По итогам 2020 года российская экономика в меньшей степени пострадала от пандемии: снижение ВВП оказалось одним из наиболее незначительных в странах G20. Однако эти успехи вступают в диссонанс с неадекватной реакцией властей на возвращение Алексея Навального и протесты в его поддержку. Умело сберегая финансовые резервы, Кремль безоглядно тратит ресурсы доверия населения, что делает российскую политическую систему все более уязвимой.
31 января 2021 г.: полиция жестко разгоняет участников протеста в поддержку Алексея Навального в Москве. Фото: Александр Земляниченко | AP Images.
2020 год закончился для российских властей с заметными, но все же некритическими проблемами. Как сейчас показывает статистика смертности, пандемия коронавируса обошлась стране как минимум в 358 тыс.«избыточных» смертей, а последствия демографического провала будут ощущаться еще как минимум десятилетие даже по оценкам официальных аналитических структур.
Несмотря на то, что власти практически наверняка осознавали реальное положение дел на протяжении всего прошлого года, Кремль категорически отказывался от масштабных мер поддержки потребительского спроса, которыми отметились правительства всех ведущих стран. В результате объем вброшенных в экономику средств составил, по разным оценкам, от 1,25 % до 4,5% ВВП, что дало возможность сохранить накопленные властями финансовые резервы. Объем Фонда национального благосостояния почти не изменился: формально за год он вырос на 74,2% – до 13,5 трлн рублей, но прирост был обусловлен бухгалтерским зачислением в него средств, накопленных еще по итогам 2019 года. Золотовалютные резервы немного подросли – до $597,4 млрд против $556 млрд на начало 2020 года. Курс рубля умеренно отреагировал на пандемию и крах цен на нефть, опустившись с 61,9 до 73,9 руб./доллар, или на 16,2%. В прошлые периоды, когда фиксировалось падение ВВП, он снижался куда резче: в 2014-м, например, он рухнул на 41,8%.
Все это стало следствием крайне осторожной экономической политики, проводившейся властями в прошлом году. Основанием для таковой были, на мой взгляд, впечатления от опыта 2009 года, когда российский Белый дом направил на поддержку экономики гигантские средства (бывший первый заместитель главы Счетной палаты говорил о 13,9% ВВП [1]) и даже обеспечил умеренный рост доходов населения на фоне кризиса, но заплатил за это более чем половиной резервов, которые восстановились в долларовом эквиваленте только через десять лет.
Сейчас Владимир Путин, опасаясь непредвиденных дополнительных проблем, не решился тратить резервы, и российская экономика вынуждена была выкарабкиваться сама, в чем вполне преуспела. Снижение ВВП по итогам года стало одним из самых незначительных в странах G20 – 3,1% против 3,5% в США, 5% в Германии, 5,5% в Японии и 10,3% в Великобритании. Согласно планам правительства на 2021-й и последующие годы, ставший уже традиционным курс останется неизменным: основным средством покрытия бюджетного дефицита сейчас называется рост государственного долга (с разумностью чего лично я полностью согласен). Для такой негибкой экономики, как российская, сохранение резервов является одним из важнейших инструментов поддержания доверия инвесторов и бизнеса в способности власти контролировать курс национальной валюты, обеспечивать бюджетные траты и в целом реагировать на возможные кризисные явления.
Мог ли Кремль ответить на возвращение Алексея Навального в Россию иначе, чем отправив его за решетку? На мой взгляд, нет. В последнее время российские власти не в состоянии ни запустить существенный экономический рост, ни обеспечить значимые внешнеполитические победы и, таким образом, практически вынуждены отвечать на риски дестабилизации жесткими репрессивными мерами. Возможность такого ответа, однако, предполагает наличие у населения резервов терпения и доверия, которые не безграничны, как и валютные резервы министерства финансов или Банка России. И в такой ситуации не может не удивлять различные подходы Кремля, которые сводятся к растрате первых и сохранению последних.
Поступки Навального – разоблачения отравителей, смелое возвращение в Москву, выпуск фильма-расследованияо дворце Путина – делают его звездой на тусклом российском политическом небосклоне, однако «точечный» ответ Кремля на его активность его на деятельность его сторонников (замена условного срока на реальный и жесткое подавление митингов) выглядел бы более чем достаточным. Значительное число россиян могут сочувствовать оппозиционеру, но на протяжении последних лет мы видели, как вопиющие случаи беззакония, творящегося в стране, не получали никакого или почти никакого общественного резонанса. Среди примеров можно назвать осуждение 66-летнего жителя Новосибирска, последователя Свидетелей Иеговы Юрия Савельева на шесть лет колонии (ч. 1, ст. 282.2 УК РФ, организация деятельности экстремистской организации), лишение свободы более 30 человек за репосты сообщений в интернете (ст. 282 УК РФ, возбуждение ненависти либо вражды), приговоры за «искажение истории» (ст. 354.1 УК РФ, реабилитация нацизма), а также страшные личные трагедии несогласных – в частности, самосожжение Ирины Славиной, журналистки из Нижнего Новгорода. На этом фоне, как можно предположить, отправка Навального в колонию не имела бы драматических последствий для власти. Достаточно вспомнить бурную реакцию на преследования в 2012-2013 годах главы «Левого фронта» Сергея Удальцова и практически полное его исчезновение из политического пространства после проведенных в колонии 4,5 лет.
