Сюжет этого очерка несложен. Международный дискуссионный клуб (МДК) «Валдай» опубликовал очередной доклад о проблемах и перспективах Российской Федерации. Георгий Александрович Сатаров, в прошлом помощник президента Ельцина, был так возмущен этим докладом, что обратился к членам клуба с открытым письмом, крайне оскорбительным по отношению к авторам доклада, на котором, по мнению Сатарова, «негде ставить клейма — ни интеллектуального, ни этического». В письме Георгий Александрович пристыдил членов клуба, весьма респектабельных российских и западных экспертов, предупреждая, что они рискуют своим честным именем, позволяя «политическим манипуляторам» его использовать.
Георгий Александрович Сатаров
Сергей Александрович Караганов, тоже видный функционер ельцинских времен, ныне председатель МДК и автор упомянутого доклада, ответил Сатарову тоже публично и тоже оскорбительно, назвав письмо оппонента «бредом».
Сергей Александрович Караганов
В чем смысл столь принципиального и ведущегося на повышенных тонах спора двух высококвалифицированных и серьезных представителей российской культурной элиты? Почему разгорелся этот спор именно в конце 2011 года? Ведь дискуссионный клуб «Валдай» появился на политической арене еще семь лет назад, и все до одного его доклады были ничуть не менее спорными, нежели нынешний, но, тем не менее, подобных публичных перебранок до сих пор не вызывали.
C 2004 года «Валдай», основанный по инициативе президента РФ Путина, работает под бессменным председательством Караганова. Зачем Путину понадобился клуб, объединяющий такое количество уважаемых в экспертном сообществе имен, понятно. Особенно, если судить по условиям, поставленным его членам. По сути, Путин предложил российскому и западному экспертному сообществу компромисс. Исходя из содержания различных докладов МДК, условия этого компромисса заключались в следующем:
1. Участники клуба ежегодно собираются с тем, чтобы предложить свои рекомендации. Рекомендации эти затем суммируются в упомянутых официальных докладах клуба, порой под лукавыми, чтоб не сказать двусмысленными, заголовками. Например, доклад нынешнего года — «Не упустить удачи». В заголовке присутствует и тревога, высказанная экспертами (удачу ведь и впрямь можно упустить), и в то же время констатируется фундаментальный, по мнению автора доклада, факт: путинское правление — удача для России.
2. Участники вольны критиковать недостатки управления страной сколь угодно откровенно и даже остро — при условии, однако, что согласны c главным тезисом клуба.
3. Главный тезис: существующая в РФ «персоналистская» система власти (без обиняков именуемая в последнем докладе «контрреволюционной»), является единственно возможной — и необходимой! — для страны. Сегодня и в обозримом будущем. В таком примерно духе (цитирую рекомендацию 8.2.8): «Сохранение на ближайшую перспективу персоналистского характера власти — это рискованно. Но другого стране и обществу пока не дано, да они и «не заработали» пока настоящей демократии и свободы. Получив их сверху в начале 1990-х, соотечественники развалили государство — СССР, бывшую Российскую империю, а к концу десятилетия чуть не развалили и то, что осталось — Российскую Федерацию».
Сохранение «персоналистского режима» на ближайшую перспективу — таким видится Путину будущее России. Таким представляют себе будущее страны и Караганов и, надо полагать, все остальные эксперты-члены клуба (во всяком случае, протестов от них, насколько мне известно, не поступало).
Как я уже писал в недавно опубликованной книге «История одного отречения. Почему в России не будет фашизма», экспертное сообщество страны (часть ее культурной элиты) приняло предложенный режимом «путинский компромисс», тем самым обезглавив оппозицию. Как уже было отмечено в предыдущем эссе (линк), оппозиция не возглавленная интеллектуальной элитой страны, не имеет шансов на победу. А с рекомендациями клуба «Валдай» получилось нечто вроде «чуровских» выборов: важно не то, что было сказано членами клуба (как проголосовали), важно, кто резюмировал их высказывания (кто подсчитывал голоса). Роль Чурова в клубе «Валдай» прилежно исполнял Караганов.
Рекомендации карагановского пункта 8.2.8. сводятся в конечном счете к одному: насколько видит глаз, судьба России — Путин. Такая, мол, страна, такое общество — «не заработало настоящей свободы». Вот не было Путина у руля в начале 90-х — и развалили государство. Явился он в конце десятилетия — и не позволил развалить «то, что осталось».
Вот она, логика путинского компромисса: российское общество, оставленное без строгого «персоналистского» присмотра, только и ищет, как бы развалить государство. Без разницы, причем, какое: попался ему в начале 90-х коммунистический СССР — его и развалило. В устах идеолога ГКЧП Проханова и президента/премьера Путина, считающего распад СССР величайшей геополитической катастрофой ХХ века, такая логика звучит вполне естественно.
Более того, в ходе «прямой линии» 2011 года Путин совершенно открыто подвердил, что будь он двадцать лет назад на месте Горбачева, стал бы гекачепистом: «Нужно было последовательно, настойчиво и бесстрашно, не пряча голову в песок, [...] бороться за территориальную целостность нашего государства». Это в условиях, когда Украина уже проголосовала на референдуме за независимость, когда все три прибалтийских республики объявили себя независимыми государствами и Россия объявила верховенство своих законов над законами СССР? Что еще оставалось бы в таких условиях Путину-Горбачеву, кроме как «настойчиво и бесстрашно» развязать в стране гражданскую войну, устроив второй ГКЧП?
