Институт современной России

Если некое Очень Важное Лицо впервые или после очень длительного перерыва появляется в высшем представительном органе страны — это, как правило, очень мощный лоббистский ход. Самим фактом своего физического присутствия в парламенте Очень Важное Лицо дает понять, что все, что оно скажет, весьма значительно. Этот прием в 1913 году использовал президент США Вудро Вильсон, нарушивший более чем вековую традицию исключительно письменных коммуникаций между президентом и Конгрессом. Впервые после Джона Адамса Вильсон лично появился на Капитолийском холме, дабы сосредоточить внимание обеих палат на проблеме реформы тарифов, и добился желаемого успеха: был принят принципиально важный для страны Акт Андервуда (The Revenue Act). Но президент — лицо светское. А уж когда впервые в истории страны парламент посещает духовная особа высокого ранга, каждое изреченное ею слово идет на вес золота. В особенности если это Патриарх Московский и всея Руси.

Хотя в силу ст. 14 Конституции Россия является светским государством и религиозные объединения от государства отделены, взаимоотношения мирских и церковных властей порой обретают столь причудливый характер, что вызывают вполне логичный вопрос: «Где начинается полиция и где кончается Беня?». И выступление патриарха в парламенте не только не сняло этот вопрос, но и придало ему новую остроту. Оно примечательно не только выдающимся умением оратора жечь глаголом сердца народных избранников. Похоже, в момент выступления мирские проблемы волновали патриарха существенно больше, нежели дела церковные. И по масштабности охвата проблем эта речь скорее схожа с посланием главы государства его верному парламенту, ибо в ней обозначены и основные болевые точки современности, и ключевые цели, и важность поставленных задач. Патриарх обратился к широчайшему спектру тем, высказавшись в том числе:

• о «политически и идеологически ангажированных СМИ»,
• о том, что «абсолютизация свободы выбора в отрыве от нравственных установок является смертельно опасной для человека и для общества»,
• о «главенстве права»,
• об эволюции фундаментальных ценностей на разных этапах исторического развития России,
• о комсомольцах, ездивших на целину и БАМ,
• о том, как именно должны конкурировать политические партии в традиционном для России обществе,
• о векторе развития семейного права,
• о проблеме суррогатного материнства,
• о новейших идентификационных технологиях
• и о многих других проблемах.

В выступлении патриарха были обозначены также «зоны особого внимания»: «зачастую мировоззренческие взгляды на тему свободы врываются и в сферу права, внося огромное внутреннее напряжение в законодательную систему и пагубно влияя на личную и общественную нравственность. Примеры известны. Это и легализация так называемых однополых союзов, и узаконивание эвтаназии, и введение в общественную жизнь отдельных опасных элементов ювенальной юстиции. Все эти юридически закрепленные новации, противоречащие подчас не только нравственным ценностям, но даже общечеловеческому здравому смыслу и инстинкту самосохранения, получают все большее распространение и признание со стороны некоторых государств».

Выступление патриарха вызывает сонм чувств и эмоций. Трудно не согласиться с мнением политика Алексея Мельникова, высказанным в эфире «Радио Свобода»: «Через все это выступление прослеживается несколько мыслей: „Я — лояльная часть власти. Мы считаем, что тот политический порядок, который установлен в стране, хороший, лучший, его менять не нужно. Я не люблю свободу“. Какие бы реверансы он ни делал в сторону этого понятия, как бы он ни оговаривался, но свобода была сегодня предметом критики. Я думаю, что это выступление вписывается в линию нашего руководства: противостояние Европе, противостояние тому, что можно назвать европейскими политическими порядками».

Но, на мой взгляд, главное в выступлении патриарха не то, ЧТО было сказано, а КЕМ и ГДЕ это было сказано. Благодаря сочетанию этих факторов сформировался мощный побудительный мотив: из сказанного им будут сделаны необходимые выводы, за которыми последует принятие нужных законов. И для достижения этой благой цели патриарх сделал все возможное. В первую очередь он отметил готовность обеих палат парламента к конструктивному диалогу и взаимодействию с РПЦ и обозначил исторически важную роль депутатов: «в значительной мере от активной позиции российских парламентариев будет зависеть способность нашей страны устоять перед лицом современных псевдоценностей, губительных для личности и человеческой цивилизации в целом». Далее патриарх высоко оценил «твердую и ясную позицию обеих палат российского парламента по таким актуальным проблемам, как защита чувств верующих и почитаемых ими святынь, сохранение и возрождение нашего культурного наследия, забота о судьбе ближневосточных христиан» и сердечно их поблагодарил. Думаю, после этих слов парламентарии наверняка примут акты, от которых, по мнению патриарха, в значительной степени зависит судьба страны.

