Российские власти также сменили тон в отношении «национального чемпиона». Президент и министры открыто критикуют «Газпром» за неэффективность и говорят о необходимости пересмотра экономической модели компании. Министерство финансов наконец-то добилось повышения НДПИ на газ. В ответ «Газпром» объявил о приостановке новых проектов добычи.

Главная опасность для «Газпрома» исходит от газовых амбиций влиятельных партнеров Владимира Путина — Игоря Сечина и Геннадия Тимченко. Последний, к примеру, стоит за «Новатэком» — быстрорастущим независимым производителем газа, который недавно оформил партнерство с французской компанией Total и прорвал экспортную блокаду, заключив соглашения с немецкими потребителями. Пример «Новатэка» показывает эффективность частной собственности: двузначные темпы роста его добычи позволяют компенсировать падение добычи «Газпрома».

На самом деле сохранение монополии уже не является таким прибыльным, как раньше. Если «Газпром» останется в «премиальном» сегменте энергетики, то за следующие пять-десять лет он рискует утратить свои позиции в Европе. Напротив, снижение цен и наращивание объемов продаж позволило бы остановить инвестиции в сланцевый газ и в европейские терминалы для импорта сжиженного газа. Себестоимость добычи сибирского газа позволяет легко вытеснить сланцевый газ, добыча которого, помимо всего прочего, создает существенные экологические неудобства для густонаселенной Европы.

Либерализация газовой отрасли отвечает интересам нынешней правящей команды. Стабильность режима во многом зависит от финансовых возможностей бюджета и темпов экономического развития. В условиях полной занятости развитие добывающих отраслей является одним из относительно простых вариантов стимулирования экономического роста. Создать условия для инвестирования в отдельно взятом нефтегазовом секторе гораздо проще, чем провести структурные реформы в экономике и улучшить общий инвестиционный климат. При условии свободного доступа к ресурсам и адекватного налогообложения международные компании будут готовы и вложить средства, и предоставить технологии.

Более последовательная экономическая политика предполагала бы не только открытие сектора для частного российского и иностранного капитала и обеспечение равного доступа к трубопроводам, но и трансформацию самого «Газпрома». Компания слишком крупна и могущественна для институционально слабого российского государства. Ее низкая эффективность и высокая коррупция, о которых говорит президент и его министры, являются не случайностью, а системным фактором. Масштабы компании делают издержки управления запредельными, порождая коррупцию при высоких затратах на контроль. Компания уничтожает конкурентную среду, в том числе для своих подрядчиков и потребителей. Наглядным примером является реформа электроэнергетики, когда лучшие активы ликвидируемого «РАО ЕЭС», в том числе энергосистемы Москвы и Санкт-Петербурга, оказались в руках газовой корпорации по заниженным ценам.

Подобно магическому кольцу из трилогии Толкиена, «Газпром» заставляет любого политика и менеджера действовать в своих интересах. Создание более конкурентной политической системы невозможно при наличии такого доминирующего игрока в экономике. Однако популярный оппозиционный политик Алексей Навальный и его соратник по борьбе с коррупцией Владимир Ашурков уже попали под обаяние монополии: в своих статьях они говорят о целесообразности сохранения «Газпрома» в государственной собственности при условии повышения эффективности управления. Напомним, именно с такими идеями пришел к власти и Владимир Путин: он сменил предыдущую коррумпированную команду, вернул государственный контроль над «Газпромом» и добился возвращения многих активов, уведенных из компании в 1990-е годы. Таким образом, даже в случае смены персоналий во власти воспроизведение существующей политической системы, вполне вероятно, продлится еще много десятилетий.

Системным решением было бы разделение «Газпрома» по примеру приватизации нефтяной отрасли начала 1990-х и реформы электроэнергетики 2000-х. Это не только разделение компании по видам деятельности, но и формирование нескольких крупных компаний на базе ее добывающих активов. Конкуренция в газовом секторе позволила бы ускорить его развитие, снизить цены для потребителей и улучшить структуру российской экономики. Отдельные компании было бы проще приватизировать, не опасаясь, что «враждебные» инвесторы получат контроль над российской экономикой и государством. Сумма капитализаций новообразованных компаний может с большой долей вероятности превысить капитализацию «Газпрома», который торгуется с существенной скидкой по сравнению со своими международными конкурентами.

«Роснефть»: все те же грабли

Приобретение «Роснефтью» ТНК-ВР показывает, что Владимир Путин, несмотря на признание отдельных проблем «Газпрома», по-прежнему не разочаровался в государственном капитализме. Если спроецировать опыт «Газпрома» на нового нефтяного «чемпиона», то можно предположить следующие последствия сделки.