Но то ведь Путин, что с него возьмешь? Для него что коммунистическая империя, что Российская Федерация — все одно, «наше государство». А мы ведь говорим об интеллигентных людях — об экпертах МДК, о том же Караганове, уверенном, по его собственным словам, что СССР был «самогеноцидом» для России и заявляющим в ответе Сатарову, что «поддерживал и поддерживает реформы Гайдара, сломившие хребет коммунизму». Он-то как мог приравнять распад советской империи к тому, что происходило в РФ в конце 90-х? Но ведь приравнял же — при помощи все того же лукавого путинского словосочетания «развал нашего государства».
И совсем уже невыносимо комично звучит это словосочетание в применении к коммунистическому монстру в устах Караганова, признающегося в том же ответе Сатарову, что «эстетически мне лично близка Новодворская и, уж конечно, Шендерович».
Венчает путаные рассуждения Караганова пассаж номер 1.3.1.5, призванный объяснить, каким именно образом Путин с его «персоналистским характером власти» спас Российскую Федерацию в конце 90-х от якобы грозившего ей в ту пору развала. Если верить Караганову, путинский фокус был прост: «Бюрократия как бы получила карт бланш на воровство, при условии, что она будет способствовать восстановлению страны». Но ведь это же откровенный абсурд: с какой стати станут жулики и воры способствовать прекращению воровства?!
Как бы то ни было, в результате столь парадоксального спасения страны от развала коррупция, по признанию Караганова, приняла [в России] «системообразующий характер». Вот так, значит, на практике выглядит «удача», упустить которую смерти подобно? Не говоря уже о том, что благодаря такой «удаче» России удалось добиться мирового первенства не только по «системообразующей коррупции», но и по объему потребления героина (21% мирового производства), темпам прироста ВИЧ-инфицированных или по числу пациентов с психическими заболеваниями.
Из подобных удивительных и неправдоподобных посылов и сплетен ноябрьский (2011 года), подводящий итог десятилетнему правлению Путина, доклад МДК.
Мы, однако, порядочно удалились от главной темы нашего очерка, которая заключалась не в изобличении парадоксов в докладе МДК (что, как мог убедиться читатель, занятие достаточно несложное), а в рассказе о печальном споре по поводу этих парадоксов между многолетним членом московского Совета по внешней и оборонной политике (СВОП) Георгием Сатаровым и председателем этого самого СВОП (а также автором доклада «Не упустить удачи») Сергеем Карагановым.
Читатель, несомненно, понимает, что я вполне разделяю возмущение Сатарова парадоксами валдайского доклада и совершенно согласен, что «там негде ставить клейма». Недоумение вызывает лишь одно обстоятельство: доклад этот, по меньшей мере седьмой (!), выдержан в том же духе, что и все его «предшественники», а именно: в духе путинского компромисса и вытекающих из него парадоксов. Так чем же объяснить, что предметный спор на тему возник только сейчас? Чем объяснить, что лишь в декабре 2011 года Георгий Сатаров решил уточнить «несет ли СВОП ответственность за этот документ? Разделяет ли СВОП положения этого документа, его оценки и рекомендации?», заключив риторические вопросы ультиматумом: «Если да, прошу исключить меня из состава Совета по внешней и оборонной политике».
Можно, конечно, хоть это и маловероятно, предположить, что Георгий Александрович не читал ни одного из предшествующих докладов МДК и потому именно этот, ноябрьский 2011 года, оказался для него откровением. Но не мог же все эти годы Сатаров совсем не знать взглядов Караганова, своего коллеги по СВОПу? Не знать, что пакт с дьяволом заключен уже много лет назад и что несмотря на «эстетические» предпочтения Караганова, в целом взгляды последнего вдохновлены именно путинским компромиссом с экспертным сообществом. Не знать, что «первая дюжина годков третьего тысячелетия», которая, по мнению Сатарова, «будет рассматриваться как самый позорный, самый постыдный период во всей истории России», является для Караганова ничем иным, как единственной для нее возможной системой управления.
Конечно же, все это Сатаров прекрасно знал и раньше. А ответ, почему он написал свое открытое письмо именно сейчас, искать надо в другом: нарыв лопнул! Случайно ли произошел этот спор буквально в преддверии невиданных в Москве за все путинское десятилетие массовых митингов, прошедших под вполне конкретным лозунгом «Россия без Путина»? Мог ли путинский компромисс с экспертным сообществом пережить этот взрыв массового негодования?
Еще один важный урок для этого сообщества: культурной элите, если она действительно элита, следует идти впереди масс, а не наоборот. Ибо излишняя осторожность так же вредит репутации, как и поспешность.
Что же касается ответа Караганова на откровенно оскорбительное публичное письмо коллеги, то в начале письма автор огрызается и даже пытается язвить. «Бред, — пишет он. — Я не запуган... И ни лизал никого, ни советских, ни российских лидеров. И потому могу лично принять упреки только от ничтожно, к несчастью, малого колличества россиян. Г. А. Сатаров к ним не относится». Однако заканчивается ответ Караганова совсем по другому: «Уважаемый Георгий Александрович, дорогой Жора! Давай(те) достойно стареть и позволим будущей России развиваться, а не склочничать о прошлом».
Не знаю, как читателю, но для меня такой ответ автора вдрызг раздраконенного доклада обидчику не допускает двух толкований: нет, продиктован он не христианским смирением (язвительное начало мешает), но тем, что путинский компромисс с российским экспертным сообществом мертв. И спор, о котором здесь речь, происходит у его могилы.
