В Манхэттане прошла очередная Неделя русского кино. Катерина Инноченте сходила на открытие и отметила «проблески надежды» на общем фоне российской кинематографической посредственности.
Куратор Кэйти Меткаф и режиссер Слава Росс
«В России сейчас много кино развлекательного — художественного по названию и совсем не художественного по содержанию и по форме. Но такого кино вам не привезут», — успокаивает зрителя Владимир Познер с официальной страницы NYC Russian Film Week 2011, прошедшего в Манхэттане с 28 октября по 3 ноября.
Фильм «Сибирь. Монамур», которым молодая английская куратор Кэйти Меткаф из Future Shorts решила открыть одиннадцатую по счету Неделю русского фильма, — вторая полнометражная работа 45-летнего Славы Росса, окончившего режиссерский факультет ВГИКа и включенного, по итогам обучения, в президентский справочник интеллектуальных ресурсов России.
«Просмотрев несколько первых фильмов, представленных к отбору, я была совершенно поражена динамикой ландшафта сегодняшнего русского кино, — говорит Меткаф. — Cтрана, безусловно, интригует, в том числе и элементом борьбы и с прошлым, и с настоящим, и с будущим, но эффект, который все это оказывает на художественное самовыражение, — в данном случае, на кинематограф — потрясает глубиною и высочайшим мировым уровнем социально-политического повествования».
Познер не соврал: русский (и не только) Нью-Йорк, холодным октябрьским вечером выплеснувшийся из зала культового Village East Cinema с просмотра «Сибири», был оглушен, потрясен, заплакан, зол, но ни в коем случае не безразличен или обманут в своих ожиданиях.
«Милосердие выше справедливости, — негромким голосом объясняет пришедшим на нью-йоркскую премьеру Слава Росс. — Я наткнулся на эту фразу в одной из старинных молитв, когда сценарий был уже написан. В тот момент я осознал, что это и есть главная тема фильма».
«Это фильм о потерянной вере и о том, что ее надо вернуть», — считает актриса Лидия Байрашевская, исполнительница роли Анны. «В стране кризис, в первую очередь, духовный: кризис трактовки ценностей, являющихся базовыми для любого общества, любой страны и планеты в целом. Поиску ответов на эти вопросы и посвящен наш фильм», — добавляет Павел Скурихин, один из продюсеров проекта.
В основе сюжета — сочиненная Россом новелла о сибиряках. С их жизнью режиссер знаком не понаслышке: он родился в Сибири и прожил там 33 года. История семилетнего Лешки и его деда Ивана, дяди Юры, растерзанного в тайге одичавшими собаками, и его жены Анны, история контуженного в Чечне капитана и проститутки Любы, оказавшейся вовсе не продажной девкой, а жертвой тупого мужского насилия, истории мародеров, снующих по заброшенным деревенькам в поисках старых икон, и кавказцев, содержащих настоящую южную забегаловку в сибирской глуши, — «все это истории о величии и низости человеческого духа», считает Росс. Истории, происходящие в мире, «пронизанном жестким излучением цинизма, в котором из всех реальных ценностей, как после ядерного взрыва, выживают лишь простейшие, бактериальные, замешанные на крови или бабле», — как удивительно точно описал в одной из своих недавних статей московский журналист Александр Гаррос. Но человек плохо сводится к простейшему, даже если сам изо всех сил старается. Неудивительно, что подспудная тоска по нормальности продолжает жить и бродить в нем. Так и герои Славы Росса живут жизнью, «не оставляющей им шанса сохранить в себе “человеческое”, но при этом — вопреки здравому смыслу и всему своему жизненному опыту — находят в себе силы проявить милосердие». По крайнем мере, некоторые из них.
Смотреть «Сибирь. Монамур» больно — неужели так живут люди, русские люди? Наши соотечественники. Народ, по инерции продолжающий считать себя великим. О чисто теоретическом существовании государства как такового напоминают лишь гигантские серп и молот — символ уже несуществующего СССР, установленный когда-то на краю дороги, по которой изредка проносятся по льду лесовозы. Жизнь героев фильма (и, к сожалению, не только фильма) на задворках нашей, как сегодня модно говорить в Кремле, «энергетической империи», мало чем отличается от жизни голодных, одичавших собак. Что делать этим людям для того, чтобы выжить?
