1 июля в России завершится всенародное голосование по внесению поправок в Конституцию. Хотя «обнуление» президентских сроков Владимира Путина стало одним из наиболее обсуждаемых пунктов реформы, другие, не столь заметные изменения, кодифицирующее статус русского языка как языка государствообразующего народа, являются не менее значимыми.
Одна из поправок к Конституции закрепляет роль русского языка как языка государствообразующего народа в одной из наиболее многонациональных стран в мире. Фото: pxfuel.com.
Большинство западных и российских наблюдателей сходятся в том, что суть текущей конституционной реформы – «обнуление» президентского срока Владимира Путина и, по сути, легализация его пожизненного правления. Тем не менее, поправки содержат еще одну, не менее важную задачу – закрепить роль русского языка как языка государствообразующего народа и таким образом подчеркнуть роль этнических русских.
«Русскость», согласно поправкам, определяется не по расовому признаку, а, скорее, по культурному и языковому. Любой человек, считающий русский язык своим родным языком и воспитанный в общем контексте русской культуры, может быть причислен к русскому народу. Такое понимание русскости и русских как доминирующей группы в государстве является важной вехой в исторической эволюции русской идентичности, вехой, обозначившей итоги поколенческого переосмысления постсоветской идентичности.
Евразийский «симбиоз»
Развал Советского Союза стал событием катастрофических масштабов как для этнических русских, так и для других этнических групп, проживавших в пределах советских границ. Советская трансэтническая имперская идентичность была многим по душе. Сейчас она, похоже, потеряна. Советский Союз продолжал жить в сознании многих русских и после развала. Некоторые считали, что его распад был временным, что в будущем СССР будет восстановлен. Почему? Потому что они рассматривали Советский Союз не как традиционную империю с четким разграничением ролей управляющего и управляемого. Для них СССР был естественным объединением, законным наследником великих евразийских империй прошлого.
Эти идеи развивали сторонники евразийства – политического движения, возникшего в среде русской эмиграции 1920-х годов. И хотя известный евразиец того времени князь Николай Трубецкой и иронизировал, что «сколько евразийцев, столько и евразийств», их воззрения имели много общего. Прежде всего, они считали, что царская империя и Советский Союз не обречены на распад, как империи Запада, потому что они не были искусственными конструкциями. Россия (или Советский Союз) отличалась тем, что представляла собой «симбиоз» многочисленных этносов, что в первую очередь относилось, по их мнению, к православным русским и мусульманам тюркского происхождения. Они также считали, что формированию этой уникальной политической культуры, унаследованной Россией, способствовало завоевание татаро-монголами в XIII веке территорий, образующих современную Россию. Эта интерпретация – точка расхождения евразийцев с большинством русских историков, для которых татаро-монгольское иго – зло. По мнению евразийцев, татаро-монголы заложили в сознании русских не только идею «симбиотического» проживания со всеми этносами, но и потребность в сильной власти. Евразийцы приписывали татаро-монголам заслуги по возвеличиванию России, а себе – по создании идеи великой страны. Они считали, что их видение могло бы стать основой для плана по возвращению России ее былого величия и объединения бывших советских республик. Запад, настаивали они, должен был быть наказан за плохое обращение с Россией.
Различные формы евразийства набирали популярность в 1990-е и в начале 2000-х, оказывая влияние на философию (важную роль здесь сыграл Александр Дугин), искусство и кино. Хорошим примером может служить фильм режиссера Сергея Бодрова-старшего «Монгол», вышедший в 2007 году. Фильм рассказывает поучительную историю о жестоком и кровавом Чингисхане, основателе Монгольской империи, который таким не родился, как его описывают в исторических трудах, а стал после бесконечных издевательств и жестокого обращения. Послание фильма очевидно: если Запад будет продолжать жестоко обращаться с Россией, на ее территории может появиться новый Чингисхан. В «Монголе» есть и другие евразийские идеи, и они оставались популярными до конца второго президентского срока Путина, когда понятие евразийского «симбиоза» стало терять популярность в общественном дискурсе.
Русскоцентричная идентичность
В 2008 году уже прослеживается новый тренд. Фильм «Падение империи – Урок Византии», созданный тогдашним архимандритом, ныне митрополитом Тихоном демонстрирует четкую аллюзию с современной Россией. В нем подчеркивается, что главной угрозой для Византии и в прошлом, и в настоящем был и остается Запад. Именно Запад подорвал византийское духовное и социально-экономическое ядро, ослабил империю и создал условия для того, чтобы мусульманский Восток нанес по ней последний удар.