Однако по необъяснимым причинам действия Кремля все более похожи на продукт паранойи: показательно жестокое отношение к задержанным на акциях протеста 23 и 31 января, обвинение Навального в клевете, введение чуть ли ни военного положения в Санкт-Петербурге 6 февраля, истерические шаги Роскомнадзора, потребовавшего от СМИ удалять сообщения об акции в поддержку оппозиционера 14 февраля, а также мобилизация прикормленных «политиков» и «деятелей культуры» для публикации лживых и неэтичных статей и манифестов – все это говорит о том, что власть, которая в экономической сфере стремится показаться основательной и осторожной, идет вразнос, как только дело доходит до сферы политики.
Данный диссонанс, на мой взгляд, может быть объяснен только качеством управления и способностями формулирования задач и средств их достижения разными группами в путинском окружении – а скорее всего, и самим президентом. Не считая себя специалистом в экономике, Путин исторически доверяет экономистам, причем не всегда обязательно либерального толка, и отчасти взвешивает их аргументы, а отчасти делегирует им часть полномочий по принятию важных решений. В политической сфере, судя по всему, большинство шагов совершаются либо лично им, либо людьми из его окружения, воспринимающими общество как совокупность лишенных разума и совести существ, с которыми можно делать практически все, что угодно.
В результате неадекватно жестких мер Кремля даже люди, готовые поверить в серьезность обвинений в мошенничестве, выдвинутых против Навального, могут усомниться в правомерности заведенного на него дела о клевете против ветерана Игната Артеменко. Те, кто смолчат, наблюдая за задержаниями молодежи в ходе протестов, могут счесть власть потерявшей чувство реальности из-за запрета включать фонарики в День Святого Валентина или лишения жен и родственников лиц, признанных «иностранными агентами», права участвовать в выборах.
На протяжении многих лет Кремль выстраивал «управляемую демократию», которая основывалась на создании иллюзии законности и рациональности в регулировании политической жизни. Параллельно строилась и «управляемая экономика», центральными элементами которой выступали госкорпорации и регулирование бюджетных потоков. Сегодня можно констатировать, что «управляемая экономика» весьма успешно справляется с внешними шоками. Пусть она и не обеспечивает бурного роста и развития, но гарантирует устойчивость и самовыживание системы, практически не расходуя при этом накопленные финансовые резервы. Напротив, «управляемая демократия» при появлении относительно малозначительного фактора риска (в акциях в поддержку Навального в январе по всей стране приняли участие 150-200 тыс. человек – не больше, чем в марте или в июне 2017-го) начинает с невероятной скоростью уничтожать ресурсы доверия, накопленные за предшествующие десятилетия. В итоге мы видим, как в последние месяцы существенно снизился рейтинг Путина среди всех возрастных групп.
Я неоднократно писал и готов повторить это снова, что не вижу у российской автократической системой серьезных рисков, исходящих от отечественной экономики. Снижение уровня жизни должно быть намного более сильным, чтобы спровоцировать массовые протесты; восприятие роста цен или бедности сейчас кардинально отличается от восприятие «экономики дефицита» в СССР; слишком многое в экономике может объясняться очевидными внешними факторами, чтобы стать поводом для обвинения властей в текущих трудностях. Создав образ России как страны, включенной в мировую экономическую систему, и сформировав профессиональную команду менеджеров в Минфине, Банке России и Счетной палате, Кремль фактически ликвидировал угрозы с этой стороны. Однако одновременно он сам породил дополнительные источники нестабильности в политической сфере. Постулируя полный «суверенитет» России, отрицая необходимость учета глобальных трендов в правовой и социальной политике и, наконец, сделав ставку на трусливые и некомпетентные кадры, Кремль десакрализирует власть и быстро сокращает потенциал доверия к ней, сохраняющийся в обществе.
Все это означает, что в ближайшие годы при анализе перспектив российского режима, можно не слишком принимать в расчет экономические и финансовые тренды, фокусируясь на чисто политических и правовых моментах. Утрата доверия к действиям властей в этой сфере будет происходить куда быстрее и иметь намного большее значение, чем сокращение финансовых резервов и любые потенциальные экономические проблемы и тяготы.
Источники:
[1] Горегляд, В. «Мировой кризис и парадигмы государственного финансового регулирования». Москва, 2013, с. 206.
* Владислав Иноземцев – доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества.