В конце октября «Роснефть» совершила сделку по покупке российской нефтяной компании ТНК-BP (общая сумма соглашений оценивается в $61 млрд), по завершении которой она станет крупнейшей нефтяной компанией в мире

Во-первых, как и в случае с «Газпромом», государство в течение долгого времени не будет получать значительных дивидендов от владения компанией. «Роснефть» будет отягощена долгами и новыми проектами, средств на выплаты акционерам просто не останется. Деньги, которые должны были пойти российским гражданам, будут направлены на выплаты российским олигархам и британским инвесторам.

Во-вторых, сложно ожидать существенного роста капитализации «Роснефти». Помимо недостаточной прозрачности компании для инвесторов, невысокой эффективности, медленного роста и сурового российского инвестиционного климата рост капитализации будет сдерживаться возможной продажей пакетов акций ВР и государства в ходе приватизации компании. При этом государство покупает, а частные инвесторы продают по вполне рыночной цене. Как правило, частные инвесторы лучше государства определяют правильный момент для выхода из бизнеса, и государственные вложения могут не принести должной отдачи.

В-третьих, налоги на нефтяную отрасль будут сокращены. Выравнивание налогообложения нефте- и газодобычи уже началось. Теперь оно, скорее всего, будет продолжено в формате предоставления новых налоговых льгот «Роснефти».

В-четвертых, сократятся и темпы развития нефтяной отрасли. В условиях, когда пик добычи действующих месторождений уже пройден, для ускорения роста отрасли требуются масштабные инвестиции и новые технологии. Конкуренция стимулирует частные компании на риски и изобретение новых способов получения прибыли. Занявшая почти монопольное положение на российском рынке «Роснефть», вероятно, сконцентрируется на том, что она умеет лучше всего: захватывать активы и лоббировать свои интересы в правительстве.

В-пятых, ВР, скорее всего, не станет стратегическим партнером «Роснефти» и через несколько лет продаст свой пакет акций. Именно по такому сценарию развивалось партнерство E.ON c «Газпромом» и Amoco с «Лукойлом». В российских условиях даже 20% акций не дают возможности влиять на деятельность компании. Два директора от ВР в совете директоров «Роснефти» будут играть роль «свадебных генералов».

В-шестых, «Роснефть», как и «Газпром», может стать частью геополитической машины Владимира Путина. Налицо конфликт интересов: решения и даже слова российского президента (например, о ситуации на Ближнем Востоке) могут влиять на мировой рынок нефти и благосостояние его ближайших соратников. Даже если исключить «теорию заговора», команда российского президента оказывается не заинтересована в стабильности в ближневосточном регионе, поскольку это вредит ее экономическим интересам.

Наконец, приватизация «Роснефти» станет еще более сложной задачей. Понятно, что любому правительству сложно отдать долю в компании, контролирующей 50% важнейшей отрасли экономики. Миноритарные пакеты акций будут малоинтересны для инвесторов из-за низкого качества корпоративного управления.

Таким образом, вклад нефтяной отрасли в экономику и доходы бюджета от нефтедобычи сократятся. Увеличение доли государства в нефтяном секторе приводит к росту рисков бюджета: зависимость бюджета от цены на нефть возрастает, и в случае нового ухудшения экономической конъюнктуры одновременно сократятся и налоговые поступления бюджета, и стоимость активов, принадлежащих государству. Более того, учитывая перегруженность компании долгами, может возникнуть необходимость «спасения» «Роснефти» за счет бюджетных средств. Если бы российское правительство всерьез проводило политику диверсификации и снижения сырьевой зависимости, имело бы смысл, напротив, продать акции «Роснефти» и «Газпрома», а выручку от их продажи направить в резервный фонд, на пенсионную реформу и на строительство инфраструктуры. Тем самым укрепилась бы и макроэкономическая стабильность.

Поборники госкапитализма приводят пример Statoil, норвежской государственной компании, владеющей монопольным правом на разработку месторождений в стране. Однако более подходящие примеры государственных нефтяных компаний лучше искать в Латинской Америке, где (от Бразилии до Венесуэлы) они сталкиваются со знакомыми проблемами: неспособностью осваивать вверенные им ресурсы, высоким уровнем долговой нагрузки, низкой эффективностью и непрозрачностью для инвесторов, и, как результат, сокращением объемов добычи. Уже в ближайшие год или два станет понятно, превратится ли «Роснефть» в подобие Statoil или в привычный «Газпром».