«Спасать внуков, — считает волгоградский актер Петр Зайченко. — Если мы не спасем внуков, то и Родина погибнет». Зайченко знаком иностранному зрителю по фильму Павла Лунгина «Такси-блюз».
«Чтобы выжить, нужно действовать! — убежден Росс. — Это как в драматургии: твой герой должен действовать. Так и ты в этой жизни — действуй! Когда ты действуешь, тогда тебе и силы даются. Тогда тебе даются и Вера, и Любовь. Поэтому эта история, этот фильм стали большим подарком для меня».
«Режиссер затронул массу больных тем сегодняшней России — страны без закона, морали и функционирующего государства с погрязшим в безысходности и обреченным на самоуничтожение народом. Меня фильм поразил своей символичностью: одичавшие собаки-людоеды, дополненные такими же, по сути, людоедами в военной форме — самый запоминающийся из увиденных сегодня кино-символов, — делится своим пониманием картины Павел Ивлев, исполнительный директор Института современной России. — Росс отклоняется от ставшего традиционным для нового русского кино конца в стиле «в общем, все умерли», вполне логично вписывающегося в беспросветную картинку фильма, и неожиданно завершает свою талантливую «чернуху» хэппи-эндом. Спорно-положительные офицер, солдат и проститутка Люба спасают Лешку с дедом и уезжают вместе в никуда, рассекая непроглядную сибирскую ночь фарами угнанного армейского джипа. «Сибирь. Монамур» отчасти отвечает на извечный русский вопрос «Что делать?» — стрелять людоедов в собачьем и человечьем обличии, подсказывает нам режиссер. Согласились. А дальше что? Куда после этого "ехать"?»
На этот вопрос режиссер ответа не дает, но, наверное, можно сказать Славе Россу спасибо уже за то, что благодаря его фильму такие вопросы вообще рождаются, теребят нас изнутри и требуют своего ответа.
Культовый французский режиссер Люк Бессон, принявший участие в окончательном монтаже ленты и вырезавший из нее десять минут (две из которых, включая сцену с капитаном, съезжающим с детской горки, Росс, не задумываясь, вставил обратно), выкупил все права на прокат фильма. Причем на ближайшие 20 лет, что не удивительно: в такое русское кино можно и верить, и вкладываться. Жаль только, что в российском прокате «Сибирь. Монамур» потянет, по словам самого режиссера, копий на 50, не больше.
«Россия, вне всякого сомнения, является кинодержавой, — не очень убедительно вещает в камеру Владимир Познер, — наряду с США, Францией… [неловкая пауза] и еще некоторыми странами, которых не так много. Кинодержава проходила сквозь трудные времена: было время доброго кино, великого кино, пропагандистского кино… а потом было время никакого кино. На мой взгляд, настоящее кино в России начало возрождаться только в немногие последние годы».
«На сегодняшний день русская диаспора составляет 30 миллионов человек, живущих за пределами бывшей территории СССР. Стиль жизни этих людей очень сильно отличается от того, как жили в Советском Союзе, но их отношение к жизни, их система ценностей, их чувство прекрасного без всякого сомнения сформированы под влиянием советской культуры, включающей в себя в том числе и классическое русское кино», — гораздо логичнее Познера рассуждает Гиви Топчишвили, президент и генеральный директор Global Advertising Strategies, один из организаторов Недели русского кино.
Выбор Кэйти Мэткаф — шестидесятые «представлены» черно-бело-стилизированным “Безразличием” Олега Флянгольца, семидесятые — симпатичным «Громозекой» Владимира Котта, восьмидесятые — смешным полуавтобиографическим «Моим папой Барышниковым» бруклинского режиссера Дмитрия Поволоцкого, девяностые — «ПираМММидой» Эльдара Салаватова, а двухтысячные — «Двумя днями» питерской Авдотьи Смирновой с Федором Бондарчуком и Ксенией Раппопорт — не оставляет сомнения в том, что настоящее кино — потешное и злое, отчаяное и отчавшееся, авторское, глубокое, а главное, русское до мозга костей — снова появляется на экранах. Не знаю, можно ли назвать это возрождением русского кино: возрождение, как говорят по-английски, это очень большое слово, и для такой огромной страны, как Россия, предполагает не один, не два, и даже не десять хороших фильмов в год. Но мне, как зрителю, очень хочется смотреть на уезжающих «в никуда» Лешку, деда, Любу и капитана и верить, что это только начало.
