Дискуссия о том, насколько Владимир Путин «оторван от реальности», продолжается. На днях госсекретарь США Джон Керри в интервью The Wall Street Journal признал, что Путин создает «собственную реальность, собственный мир, оторванный от реальности других людей, народов, включая свой народ». Непредсказуемость российского лидера пугает мировое сообщество. Именно поэтому, как отмечает политолог Татьяна Становая, важно понимать, что же представляет собой «собственный мир» Владимира Путина.
Непредсказуемость действий лидера одной из крупнейших держав мира, обладающей военной мощью и ядерным оружием, всегда опасна. Выступая на протяжении всего срока своего правления защитником международного права, Владимир Путин вдруг в одночасье решает включить в состав России два новых субъекта. Напомним, что еще 2 марта он заявлял, что присоединения Крыма не будет. Возникают вопросы: было ли данное решение спланированным или спонтанным? означает ли оно смену стратегического курса или временное отступление? Этими вопросами задается весь мир, и ответы на них далеко не однозначны. Ясно, что Владимир Путин недооценивает сложность ситуации: сводя аннексию Крыма к якобы «навязанной» России ситуации, он упускает из вида, что со стороны международное сообщество рассматривает его действия абсолютно иначе. За последние три месяца наблюдается резкая девальвация доверия к России, к заявлениям ее официальных лиц. Растут опасения относительно скрытых мотивов Путина.
Возможно, Путин понимает, что претензии к нему накопились. Но проблема в том, что ему кажется, будто мир его видит неправильно, не таким, какой он есть на самом деле. Он искренне не понимает, почему его открытую и достаточно откровенную, как ему кажется, позицию по международным вопросам не принимают за чистую монету. И он также искренне не может понять, почему Запад не желает воспринимать Россию такой, какой видит ее он сам. Представления о России и ее месте на мировой арене, которыми руководствуется Путин, можно вполне сформулировать путем анализа выступлений и заявлений российского лидера за последние годы.
Во-первых, Россия – это геополитический лидер постсоветского пространства, и никакой конкуренции она здесь не потерпит. Признавая Украину зоной своих традиционных интересов и отрицая ее право на полноценный суверенитет (Путин даже как-то сказал, что такого государства, как Украина, не существует), российский лидер, по сути, возлагает на себя ответственность за территориальное устройство Украины (по его мнению, это должна быть только федерация), легитимность ее власти (конечно, нынешняя власть в стране нелегитимна), организацию конституционного процесса (сначала принятие Конституции, затем проведение президентских выборов, результаты которых Москва заведомо отказывается признать), определение, кто является боевиками («Правый сектор», например), а кто – борцами за права и свободы (восточные сепаратисты, которых Москва, вероятно, спонсирует и организует).
Во-вторых, Россия – это страна, которая может задавать (и менять) правила игры на мировой арене. Другие центры влияния должны ее уважать. Иными словами, в «реальности» Владимира Путина США и ЕС должны были бы осудить революцию на Украине, признать Виктора Януковича единственно законным президентом, ввести санкции против новых лидеров, поддержать сторонников федерализации на востоке страны, потребовать переноса президентских выборов на декабрь и принудить новых украинских лидеров создать нечто вроде «учредительного собрания» с участием всех политических сил, чтобы разработать новую Конституцию, где непременно должно быть прописано федеративное устройство Украины и указан статус русского языка как второго государственного. ЕС должен был «прозреть» и отказаться от своей программы «Восточное партнерство», поскольку, согласно видению Путина, Брюссель должен иметь дело с Москвой, а не с околороссийскими сателлитами с «ограниченной геополитической субъектностью». Все вопросы, касающиеся Украины, Молдавии, Грузии и т. д., должны решаться только через Москву. Ну и, конечно, Брюссель должен был отказаться от подписания с Киевом соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли.
Парадокс Путина состоит в том, что его мотивы более чем прозрачны и не особо враждебны по отношению к Западу. Однако Путин не понимает одного: первыми, критически важными шагами по превращению его желаемого мира в реальный является восстановление доверия к России, повышение ее предсказуемости, экономической состоятельности и развитие государственных институтов
В-третьих, Россия – один из главных архитекторов мировой системы безопасности. Следуя логике Путина, в таком случае НАТО должен был бы самораспуститься, а ему на смену прийти новый союз России, ЕС и США на базе договора о европейской безопасности, предполагающего создание совместной системы ПРО. В мире Путина Россия с западными партнерами готова бороться против международного терроризма, наркоторговли, распространения оружия массового поражения и, что важно для Путина, против всех элементов, подрывающих стабильность в суверенных государствах. То есть в мире Путина революции не допускаются.
В-четвертых, Россия – это страна, обеспечивающая весь мир стабильными поставками газа по долгосрочным контрактам. При этом в путинском мире важно иметь монопольное положение на евразийском газовом рынке, включая подконтрольную трубопроводную систему. В этом мире США стоит прекратить разработку сланцевого газа, поскольку партнеры не должны подрывать стабильность друг друга. В воображении Путина добыча сланцевого газа в США идет стране в убыток, то есть на самом деле из вредности. «В самих США, которые развивают сегодня добычу сланцевого газа и сланцевой нефти, уровень рентабельности этих продуктов очень высокий, это дорогие проекты. А если еще уронить цены на мировом рынке, то эти проекты вообще могут стать нерентабельными, вообще убыточными, и нарождающаяся отрасль просто может умереть», – высказался Путин о будущем газовой отрасли США.
В-пятых, в путинском понимании Россия – самая демократическая страна в мире. Доказательством этому служит тот счастливый факт, что критиков власти якобы не сажают, как в 1937 году. Тезис «у нас не 37-й год» в последние несколько лет стал слишком часто звучать из уст Путина. Именно этим тезисом Путин оправдывал нежелание сажать в тюрьму бывшего министра обороны Анатолия Сердюкова.
Наконец, Россия – это современное социальное государство с развитой рыночной экономикой, отдельные показатели которой значительно лучше, чем у более успешных стран. Однако тема экономики практически исключена из дискурса между властью и обществом. В идеальном мире Путина спорить на эту тему просто некому – противники его экономической линии (либералы) давно устранены. В итоге экономика сводится к управлению индустриальным сектором и основана на господдержке, госрегулировании и ставке на крупные госкорпорации. По мнению Путина, эти темы народа уже не касаются. Говоря о санкциях Запада против России во время своей ежегодной «прямой линии» в конце апреля, Путин заступился за своих «друзей», которые, с его точки зрения, несправедливо пострадали. «Но это, конечно, просто нарушение прав человека на самом деле и ничего общего со здравым смыслом не имеет», – сказал Путин. Так он раскрыл свое понимание «прав человека»: в мире Путина «человек» – это его «хороший друг».
Описанная модель «собственного мира» Путина, конечно, гипербола. Однако она помогает понять самоощущение российского лидера, искренне пытающегося действовать в рамках заданного желаемого мира, в реальности не существующего. Консервативная волна адаптируется к путинскому «воображариуму», а страна переходит в «режим защиты», призванный восполнить пробелы реальности силовыми методами. Парадокс Путина состоит в том, что его мотивы более чем прозрачны и в общем-то не особо враждебны по отношению к Западу. Однако Путин не понимает одного: первыми, критически важными шагами по превращению его желаемого мира в реальный является восстановление доверия к России, повышение ее дружественности, предсказуемости, экономической состоятельности, развитие государственных институтов. Если российское руководство не осознает это в ближайшее время, возможность возвращения к реальности может быть утеряна навсегда.