Участие сопредседателя РПР–ПАРНАС Владимира Рыжкова в кремлевской встрече с Владимиром Путиным вновь вызвало споры о допустимости контактов демократической оппозиции с главой авторитарного режима. Правозащитник и публицист Александр Подрабинек полагает, что от подобных ритуалов выигрывает только власть.
Вопросы о том, надо ли ходить на совет нечестивых и стоит ли метать бисер перед свиньями, были подняты две тысячи лет назад и с тех пор не утратили актуальности. Довольно часто эти вопросы звучат и в российской политической жизни, поскольку совет нечестивых убедительно представлен государственной властью. Желающих постоять на грешных путях тоже хватает.
Последний случай, вызвавший бурные обсуждения в оппозиционном сообществе, – визит сопредседателя оппозиционной партии РПР–ПАРНАС Владимира Рыжкова в Кремль. 20 ноября «президент» Путин принял у себя лидеров непарламентских партий. Среди них были Владимир Рыжков, Сергей Митрохин, Михаил Прохоров и представители фальшпартий, серьезно говорить о которых невозможно.
После того как Рыжков посетил собрание нечестивых, в интернет-печати всплыли подробности острых обсуждений в РПР–ПАРНАС – идти или не идти? Оказалось, что два сопредседателя партии – Борис Немцов и Михаил Касьянов – были категорически против, а Владимир Рыжков – категорически за. Как они решали, что порешили и кто нарушил договоренности – вопросы исключительно внутрипартийные, посторонних они не касаются.
В РПР–ПАРНАС теперь говорят, что визит Рыжкова частный и партию он не представлял. Это звучит немного наивно, поскольку общеизвестно, что Владимир Рыжков один из лидеров партии и к Путину его пригласили в качестве политика, а не частного лица.
В тот же день Рыжков опубликовал на сайте «Эха Москвы» конспект своего выступления на встрече в Кремле. Очень правильная речь. Все по делу. Никаких послаблений и иносказаний, не считая разве того, что фальсифицированными названы выборы в Государственную думу, но не президентские. Вежливость, так сказать.
Дело, однако, в том, что для любого человека, а для политика особенно, важно не только, что говорить, но и когда, где и при каких обстоятельствах. Можно говорить правильные вещи у себя на кухне, в интернете, на митинге или в Кремле. Эффект будет разный. Это надо учитывать.
Владимир Рыжков объясняет, что, во-первых, надо использовать все возможности для освобождения политзаключенных, а во-вторых, он ожидает результатов от своего общения с Путиным. Объяснения столь же старые, сколь неубедительные.
Сколько раз передавали Путину списки политзаключенных? За последние два года не единожды. Относили в приемную, передавали через доверенных лиц, сообщали через прессу. Это всегда было постановкой, рассчитанной на публичный эффект. А вот мы еще раз скажем упырю, что его опричники мучают невинных людей по застенкам! А вот теперь он не скажет, что ничего не знал! Ничего плохого в этом нет, разве что с каждым разом это выглядит все более странно. Кто-нибудь верит, что Путин в самом деле не знает о существовании политзаключенных? Что, если он попросит, ему через полчаса не принесут полный список политзэков? Может быть, кто-нибудь допускает, что этой информацией его может снабдить только оппозиция? Да полно, все понимают, что передача списков – это ритуал, призванный публично поставить президента в неловкое положение. Только неловкости он почему-то не испытывает.
Владимир Рыжков очень доволен реакцией Путина на высказанные ему претензии: не отрицал наличия репрессий и политзаключенных, не прерывал, был спокоен, вдумчив и обещал лично все прочитать и подумать. Цирк! Чему радоваться: что вежливо выслушал, а мог бы и бритвой по глазам? Наверняка Рыжков не столь наивен, чтобы не понимать, что смысл такой разрекламированной встречи не в обмене эксклюзивными мнениями и дефицитной информацией, а в выполнении определенного ритуала.
