов, и свобода предвыборной агитации, и равные права на доступ кандидатов к средствам массовой информации, и надзор за соблюдением избирательного законодательства, и множество других более или менее важных составляющих института выборов. Все они нуждаются в общественном контроле и защите от фальсификаций и злоупотреблений.

К выборам 8 сентября москвичам предстоит определиться, чего им ожидать: станут ли эти выборы очередной подачкой со стороны власти и демократическим ритуалом при очевидном игнорировании подлинной воли избирателей или же достаточно велика вероятность того, что общественное давление на власть сможет пресечь фальсификации.