За последний год отношения между Россией и Западом все больше окрашиваются в военную риторику. Американские и европейские военные и политики все чаще называют Россию главной угрозой безопасности своих стран, а Москва все чаще проводит масштабные военные учения — от Арктики до Приморья. Главный редактор imrussia.org Ольга Хвостунова побеседовала с Игорем Сутягиным, старшим научным сотрудником Королевского Объединенного института оборонных исследований (RUSI) о боеготовности российских войск и о том, насколько реален сценарий военного конфликта между Россией и Западом.
Ольга Хвостунова: Как вы оцениваете состояние российских вооруженных сил сегодня? В каком из родов войск (сухопутных, ВМФ, ВДВ) ситуация наиболее критическая?
Игорь Сутягин: Состояние российских вооруженных сил улучшается, но до сих пор не блестящее. Наибольшие проблемы существуют в Военно-морском флоте, где только меньше трети крупных боевых кораблей не то что находятся в состоянии боеготовности, а просто способны выходить в море. В других видах вооруженных сил ситуация лучше — хотя бы уже потому, что составляющие их вооружение системы не столь масштабны по своей сложности, как боевые корабли.
ОХ: На форуме «Армия-2015» Владимир Путин заявил, что к 2020 году доля современных образцов оружия в российской армии должна вырасти до 70%, а в некоторых случаях — и до 100%. Насколько выполнимы эти планы?
ИС: Выполнимость этих планов во многом зависит от того, каким образом будет определена современность образцов оружия. Например, танк Т-72Б3 проходит во всех отчетах как «современный». В действительности самая молодая из этих машин выпущена в 1989 году. На каждую установлены более современные блоки бортовой электроники, они также обуты в более новые гусеницы. Но двигатели на этих машинах даже в процессе модернизации заменены не были, в результате чего они откровенно слабоваты. Пушка, бронирование — прежние, и после середины 1990-х годов, когда на вооружение западных стран поступили новые бронебойные боеприпасы, они также стали слабыми. То есть по сути такой танк нельзя называть не только современным, но даже новым. Вообще говоря, современную электронику можно было бы поставить и на Т-34, вопрос в том, до какой степени справедливо после этого называть Т-34 «современным танком». Такая ситуация встречается в очень многих случаях нашей нынешней модернизации. Так что если вы слегка слукавите, то добиться «100 процентов современной техники» достаточно реально — если не к 2020 году, то чуть позднее. Однако техника эта будет в значительной своей части уступать современным образцам в армиях многих стран мира.
ОХ: В западной прессе среди политиков и военных экспертов за последние месяцы большое внимание было уделено анализу новых военных разработок России, таким как танк «Армата». Как вы оцениваете их качество?
ИС: Качество новых разработок вызывает интерес, но еще больший интерес вызывает вопрос, в каком виде эти разработки удастся воплотить в жизнь, до какой степени их вообще удастся довести до серийного производства. Например, «Армата» до сих пор зависит от поставок западных комплектующих (например, прицел у нее формально белорусский, но основан на ключевых элементах французского происхождения; некоторые узлы системы управления двигателем украинские, сейчас идет их замена на омские, и т. п.). На сегодня «Армата», по образному сравнению одного из наблюдателей, это «концепт-кар» (прототип будущей машины). Задумка прекрасная, но стоит вспомнить, насколько разительно созданный в конце 1980-х Автозаводом имени Ленинского комсомола концепт-кар отличался от поставленного в серию «Москвича-2141», поэтому торопиться сравнивать парадную картинку с тем, какая родится из нее боевая машина, так же несколько преждевременно. Вон с истребителем нового поколения Т-50 тоже ведь не все гладко идет: российские военные уже заявили, что не будут к 2020 году покупать их ни на пять полков, ни 60 штук, ни 52, как объявлялось позднее, а купят только 12, из которых шесть уже существует (а один из них даже успел сгореть).
В целом задумки я бы оценил высоко — кое-что даже получается очень неплохо, вроде систем радиоэлектронной борьбы (РЭБ), но почивать на лаврах не следует, потому что обычные слова нашей пропаганды о «не имеющих аналогов в мире» всегда лукавы, а зачастую попросту лживы.
ОХ: На ваш взгляд, насколько необходима программа модернизации армии сейчас, учитывая текущий экономический кризис? Связано ли это с геополитической обстановкой, в частности с ростом напряженности между Россией и НАТО?
ИС: Нынешняя программа вооружения была инициирована в 2010 году, так что напрямую с сегодняшним уровнем конфронтации с Западом не связана. И в целом программа модернизации российской армии действительно нужна — ее надо приводить к состоянию, отвечающему сегодняшним требованиям к вооруженным силам. Другое дело, что в нынешней обстановке это почти верный способ угробить гражданскую экономику — мнение, что оборонная промышленность вытянет экономику, как это произошло в 1930-е годы, сегодня ошибочно, потому что требования гражданской экономики и оборонной промышленности разошлись очень далеко.
