В конце мая Владимир Путин посетил Китай с официальным визитом, главным итогом которого стало подписание 30-летнего контракта о поставках газа. На фоне усиливающейся изоляции России «китайский разворот» выглядит как вполне логичный шаг со стороны Кремля. По мнению политолога Татьяны Становой, действия Москвы на самом деле закрепляют роль России как сырьевого придатка и ослабляют ее позиции в мировой политике.
Состоявшийся в конце мая визит Владимира Путина в Китай позволяет сделать несколько важных выводов о развитии российско-китайских отношений. Существует пять ключевых причин, объясняющих сближение России и Китая, наблюдаемое в последнее время.
Причина первая – возможность реализации мегапроектов с привлечением крупных госкорпораций. В период правления Владимира Путина в экономике России сложилась система, которую можно условно назвать «государственный олигархат»: реальная конкуренция отсутствует, а экономическая инициатива принадлежит крупным госкорпорациям и компаниям, близким российскому президенту. В условиях путинского «ручного управления» структурные реформы оказываются невозможны, и именно государственные мегапроекты становятся ключевыми двигателями развития страны. Подобный подход разрушает государственные и экономические институты, вместо которых создаются имитационные структуры.
На Западе такой подход встречает постоянное непонимание. Достаточно посмотреть, с каким трудом продвигаются российские газовые проекты: в последние годы Брюссель предпринимает все усилия, чтобы либерализовать газовый рынок и снизить зависимость от России.
Главным локомотивом российско-китайской дружбы также является энергетика, хотя доля российского газа в энергетическом балансе Китая составит всего 5% (его доля на европейском рынке – порядка 30%). Однако с Китаем трудностей пока не наблюдается. В конце мая Путин посетил Китай с официальным визитом, ключевым итогом которого, безусловно, стал газовый контракт, переговоры о заключении которого «Газпром» вел на протяжении десяти лет. Инвестиции с российской стороны составят $55 млрд, со стороны Китая – $22 млрд, причем Китай предоставит «Газпрому» аванс в размере $25 млрд. «Газовая отрасль России и СССР не знала такого соглашения… На ближайшие четыре года это будет самая крупная стройка, без преувеличения», – заявил Путин.
Если прокремлевские СМИ и эксперты оценили контракт как огромный успех, то российская либеральная общественность восприняла его как очередной мегапроект по освоению финансовых ресурсов «госолигархами» – бизнес-структурами, близкими Путину. Показательно, что на днях министр финансов Антон Силуанов заявил, что средства Фонда национального благосостояния (ФНБ) могут быть использованы для софинансирования российско-китайских инвестиционных проектов. Напомним, что ФНБ – некогда неприкасаемый фонд, в котором хранились средства для решения будущих пенсионных проблем. Свой «неприкасаемый» статус фонд утратил сразу после возвращения Путина на пост президента в 2012 году.
Вторая причина нынешнего сближения с Китаем – экономические санкции Запада в отношении России вследствие политики Москвы на Украине. Под ударом оказались лица и компании из путинского окружения, и возможности для компенсации нанесенного им ущерба были найдены на китайском направлении. Санкции в некоторой степени вынудили Россию смягчить свои позиции по контрактным ценам на газ.
Иными словами, основными бенефициарами сближения с Китаем оказываются, помимо «Газпрома», близкие к Путину бизнесмены, оказавшиеся в санкционных списках США. Кроме того, правительство собирается создать для них льготные условия, отменив, в частности, НДПИ на месторождениях, которые послужат ресурсной базой для поставок газа Китаю. Подобный расклад открывает широкие возможности для «Роснефти» (ее глава Игорь Сечин вошел в санкционный список США), за последние два года активно развивающей газовое направление и пролоббировавшей отмену монополии на экспорт СПГ в прошлом году.
