Недавно на радиостанции «Свобода» прошла передача под названием «Был ли расстрел парламента в 1993-м похоронами демократии?».

Без сомнения, у каждого читателя существует по этому поводу свое мнение. Есть оно и у меня. Но сначала о названии передачи, в котором ВСЕ ключевые слова употреблены очевидно некорректно. Прежде всего потому, что никакого «парламента» в России 1993 года не было. Более того, без роспуска Верховного Совета быть не могло. Парламент есть атрибут демократической государственности, которой в России 1993-го тоже не было. По каковой причине хоронить ее было невозможно.

Законодательная ветвь власти, которая в демократических странах называется парламентом, делит ее на равных с другими ветвями – исполнительной и судебной. Это именуется разделением властей, и без такого разделения демократической государственности не бывает. Советская государственность это разделение принципиально отрицала как буржуазный предрассудок, несовместимый с «социалистической демократией». Она создавалась под лозунгом «Вся власть Советам!» и формально от него вплоть до 1993 года не отказалась. По этой причине Верховный Совет, о котором идет речь в передаче, никогда себя ОДНОЙ из ветвей власти категорически не признавал. Верный принципам своей праматери, он считал себя ВСЕЙ властью.

Понятно поэтому, почему он, избранный по советской Конституции, до конца настаивал, что никакая новая Конституция России не нужна. Достаточно подлатать старую. Я знаю это из первых рук. До переезда из Энн-Арбора в Нью-Йорк у меня была увесистая папка стенограмм заседаний Верховного Совета (они издавались отдельными выпусками каждую неделю). К сожалению, я их выбросил как лишнюю тяжесть. Но каждый может проверить мою память в библиотеке: говорили о чем угодно, но о разделении властей речи не было. Следовательно, что?

 

Вопрос на вопрос

Могут спросить, с чего это вдруг заклинился я на процедурных подробностях, если спор сегодня, 20 лет спустя, идет не из-за них. Спор из-за того, вправе ли был Борис Ельцин, самовольно ликвидируя параллельную ветвь власти, устраивать стрельбу (из танка!) в центре столицы. Отвечу вопросом на вопрос: а что сделали бы на его месте вы в ситуации, когда архаический Верховный Совет, ни на минуту не считавший себя «ветвью власти», уже низложил всенародно избранного президента, уже назначил своего карманного президента, и тот уже обратился к Вооруженным силам страны с призывом восстановить «конституционный» (т. е. советский, другой Конституции в 1993 году в России не было) порядок? Готов был, другими словами, вернуть страну в поздний СССР – только с Руцким вместо Горбачева. Всего-то и оставалось, что захватить телецентр и объявить городу и миру, что советская власть вернулась и то, что не удалось в августе 1991-го бездарным путчистам, удалось этой роковой ночью «патриотам».

Я не был в ту ночь в Москве, но прилип к экрану, видел каждую деталь происходившего глазами Джуди Вудроу (репортера, ныне ведущей CBS). Видел, как приземлился на Красной площади вертолет Ельцина и он шел в темноте тяжелыми медленными шагами к Спасским воротам, а Джуди со слезой приговаривала, словно хоронила: «Боже мой, он еще не знает, что все кончено». Не знаю, как другие, но я задыхался от отчаяния. Мне хотелось крикнуть (а может быть, я и кричал): да прибавь же шагу, черт тебя возьми, сделай что-нибудь, смог же ты сделать невозможное в том августе!

Диспозиция в ту ночь была такая. На Тверской вокруг памятника Юрию Долгорукому волновалось море голов. Их позвал Гайдар – противостоять возвращению советской власти. Вероятно, те же люди, что пришли в августе 1991-го к Белому дому. А у Белого дома тоже толпа. Вооруженная. Милиция разбежалась. Там хозяйничали чернорубашечники Баркашова. Громили мэрию рядом. И вдруг, откуда ни возьмись, появились автобусы и грузовики. Генерал Макашов позвал вооруженную толпу на штурм телецентра. Там завязался бой. Охрана отбивалась.

 

Год предчувствий и уверенности

Так или иначе видели это все. Интерпретировать потом будут по-разному, но я не могу обижаться, операторы CBS свое дело знали. Я, однако, о другом.

Год 1992-й – промежуточный между августом 91-го и октябрем 93-го, между, то есть, путчем №1 и путчем №2 – прямо относится к нашей теме. Не только потому, что в этом году началась реформа и я был в Москве, но и потому, что был он годом, когда самые мрачные либеральные предчувствия удивительно совпали с совершенной уверенностью в победе будущих путчистов.