Ритуал этот важен обеим сторонам. Ритуал в политике важен сам по себе. Это некие общие правила, выполняя которые политики ощущают свою принадлежность к политическому классу. Как форма у военных, ряса у священников или наколки у уголовников. Знак причастности. Посмотрите, как политики ведут себя на саммитах. Театр! Как замирают они в рукопожатиях специально для того, чтобы фоторепортеры успели их запечатлеть. Как оскаливаются в широкой улыбке, которая едва влезает в объективы широкоугольных фотокамер. Как хорошо понимают они друг друга в публичной демонстрации своей политической исключительности. Одним словом, протокол и незыблемая традиция. Кто не выполняет, того за борт. За бортом никому быть не хочется. Поэтому утвержденный ритуал важен для обеих сторон.
Зачем ритуальная встреча с оппозицией понадобилась Путину? Какие-то кремлевские игры. Возможно, ему понадобилось подправить перед Западом свой демократический имидж накануне какого-нибудь события. Например, зимней Олимпиады в Сочи. Возможно, это внутренние игры и попытка что-то противопоставить какому-нибудь не в меру разгулявшемуся клану. Возможно, он пытается ослабить оппозицию, замазав ее своей нелегитимностью. Вероятно, он хочет все держать под контролем. У него может быть сто причин, но только в бреду можно предположить, что он искренне хочет демократических реформ. Непонятно, ради чего он сейчас старается, но по опыту последних 13 лет можно понять, что ничего хорошего от его стараний ждать не приходится.
Зачем эта встреча понадобилась Владимиру Рыжкову? Он утверждает, что «хочет верить», что все не зря, что он поможет жертвам репрессий и донесет до Путина требования Болотной. Тут впору грустно умолкнуть – верить не запретишь, и аргументов на это нет! Но мне кажется, что все это тоже ритуальные заклинания о вере в доброго злодея. По сути же это дань устоявшемуся оппозиционному сознанию, которому приятнее рассчитывать на пустопорожние переговоры, чем на откровенное противостояние. Наша младенческая оппозиция все еще вожделеет «круглого стола», уступок и отцовского снисхождения. Настоящая же оппозиция получает бонусы только тогда, когда власть чувствует за ней силу и неуступчивость.
Путин неслучайно прислал Рыжкову именное приглашение. Он понимает, что далеко не все оппозиционеры примут его правила игры. Между тем он нуждается в общественном признании, особенно со стороны непримиримых. Он видит себя в роли самодержца, который отец родной всем – и сыновьям, и пасынкам. Он должен победно продемонстрировать это обществу. Ему позарез нужен партнер из непримиримых, который готов примириться если не с его политикой, то хотя бы с ним самим; с тем, что он президент и с ним уместно вести переговоры.
Платой за примирение могут быть локальные уступки: регистрация партии, должности, места в парламенте и даже частичное освобождение политзаключенных. Ради сохранения личной власти и всей системы Путин может при необходимости пойти и на это. Вопрос в том, нужно ли это оппозиции? Готова ли она ради этих уступок пожертвовать своими фундаментальными требованиями? Одно из которых избрание на честных выборах президента и парламента.
Освобождение политзаключенных может стать предметом кремлевского шантажа. Путин будет периодически делать политзаключенных заложниками своей политики в расчете на то, что ради их освобождения оппозиция согласится уступать во всем остальном. Например, прийти в Кремль и признать этого фальшивого президента законным игроком.
Знакомая система. Так в Советском Союзе коммунистическая власть выторговывала у Запада различные уступки ценой освобождения из тюрем знаменитых политзаключенных или разрешением на выезд из страны наиболее известным диссидентам. И одновременно сажала новых. Бесконечный конвейер. Система при этом сохранялась прежняя. Аппарат репрессий работал бесперебойно, обеспечивая тоталитарный режим постоянным товаром для политической торговли. А в ГДР за освобождение из тюрем политзаключенных и их выезд в ФРГ коммунистическая власть просто назначала высокую цену в твердой валюте. Это был способ поддержать разваливающуюся социалистическую экономику.
Из истории надо извлекать уроки. По крайней мере, в том случае, если есть намерение что-то серьезно изменить.