Еще одним бенефициаром можно назвать компанию «Ямал СПГ», одним из акционеров которой является другой фигурант санкционных списков Геннадий Тимченко. 60% компании «Ямал СПГ» принадлежит крупнейшему независимому газовому производителю НОВАТЭКу, по 20% – французской Total и китайской CNPC. В рамках визита Путина в Китай НОВАТЭК подписал контракт с CNPC на поставку 3 млн тонн СПГ в год в течение 20 лет с проекта «Ямал СПГ».
В контексте строительства газопроводов и инфраструктуры поставок газа широкие возможности для освоения бюджета появляются у строительных компаний братьев Ротенберг («Стройтрансгаз», «Стройгазмонтаж»), а также, вероятно, у банковских структур Юрия Ковальчука.
Третья причина российско-китайской дружбы – высокий уровень комфортности в отношениях. В основе государственности обеих стран лежит ряд принципов, отличающихся от идеалов западной демократии. В геополитическом смысле союз России и Китая – это ставка на альтернативную ценностную модель, ориентированную на защиту суверенитета от внешних посягательств. Учитывая растущий разрыв между Россией и Западом, Москве проще иметь дело с Китаем, несмотря на трудности в переговорах, поскольку эти трудности носят технический характер. В стратегическом плане Китай воспринимается как идеальный союзник, мыслящий в рамках схожих внутриполитических и геополитических категорий. Как и Россия, Китай пытается обозначить собственную «зону традиционного влияния», которая пока носит сугубо региональный характер. Как и Россия, Китай создает внутри себя мощную систему защиты от иностранного влияния.
Четвертая причина – общая антиамериканская риторика. Так, в совместном заявлении о новом этапе отношений всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия говорится, что Россия и Китай «выступают против любых попыток и способов вмешательства во внутренние дела, за твердое соблюдение основополагающих положений международного права, закрепленных в Уставе ООН, безусловное уважение права партнера на самостоятельный выбор пути развития, сохранение и отстаивание собственных культурно-исторических, нравственных и моральных ценностей».
Россия видит в Китае один из полюсов влияния, способный сбалансировать претензии США на мировое лидерство. По данным МВФ, гигантская экономика Китая может стать крупнейшей уже в этом году и тем самым способствовать формированию новой финансовой архитектуры мира. Поэтому Кремль так много говорит о важности перехода с долларов на расчеты в национальных валютах. Недавно на встрече с Владимиром Путиным президент крупнейшего госбанка ВТБ Андрей Костин заявил, что банк намерен увеличивать объем недолларовых расчетов. «Прежде всего речь здесь идет о рубле и такой валюте, как китайский юань. Группа ВТБ полностью обладает инфраструктурой, необходимой для этой работы», – добавил он. Недавно также министр финансов России Антон Силуанов заявил, что Россия и Китай договорились о создании совместного рейтингового агентства.
Россия и Китай совместно действуют и в Совете Безопасности ООН. Только недавно обе страны наложили вето на проект резолюции ООН о передаче в Международный уголовный суд досье, предусматривающего начало расследования по фактам возможного совершения военных преступлений в Сирии. В поддержку этого проекта, который был внесен на рассмотрение СБ ООН Францией, высказались 13 стран. Это четвертый раз, когда Россия и Китай использовали право вето относительно проектов резолюций, предусматривающих действия против нынешних сирийских властей.
Наконец, пятая причина российско-китайской дружбы имеет, пожалуй, наиболее важное значение. Какими бы трудными ни были переговоры по экономическим вопросам, на политическом уровне Москва и Пекин достигли более высокого уровня долгосрочного стратегического доверия, чем в рамках отношений, сложившихся между Россией и Западом. «Китайский поворот», по сути, подтверждает статус России как сырьевого придатка, однако российская элита рассматривает этот фактор как «издержки» геополитических бонусов, которые они получат в результате взаимодействия с Китаем. Это слабая позиция, указывающая на неспособность национальной элиты проводить самодостаточную политику, создавать конкурентоспособную, высокотехнологичную экономику. В конечном итоге эта позиция закрепляет за Россией роль неполноценного субъекта мировой политики.