О предчувствиях многие еще, возможно, помнят. Именно ведь летом 1992-го публично признал министр иностранных дел РФ Андрей Козырев, что «для России истекает последний веймарский год». И комментировал ведущий публицист «Московских новостей»: «Мне не кажется сенсационным вывод Андрея Козырева, чье интервью “Известиям” почему-то наделало шума, хотя для любого вдумчивого наблюдателя уже очевидно: то, что происходит сейчас у нас, похоже на 1933 год в Германии, когда часть демократов перешла на сторону националистов». И молодой американский аналитик, ныне посол США в Москве Майкл Макфол писал: «Инфляция больше не является в России врагом №1, фашизм является». Вот такие были предчувствия.

Менее известно то, что происходило по другую сторону баррикад. Я знаю об этом лишь потому, что мне тогда пришлось побеседовать с некоторыми персонажами грядущего «расстрела парламента», с Жириновским, Прохановым, Бабуриным, Кургиняном (у меня и сейчас есть кассеты с записями этих бесед). И то, что они говорили в 1992-м, действительно совпадало с предчувствиями либералов. Кургинян: «В марте-апреле 1993-го национально-освободительное движение будет у власти». Жириновский: «В марте в России будет другой политический режим, к власти придут патриоты».

Что ж это за другой режим, который все мои собеседники так уверенно предсказывали? Что на самом деле несли с собой России «патриоты» под видом конфликта между «ветвями власти»?

 

Лаборатория «русской идеи»

Вполне откровенно объяснил мне это в 1992 году главный идеолог обоих путчей – прошлого и грядущего – Александр Андреевич Проханов. Вот фрагмент нашей беседы.

Проханов: То, что сделали с нами, преступление! Свалить на голову авторитарной империи демократические институты – мы взорваны, мы уничтожены.
Янов: Но ведь то же самое случилось с Японией и ничего не взорвалось.
Проханов: Нет, не то же самое. В Японии демократия была под контролем американских штыков.
Янов: Но что же делать, если этих штыков нет?
Проханов: Дать нам, русским националистам, немедленный выход во все эшелоны власти, политики, культуры. И тогда мы этой угрюмой, закупоренной в массах национальной энергией – которая еще немного и превратится в энергию взрыва, станет национальным фашизмом – будем управлять.
Янов: Не я сказал, вы сказали, что «национальная энергия русского населения» – дикая, коричневая энергия. Откуда же у вас уверенность, что «тонкая пленка просвещенного патриотизма», как называете вы себя и своих товарищей, справится с такой энергией? Где гарантия, что не найдет она более адекватных, «непросвещенных», прямо скажем, фашистских лидеров покруче вас, которым вы уже и сами покажетесь либералом?
Проханов: Едва они уничтожат тонкую пленку русской культуры, вылезет русский монстр, русский фашизм, и вся эта омерзительная, близорукая, бесовская демократическая культура будет сметена.
Янов: Вы повторяетесь, мой друг.

Поскольку продолжалась эта дуэль больше двух часов, я не стану утомлять читателя дальнейшими подробностями. И без того, думаю, ясно, что никакой Проханов не фашист, как думали московские либералы. Он игрок. Азартный, рисковый. И добивается он власти, жесткой, авторитарной, имперской. Но традиционной. Демократию терпеть не может. Хасбулатова и депутатов презирает, уверен, что кроме него и его «патриотических» толп опереться им не на кого. Но до времени готов терпеть их конституционную возню. Знает, кто хозяин в доме. Руководится «национальной идеологией», чем-то вроде путинского «государства-цивилизации». Тем, что «на нашем сленге мы называем русской идеей».

 

Защитники от фашизма?

Вот и побывали мы с читателем на другой стороне баррикад. Лучше знаем теперь, посетив лабораторию «русской идеи», как выглядела бы Россия, не решись в 1993-м Ельцин на «расстрел парламента». Да, она напоминала бы сегодняшнюю, путинскую. С очень существенной разницей, однако. Опасность фашизма тогда была реальной. Не на пустом месте возникли мрачные либеральные предчувствия, если «русского монстра» побаивался и сам Проханов. Не очень надежной от него защитницей выглядела его козырная карта, «тонкая пленка просвещенного патриотизма». Экспериментальным, если хотите, подтверждением этому мог служить Конгресс гражданских и патриотических сил 8–9 февраля того же 1992 года.

