Институт современной России

В утекшем интервью Зариф рассказал, что Россия пыталась сорвать Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД) по урегулированию ситуации вокруг ядерной программы Ирана, вступив в заговор с бывшим главой спецподразделения «Аль-Кудс» Корпуса стражей исламской революции генералом Касемом Сулеймани (убит в январе 2020 года). По словам Зарифа, иранский ядерный договор никогда не был интересен России, потому ей было невыгодно улучшение отношений между Ираном и Западом. Оценка Зарифа негативной роли России основана на его выводах о ключевой встрече Сулеймани и президента России Владимира Путина 25 июля 2015 года, во время которой было принято решение о российском вмешательстве в сирийский конфликт, чтобы спасти режим Башара Асада. Более того, эта встреча состоялась спустя всего 11 дней после подписания СВПД в Вене представителями США, Великобритании, Франции, Китая и России, а также Германии (формат «P5+1»).

Встреча с Сулеймани, по словам Зарифа, «была проведена по инициативе Москвы и вне какого-либо контроля со стороны иранского министерства иностранных дел», а ее целью был «срыв СВПД». При этом решение России вмешаться в гражданскую войну в Сирию было принято таким образом, что Иран вынужденно взял на себя основную часть сирийской операции. Вовлеченность в сирийский конфликт ограничила возможности Ирана по улучшению отношений с Западом, став одной из причин, из-за которых администрация Дональда Трампа вывела США из ядерной сделки.

Многое из сказанного Зарифом в интервью противоречит общепринятому пониманию российско-иранских отношений. Наиболее распространенной является версия о том, что у России были некоторые сомнения насчет СВПД, но в целом она способствовала этой сделке по причине ее прямой выгоды для Москвы: сделка позволила бы избежать неконтролируемого распространения ядерного оружия и дестабилизации региона. В 2015 году сомнения Кремля якобы могли быть вызваны неоднозначными последствиями сделки для российских экономических интересов: открытие иранской экономики ударило бы по конкурентным преимуществам России. Визит Сулеймани в Москву в 2015-м при этом представлялся как его попытка повлиять на решение России по сирийскому конфликту, а не наоборот. В интервью 2019 года бывший командующий сухопутными иранскими войсками в Сирии Мохаммад Джафар Ассади рассказал, что Сулеймани якобы сказал Путину, что «Сирия является последней твердыней восточного фронта, и, если она падет, Россия больше не будет представлять никакой ценности в глазах Запада». Считалось, что в середине 2015 года Россия разделяла мнение Ирана о том, что режим Асада находился под угрозой коллапса и нуждался в прямой помощи обеих стран.

Для оценки столь серьезных обвинений Зарифа, выдвинутых в адрес России, их необходимо рассмотреть в контексте иранской внутренней политики. Утекшее интервью не должно было стать достоянием общественности в ближайшее время, и то, что было сказано в беседе с интервьюером, который является союзником Зарифа и иранского президента Хасана Рухани, представляет собой их интерпретацию причин, приведших к краху СПВД, и отражает трения внутри самого Ирана. Как отметил израильский эксперт Раз Зиммт, Зариф и Рухани не раз подвергались жесткой критике из-за развала СПВД, особенно после выхода США из сделки. Зариф пытается отразить хотя бы часть общественного недовольства, перекладывая вину на других участников процесса, действия которых также могли повлиять на негативный исход. Иранского министра можно понять. Внутренние распри иранской политической элиты хорошо известны, и недовольство Зарифа Стражами революции неудивительно. Но в таком разрезе слова Зарифа – не более чем его субъективное понимание роли России в регионе и ее отношений с Ираном.

Однако несмотря на субъективность и придирчивость заявлений Зарифа, его интервью может служить предупредительным сигналом о склонности России сотрудничать с радикальными группами на Ближнем Востоке (и не только) для достижения своих все более жестких внешнеполитических целей. Так, в феврале 2021 года представители исламистского движения «ХАМАС» встретились с российскими чиновниками в Москве, а месяц спустя там же состоялась встреча с делегацией ливанского движения «Хезболла». У обоих визитов были свои дипломатические цели, но стоит помнить, что эти движения признаны террористическими организациями, оперирующими на радикальном поле региональной политики. В прошлом году также стало известно, что Россия могла выплачивать боевикам, связанным с террористическим движением «Талибан», награды за нападения на американских военных. Все эти события наряду с заявлениями Зарифа указывают на то, что Россия является гораздо более проблематичным игроком на Ближнем Востоке, чем принято считать.

Существует устоявшееся мнение о том, что важнейшим преимуществом России в регионе является ее умение вести переговоры со всеми противоборствующими сторонами, что делает ее ценным посредником. Однако история ее связей с радикальными группировками показывает, что Кремль ведет двойную игру. В то время как российские дипломаты встречаются с представителями Запада и модерируют отношения региональных сил в рамках легитимной дипломатии – якобы во имя стабилизации региона, – за закрытыми дверьми Россия сотрудничает с наиболее радикальными движениями для достижения прямо противоположных целей. При таком положении дел бесполезно пытаться понять дипломатические взгляды Москвы – будь то на переговорах в Вене по иранскому ядерному соглашению или на других дипломатических встречах. Важнее другой вопрос: как поведет себя Москва за закрытыми дверьми после подписания новых соглашений с Ираном и будет ли она снова заключать сделки с радикальными группировками, подрывая таким образом все шансы на дипломатию и стабильность?

* Вера Михлин-Шапир – эксперт по российской внешней и оборонной политике, а также по внутриполитическим вопросам и российским медиа. В 2010-2016 гг. работала в Совете национальной безопасности Израиля (офис премьер-министра). 

Перевод текста: Елизавета Агаркова.