Новая внешнеполитическая доктрина России провозглашает приоритетом ответственность и «многовекторность» в международных делах. Однако, как отмечает Дональд Дженсен, эксперт Центра трансатлантических отношений при Университете Джонса Хопкинса (США), действия Кремля зачастую расходятся с его риторикой.
В своей статье в новом номере журнала «Международная жизнь» министр иностранных дел России Сергей Лавров призвал к «независимой» и «многовекторной» внешней политике. По его словам, российская внешняя политика не является консервативной: она стремится обеспечить мир, равенство и представительный принцип для эффективного глобального управления. По словам Лаврова, обеспечение международной стабильности создаст хорошие условия для роста российской экономики. Министр также отметил роль России в обеспечении мира благодаря ее постоянному членству в Совете Безопасности ООН. Лавров говорил о быстро меняющемся мире, о развитии «полицентрической системы международных отношений», в которой Россия играет «роль одного из ключевых центров», и о важности усиления роли таких международных форумов, как «большая двадцатка», «большая восьмерка», ШОС и БРИКС.
Эти слова Лаврова новостью не стали. Они лишь расширили позиции, представленные в феврале Владимиром Путиным в новой концепции российской внешней политики. Комментарии Лаврова, как и комментарии Путина, делают акцент на том, что цель России – быть ответственным международным игроком и сформировать новую глобальную систему, менее зависимую от Запада.
В последние недели руководство России и вправду вело себя ответственно, хотя и до определенной степени. Несмотря на давнее неприятие планов США по противоракетной обороне, Москва выразила интерес возобновить дискуссии по этому вопросу менее чем через две недели после того, как Вашингтон объявил об отказе от прежних планов по развертыванию системы ПРО в Польше. Это помогло разрядить и напряжение по вопросу Северной Кореи. Однако здесь Москва не смогла в полной мере реализовать принципы своей заявленной внешней политики: российское руководство призвало КНДР и США остановить «цикл» напряжения, который может выйти из-под контроля, и раскритиковало односторонние действия в отношении Северной Кореи (под этим имелся в виду ответ Вашингтона на действия Пхеньяна). Подобный комментарий со стороны Кремля ставит оскорбительный знак равенства между ядерными провокациями КНДР и вполне оправданным ответом Америки и ее союзника – Южной Кореи.
Комментарий Кремля ставит оскорбительный знак равенства между ядерными провокациями КНДР и справедливым ответом Америки
Несмотря на громкие слова Лаврова и Путина при объявлении новой доктрины внешней политики, Москва ведет себя вопреки заявленным позициям еще в одном аспекте. Во-первых, ее поддержка ООН и «многовекторности» весьма условна. Несмотря на то что 3 апреля Россия начала перевозить гуманитарные грузы в рамках помощи сирийским беженцам в Ливане, она продолжает противостоять международному давлению, выступая против отмены эмбарго на поставку оружия сирийским повстанцам. Россия выступила с критикой решения Лиги арабских государств (ЛАГ) разрешить главной оппозиционной коалиции Сирии занять официальное место Дамаска на саммите ЛАГ. На протяжении всего кризиса Россия обеспечивала оружием армию сирийского диктатора Башара Асада и заблокировала три резолюции СБ ООН, осуждающие его кровавые расправы над повстанцами.
Кремль избирательно подходит и к поддержке других «многосторонних» действий. Россия играла ключевую роль на недавнем саммите лидеров БРИКС – организации, которую в Москве рассматривают как противовес западным институтам (таким как Евросоюз). Россия также хочет расширить участие стран, не входящих в «большую двадцатку», в работе этой структуры (в нынешнем году именно Россия председательствует в G20). Вместе с тем Москва воздержалась от поддержки одобренного Генассамблеей ООН соглашения о поставках оружия, которое впервые связало продажу оружия с уровнем защиты прав человека в стране-покупателе. На минувшей неделе Путин призвал увеличить продажи российского оружия и догнать США по объемам продаж.
Наконец, российское руководство продолжает перестановки в военном ведомстве и не отказывается от политики давления на соседние страны, несмотря на заявленный в доктрине внешней политики приоритет переговоров в спорах. Кремль согласился на продолжение дискуссии по баллистическим ракетам, но, по словам главы президентской администрации Сергея Иванова, не готов на новый раунд переговоров по сокращению ядерного оружия. Иванов призвал увеличить численность Вооруженных сил РФ до одного миллиона человек. Кроме того, в конце марта Кремль приказал провести крупномасштабные учения в районе Черного моря, используя войска, базирующиеся главным образом на территории Украины. Москва думает и над формированием постоянной группировки ВМФ РФ в Средиземном море.
Разумеется, Россия должна сама определять свои национальные интересы. Другие страны, включая США, нередко действуют вопреки заявленным принципам. Но концепция российской внешней политики, озвученная Путиным и Лавровым, не должна затмить реальные принципы поведения России на международной арене – принципы, которые, как отметил политолог Леон Арон, выражают консенсус российской элиты, который эволюционировал со времен распада СССР. Этот консенсус заключается в том, что Россия должна быть ядерной сверхдержавой, поддерживающей стратегический паритет с Соединенными Штатами, что она должна быть глобальной сверхдержавой (эта идея содержится в новой внешнеполитической концепции) и что она должна быть доминирующей политической, экономической и военной силой в Евразии. На практике это означает, что преодоление последствий политических, экономических и геополитических потерь во время распада СССР становится приоритетом.
Создание образа «внешнего врага» помогает российской власти объяснить свое жесткое поведение внутри страны
Новая внешнеполитическая доктрина Кремля маскирует взаимосвязь между его внутренней политикой и его международным поведением. Путин ответил на падение уровня его поддержки в российском обществе, растущее народное негодование по поводу коррупции и возникновение более активного среднего класса притеснением свободы внутри страны, что серьезно осложнило отношения России с Евросоюзом и США. Создание образа «внешнего врага» помогает российской власти объяснить свое жесткое поведение внутри страны, даже если это осложняет отношения с Западом. В начале апреля бывший начальник Генштаба Юрий Балуевский заявил, что некоторые его коллеги не исключают, что США нанесут первый ядерный удар по Китаю и России. Практически ни один информированный эксперт с этим, разумеется, не согласится.
Позиции Путина внутри России во многом зависят от класса предпринимателей: многие представители бизнеса имеют крупные интересы за границей и мало заботятся о том, совпадают ли их интересы с российской внешнеполитической программой. Кипрский финансовый кризис поставил Путина перед дилеммой: с одной стороны, он выступил за «деофшоризацию» и предложил запретить российским чиновникам иметь иностранные банковские счета. Одновременно с этим проводилась антизападная кампания, нацеленная на укрепление российской самостоятельности. С другой стороны, Кремль разрешил олигархам заключать деловые сделки за границей. Поэтому после возникновения кризиса на Кипре российская власть была вынуждена защищать офшорные счета, что шло в противовес с заявленной политикой.
Кипрский кризис усилил напряженность в отношениях между Россией и Западом. Финансовые круги Германии были обеспокоены притоком нелегальных российских денег на Кипр. Вместе с тем западных лидеров беспокоил вопрос о том, не воспользуется ли Россия ситуацией для того, чтобы основать на острове военно-морскую базу или скупить кипрские энергоресурсы. В этом смысле ответ Москвы на кипрский кризис стал жертвой «короткого замыкания» ее спутанных «многовекторных» сетей.