Организовали его «перебежчики» Виктор Аксючиц и Михаил Астафьев. С их стороны это был смелый шаг: в глазах «патриотов» они – вчерашние демократы – выглядели, естественно, жидомасонами. Но они верили в «просвещенный патриотизм», в то, что каким-то образом удастся им отделить белых патриотов от коричневых дикарей и красных ихтиозавров.

Я был в кинотеатре «Россия» в день открытия конгресса. У входа волновались «непросвещенные» патриоты, подняв лес плакатов, разоблачающих «демократов-сионистов», пытающихся оседлать патриотическое движение. Они кричали делегатам: «Вас обманывают!», «Вас заманивают в жидовскую ловушку!». Но кинотеатр охраняли, поигрывая нагайками, дюжие казаки, в ту пору еще экзотическая новинка в Москве, и «непросвещенные» не смели штурмовать двери.

Впрочем, если бы их впустили, они не обнаружили бы внутри никакой ловушки. Те же газеты продавались там, что и на всех других «патриотических» сходках, вплоть до «Русского воскресения» под девизом «Один народ, один рейх, один фюрер!», и те же памфлеты, включая «Справочник патриота-черносотенца». Огромный плакат «Прости, распятая Россия!» был растянут поперек всего лобби. Короче, попал я на стандартный «коричневый» митинг. «Непросвещенные» чувствовали бы здесь себя дома.

Ход конгресса подтверждал это впечатление. Речи организаторов зал встретил молчанием. Оживился он, лишь когда на сцене появился Руцкой. Присутствие вице-президента призвано было свидетельствовать, что не какие-то безвестные жидомасоны, но сам верховный патриот страны готов возглавить движение «просвещенного патриотизма».

Говорил Руцкой, правда, плохо, сбивчиво. Те, кто писал ему доклад, явно не рассчитывали на эту напряженную, наэлектризованную аудиторию, ожидавшую скорее призыва к оружию, нежели академических экзерсисов. Зал заскучал. Но лишь до момента, когда докладчик употребил вполне, казалось бы, невинное для «просвещенного» патриота выражение: «Национал-шовинизм, черный экстремизм должны уйти в прошлое. Им не место в демократическом движении». И тут зал взорвался топотом тысячи ног. Он протестовал против нанесенного ему оскорбления. Напрасно метались по сцене перепуганные Аксючиц и Астафьев, взывая к бушующему залу: «Уважайте вице-президента России!». Совсем не походили они в тот момент на прохановскую «тонкую пленку», скорее на христианских девственниц, брошенных в клетку к разъяренным львам. А из зала неслось: «В Тель-Авиве читай такие доклады!», «В синагогу ступай!», «Иуда!».

Не дали Руцкому закончить. Ушел на полуслове. Точнее, сбежал. Так завершился этот исторический эксперимент. У защитников страны от фашизма, по Проханову, «просвещенных» патриотов не обнаружилось никаких отличий от «непросвещенных» в «Останкино».

 

Не для слабонервных

Не все знают, что попыток штурма «Останкино» было на самом деле две. Первая – 12 июня все того же 1992-го. Тогда требовали времени на ТВ. «Но, – добавлялось в объявлении, – не исключены и прямые выборы президента СССР». Когда охрана не впустила толпу в телецентр, в мгновение ока вокруг него вырос палаточный городок. Кстати, в той же передаче «Свободы» американский журналист заявил, что появившиеся рядом с Белым домом автобусы для макашовской экспедиции в «Останкино» 4 октября были ельцинской провокацией, чтобы подставить вооруженных «патриотов» под пули охраны. Откуда бы иначе им взяться? – спрашивал он. И почему-то никто на спросил его, откуда взялись палатки, переносные туалеты и все параферналии для осады телецентра 12 июня 1992 года. Имея в виду, что самый популярный лозунг митингующих был «Повесить Иуду Ельцина!», едва ли можно заподозрить его в провокации. Но откуда тогда палатки? Не от тех ли доброхотов, что и автобусы?