В фильме не показан «симбиоз» между православной Византией и Европой, чьи ценности и действия преподносятся как смертельный яд для православной цивилизации. При этом евразийский «симбиоз» между православными русскими и мусульманскими русскими тюркского происхождения оценивается как иллюзорный. Тихон подчеркивает враждебность европейцев по отношению к русским и показывает, что Россию несправедливо и враждебно ущемляют и Запад, и Восток. Но его мнение было не единственным в публичном дискурсе того времени.
В 2012 году в фильме «Орда» режиссера Андрея Прошкина мусульмане изображаются дикарями, а европейцы – положительными персонажами. Что изменилось? Самый важный фактор: к тому времени советская трансэтническая имперская идентичность в значительной степени ушла в прошлое и стала исторической памятью. Центральноазиатские республики с их мусульманским населением перестали восприниматься русскими как «блудные сыновья» бывшей советской семьи, став чужими. Другим фактором была внутренняя напряженность в отношениях России с мусульманским населением республик Северного Кавказа, которая иногда перерастала в насилие. Некоторые из этих случаев – этнический всплеск в Кондопоге в 2006 году и этнические беспорядки в Ставрополе в 2007 году – вышли на уровень общенациональной повестки дня. Едва ли более гармоничными были отношения с преимущественно мусульманским и мирным Татарстаном. Наконец, усложнились отношения России с Западом. С одной стороны, прошло восхищение Западом, в особенности, США, которое было столь очевидным в конце советского и начале постсоветского периода. Заметно усилились антизападные настроения. Но с другой – образ жизни и менталитет многих россиян, особенно проживающих в больших городах, все больше приближались к европейским.
Конец славянофильства
Славянофильство – идеология, доминировавшая в России веками вплоть до первых постсоветских лет, – так не возродилось после идеологического «развода» с Западом и растущей вестернизации русского населения. В ее основе лежала идея внутреннего союза славян, особенно православных славян. Но реальность международных отношений ясно дала понять России, что такой союз остается недостижимым: в список врагов России после Польши, которую славянофилы считали «предательской» еще в XIX веке, вошла бывшая «братская» Украина.
Сочетание таких факторов, как дезинтеграция евразийского «симбиоза», осложнения с Западом, крах славянофильской парадигмы, а также многие другие аспекты социальной и культурной эволюции постсоветского общества, привели к появлению новой российской идентичности, которая в конечном итоге была принята режимом Путина. Включение этой новой идентичности в Конституцию стало, в некотором смысле, ответом Путина на потребности большинства.
Новая русская идентичность
Эта новая русская идентичность предполагает, что доминирующей группой Российской Федерации являются русские, а не «евразийцы» или «россияне» (термин ельцинской эпохи для обозначения граждан России). Она также предполагает, что «русскость» не является этнически или генетически жестким понятием. «Русским» может быть любой, чьим родным языком является русский и кто воспитан в русской культурной традиции. Новый акцент на «русскости» как культурологической конструкции, на русский язык как
доминирующую лингвистическую конструкцию (и, неявным образом, на этнических русских как на доминирующую группу), спровоцировал общественную реакцию, направленную против Кремля. Некоторые меньшинства были явно недовольны новым развитием событий. Например, татарские лидеры настаивали на том, что жители Татарстана должны обучаться в школах на татарском языке. Радикальные русские националисты, в свою очередь, были разочарованы тем, что Кремль принижает расовые аспекты «русскости».
Тем не менее, новая русская идентичность явно приносит Кремлю политические дивиденды. Она отвечает на растущий национализм среди этнических русских, которые, в определенной степени, поддерживают идею «Россия для русских». Она также открывает двери для меньшинств, которые могут попытаться ассимилироваться, что потенциально снижает этническую напряженность. Идея о том, что «русскость» определяется культурой или языком, также имеет важные геополитические последствия, являясь неотъемлемой частью путинской доктрины «Русского мира», согласно которой Москва имеет право и обязательство наращивать свое влияние на постсоветском пространстве и за его пределами – везде, где живут русскоязычные общины. По сути, введение этой новой интерпретации «русскости» в Конституцию отвечает как внутренним, так и международным интересам Кремля.