В своем выступлении патриарх также обозначил некоторые приоритеты российского законотворчества: «Крайне значимой видится работа законодателей, затрагивающая социальную и нравственную сферы. В первую очередь это касается законодательной политики в области поддержки семьи, материнства и детства». При этом он пространно высказался по проблеме искусственного прерывания беременности, назвав огромное число абортов одной из главных бед России: «Преодоление этого зла требует комплексных мер, которые должны включать в себя помощь семьям в разрешении жилищных проблем, материальную поддержку многодетных семей, введение в работу системы здравоохранения этических норм, которые побуждали бы врачей заботиться о сохранении жизни зачатого ребенка, а также сдерживание рекламы и пропаганды абортов или их полное запрещение. Полагаю морально оправданным выведение операции по искусственному прерыванию беременности из системы обязательного медицинского страхования, которое поддерживается за счет налогоплательщиков, в том числе тех, которые категорически не приемлют аборты».

Но, как выяснилось, депутатам уже было что предложить в ответ на сформулированную патриархом программу законодательной деятельности в этой сфере. По сведениям РАПСИ, комитет Государственной думы по вопросам семьи, женщин и детей уже разработал несколько законопроектов. Как отметила глава комитета Елена Мизулина, один из этих законопроектов — «о лицензировании деятельности, связанной с абортами», второй касается ограничения оборота лекарственных препаратов, которые могут вызвать искусственное прерывание беременности, третий предусматривает введение аудио- и видеопрослушивания сердцебиения плода в медицинских учреждениях.

И это далеко не первые попытки российских парламентариев если не запретить совсем, то как минимум жестко ограничить возможности искусственного прерывания беременности. Особую активность в этой сфере проявил неутомимый борец за нравственность Александр Чуев, который в 2003–2004 годах подготовил и внес в парламент ряд ярких законодательных инициатив, впоследствии снятых с рассмотрения Государственной думы. Но все эти инициативы разрабатывались до судьбоносного выступления патриарха в Федеральном собрании. Теперь же подготовленные законопроекты, несомненно, будут скорректированы в соответствии с высказанной позицией РПЦ. И, судя по всему, предложенные меры будут иметь характер дежавю.

В нашей стране уже был печальный опыт жесткого регулирования искусственного прерывания беременности. Вот выдержки из Постановления ЦИК и СНК СССР «О запрещении абортов, установлении материальной помощи роженицам...» от 27 июня 1936 года (действовало до 1955 года):

«1. В связи с установленной вредностью абортов запретить производство таковых как в больницах и специальных лечебных заведениях, так и на дому у врачей и на частных квартирах беременных. Производство абортов допустить исключительно в тех случаях, когда продолжение беременности представляет угрозу жизни или грозит тяжелым ущербом здоровью беременной женщины, а равно при наличии передающихся по наследству тяжелых заболеваний родителей и только в обстановке больниц и родильных домов.

2. За производство абортов вне больниц или в больнице, но с нарушением указанных условий установить уголовное наказание врачу, производящему аборт, от одного года до двух лет тюремного заключения, а за производство абортов в антисанитарной обстановке или лицами, не имеющими специального медицинского образования, установить уголовное наказание не ниже трех лет тюремного заключения.

Беременным женщинам, „производящим аборт в нарушение указанного запрещения“, в качестве уголовного наказания устанавливалось общественное порицание, при повторном нарушении закона о запрещении абортов — штраф до 300 рублей».

Данный запрет, как и многие другие жесткие законодательные запреты, дал обратный эффект: число абортов начало стремительно расти. К 1939 году число зафиксированных абортов выросло более чем на 150 тысяч по сравнению с 1937 годом. Большинство абортов в период с 1936 по 1955 год производилось нелегально, зачастую в антисанитарных условиях, огромное количество женщин умирало либо теряло возможность в дальнейшем иметь детей.

А ведь изначально наша страна была пионером легализации абортов. И Постановление Народных комиссариатов здравоохранения и юстиции от 18 ноября 1920 года «Об охране здоровья женщин» — это убедительный пример того, что некоторые ранние акты большевистского нормотворчества были весьма разумны и прогрессивны. Рассматривая аборт как зло, рабоче-крестьянское правительство, тем не менее, предвидело его постепенное исчезновение в результате «укрепления социалистического строя и агитации против абортов среди масс трудящегося женского населения». Криминализация абортов оценивалась крайне негативно: «Не приводя к положительным результатам, этот метод борьбы загнал операцию в подполье и сделал женщину жертвой корыстных и часто невежественных абортистов... В результате до 50% женщин заболевают от заражения и до 4% из них умирают». «Охраняя здоровье женщины и интересы расы от невежественных и корыстных хищников и считая метод репрессий в этой области абсолютно не достигающим цели», постановлением было определено нижеследующее:

«I. Допускается бесплатное производство операции по искусственному прерыванию беременности в обстановке советских больниц, где обеспечивается ее максимальная безвредность.

II. Абсолютно запрещается производство этой операции кому бы то ни было, кроме врача.

III. Виновные в производстве этой операции акушерка или бабка лишаются права практики и предаются народному суду».

Помимо общей, безусловно положительной оценки этого акта, хочу подчеркнуть, что в нем сказано самое главное: запрет и репрессия не решают проблему, а усугубляют ее. Запрещенные товары и услуги перемещаются в сферу черного рынка. Мы это уже проходили не раз и с неизменно негативным результатом. И давно уже пора сделать выводы, в особенности когда в результате запрета на карту ставятся здоровье и жизни тысяч женщин.