Игорь Сутягин
«С точки зрения опасностей, исходящих от государств, Россия действительно главная угроза. Судите сами: ядерная страна, руководители которой откровенно говорят, что соблюдение норм международного права необязательно, а перекраивание границ, напротив, законное право России»
ОХ: А в чем принципиальное отличие между подходами к модернизации войск в России и на Западе — скажем, в США или НАТО?
ИС: На Западе, насколько я могу заметить, в модернизации вооруженных сил значительно меньше показухи и шапкозакидательства и значительно больше системного подхода.
ОХ: В последние месяцы регулярно появляется информация о том, что российские истребители нарушают воздушное пространство иностранных стран, а подлодки бывают замечены в иностранных водах. Что это, провокация или ошибка?
ИС: Прежде всего надо отметить, что в основном речь идет не о нарушениях границ воздушного или водного пространства, то есть не о вторжениях в чужое пространство, а об исключительно близких подходах к этим границам. В нескольких случаях это было ошибкой, но в основном это прощупывание боеготовности и политической воли западных стран реагировать на провокационные по своей сути действия.
Но надо сказать, что граница воздушного пространства Финляндии была по крайней мере трижды сознательно нарушена, что активно подтолкнуло общественное мнение страны в сторону признания, что Россия все-таки опасная страна, поэтому лучше не оставаться в становящемся рискованным нейтральном статусе, а искать хороших союзников. Пока таким союзником может стать Швеция, но поддержка вступления в НАТО в Финляндии выросла за последние неполные два года втрое, вплотную приблизившись к 50% (до этого была 17%).
ОХ: То есть заявления западных политиков и военачальников, что Россия — главная угроза безопасности их стран, оправданны?
ИС: С точки зрения опасностей, исходящих от государств, Россия действительно главная угроза. Судите сами: ядерная страна, руководители которой откровенно говорят, что соблюдение норм международного права необязательно, а перекраивание границ, напротив, законное право России. Что бы там ни говорили, но во множестве межгосударственных соглашений уже после 1999 года Россия неоднократно указывала, что Крым — это Украина... Вот кто может дать гарантию, что эта страна действительно не полезет куда-нибудь со всеми своими ядерными силами? Это вам не ИГИЛ, это посерьезнее будет.
ОХ: Насколько реальна возможность войны с НАТО?
ИС: К сожалению, вероятность военного столкновения России с НАТО возрастает и приближается к уровню, когда такое столкновение начнут уже называть реальным. Причин две. Первая — безответственное, скажем с сожалением, но прямо, поведение России, которая уклоняется от объявления крупномасштабных военных учений. Ведь именно для того, чтобы не повторилось 22 июня 1941 года как с одной, так и с другой стороны, был согласован Венский документ по мерам доверия, предусматривающий, что крупные переброски и концентрации войск будут объявляться заблаговременно, чтобы никто не отреагировал слишком остро от непонимания ситуации. Когда Россия, не объявляя ни о чем, концентрирует 150 тыс. войск на границе с Прибалтикой, у кого-то действительно могут не выдержать нервы. И вторая причина — Кремль принципиально поддерживает высокий, возрастающий уровень неопределенности, так что нервозность будет только нарастать, и в конце концов это приведет к трагической случайности.
При этом НАТО передал России планы всех своих учений на 2016 год, а Россия решительно отказывается от аналогичного шага, продолжая при этом внезапные проверки войск. В какой-то момент — если, например, российский боевой самолет столкнется с гражданским самолетом, приведя к многочисленным жертвам, чего очень опасаются на Западе и что чуть не произошло уже дважды, — это может привести к чрезмерно нервной реакции. Скажем, российский самолет будет сбит, и пойдет цепь событий, которая приведет к войне. И решить-то проблему просто: хотя бы не отказываться от объявления сведений об учениях.
ОХ: В начале лета «Левада-центр» опубликовал данные опроса, что 52% россиян опасаются войны с Западом. Будет ли Кремль учитывать общественные настроения, рассматривая конфронтационный сценарий?
ИС: Кроме того, просматривается все бóльшая отчаянная решимость пойти на бездумно-агрессивные действия. Поинтересуйтесь хотя бы, какой процент российских граждан придерживается мнения о том, что «надо бы начать мировую ядерную войну прямо сейчас — потому что американцы все равно нам гадят, и чем медленно умирать под их давлением, лучше умереть с громом и блеском прямо сейчас, нанеся по ним удар первыми». Уверяю вас, вы будете просто поражены, когда узнаете, сколь велика поддержка этой идеи уничтожить мир уже завтра у наших соотечественников! А Кремль от народных чаяний не отстает... Так что вероятность войны, увы, далеко не нулевая. И то, что россияне войны с Западом опасаются, роли не сыграет — потому что если сейчас существенно сбавить антизападную риторику, то начинающие пустеть холодильники заговорят неприятно громко для власти. При отсутствии хлеба зрелища должны быть предельно захватывающими — так чтобы не задумывались об экономической политике. И страх перед войной эти мысли прекрасно заглушит — ведь всегда можно будет все списать на необходимость обороны...