 

Боевики «Русского национального единства» Александра Баркашова у Белого дома. Октябрь 1993

 

Конечно, наученный горьким опытом Руцкой в «Останкино» не поехал. Поехал генерал Макашов. Сопровождавший его генерал Филатов позже с удовлетворением рассказывал: «Люди больше не просят хлеба. Они требуют пулеметов». Зачем? Это объяснил Эдуард Лимонов: «Мы все умрем, без сомнения, если не поднимемся сейчас же на национальную революцию». Сегодняшнему читателю трудно вообразить, что творилось тогда в «Останкино». К счастью, Марина Хазанова оставила подробные записки об этих «играх патриотов». Записки длинные. Довольно одной сцены.

«По обе стороны от входа [в телецентр] в две шеренги стояли субъекты, часть которых не вполне твердо держалась на ногах. Они рекомендовали себя предствителями Русской партии. Каждый входящий и выходящий из телецентра адресовался как “жид”. При мне девушка явно славянской внешности попыталась не идти сквозь строй, а выскочить сразу наружу. Не тут-то было, партийцы взялись за руки и прогнали голубоглазую красотку под крики “жид!” через весь коридор. Большинство шло сквозь строй молча, стараясь не поднимать глаз. Я стояла около получаса и ничего, кроме “Жид, вали в Израиль!”, не слышала... На вопрос “А что вы сделаете, если вам не дадут время на ТВ?” ответили однозначно: “Перебьем всех жидов”».

Так спросим у Лимонова: что это было? Начало «национальной революции»? Или зародыш прохановского «русского монстра»?

 

Две конфронтации

Я пишу так подробно о событиях 1992-го, чтобы у читателя не осталось сомнений: я не разделяю общепринятую версию, что в трагическом 1993 году в Москве происходила лишь одна конфронтация – между президентом и Верховным Советом. Кто спорит, она была (и мы сейчас набросаем основные ее вехи), но я думаю, что представляла она лишь внешнюю, поверхностную сторону происходившего. Будь общепринятая версия верна, то какое бы решение ни принял тогда Ельцин, Верховный Совет все равно выиграл бы: сейчас, 20 лет спустя, страна вернулась, пусть в иной форме, к тому же советскому архетипу единовластия, которое он отстаивал.

Я, однако, исхожу из того, что происходила в 1993 году и другая, глубинная конфронтация – президента с прохановским «русским монстром», формальным прикрытием которого был Верховный Совет, – и эту решающую конфронтацию Ельцин выиграл: «национальная революция» не состоялась. Как бы постыдна и унизительна ни была сегодняшняя ксенофобия, ничего подобного тому, что происходило тогда в кинотеатре «Россия» или в «Останкино», невозможно себе сегодня представить. «Русского монстра» Ельцин убил в зародыше. Он избавил Россию от фашизма.

Предвижу возможные возражения – еврейскую эмиграцию, ОМОН, «выстронное» ТВ, скачок цен на нефть и тень благополучия, что снизошла в результате на страну, и еще тысячу объяснений исчезновения «русского монстра». Но то, что трусливо, поджав хвост, по загаженным канализационным трубам сбежали утром из Белого дома чернорубашечники Баркашова, символ «русского монстра», еще ночью готовые торжествовать победу, уже из истории не вычеркнуть. Никогда больше не напишет Лимонов того, что писал тогда.

А в заключение кратко о том, что предшествовало «расстрелу парламента». Первый в 1993-м номер газеты «День», тогдашней штаб-квартиры «национальной революции», открывался новогодним словом редактора: «Год, в который мы шагнули, запомнится нам как год победы, физической, во плоти, ибо победу нравственную мы уже одержали». И действительно, как обещали – мы помним – Жириновский, Кургинян и Проханов, большинство Верховного Совета проголосовало 28 марта за импичмент президенту. Увы, не рассчитали до двух третей, без которых импичмент недействителен, – 72 голосов не хватило. Пришлось согласиться на всенародный референдум. Но уж тут были уверены: народ за ними. Как писал уже известный нам перебежчик Михаил Астафьев, «Ельцин не выиграет референдум, даже если его сторонники попытаются подтасовать результаты голосования». Увы, опять перепутали народ с толпой «патриотических» активистов. Ельцин выиграл референдум «нокаутом», по выражению Сергея Адамовича Ковалева.

Тогда перешли к шантажу. Верховный Совет настоял на пакете заведомо неприемлемых экономических мер, который практически все крупнейшие экономисты страны расценили как контрреформу. Ельцин ответил указом №1400 о роспуске Верховного Совета. Совет ответил путчем №2. Дальнейшее известно. Остается повторить вопрос, заданный вначале: что сделали бы в такой ситуации вы на месте Ельцина?