Институт современной России

Законодательство о некоммерческих организациях, «выполняющих функции иностранных агентов», вступило в силу в России осенью 2012 года¹. С самого начала обсуждение и принятие закона сопровождалось травлей известных общественников в государственных СМИ, среди которых печальную славу обрели НТВ и «Известия». В первоначальной редакции закон не сработал, так как российские общественники отказались приклеивать на себя ярлык, носящий в русском языке устойчивые ассоциации со шпионажем и изменой. Закон был наскоро переделан, и Министерство юстиции теперь самостоятельно определяет, кто агент, а кто нет.

В результате всего за несколько месяцев после принятия поправок в реестр было внесено 58 НКО, среди которых оказались наиболее влиятельные гражданские и правозащитные организации, такие как «Мемориал», «Голос», Комиссия сохранения наследия Андрея Сахарова, Московская школа гражданского просвещения и другие. За последние дни в список добавились еще девять организаций, включая фонд «Династия» и фонд теоретических и прикладных исследований «Либеральная миссия». На протяжении последних двух лет в рамках различных исследовательских проектов автору статьи приходилось обсуждать с общественниками и правозащитниками то, как они сами понимают цели закона, механизмы его работы, и то, какие последствия он имел.

Кампания по поиску «иностранных агентов» среди российских НКО не сводится к некой единой цели. Прежде всего она следует логике «номенклатурного реванша» – планомерного усиления государственного контроля над обществом, утерянного с распадом СССР. Признаки этого процесса наметились еще в период президентства Бориса Ельцина, но наиболее отчетливо проявились с приходом к власти Владимира Путина. В первую очередь речь идет об установлении госконтроля над федеральными каналами, планомерном подчинении парламента, судов и крупного бизнеса исполнительной власти, выдавливании из страны иностранных донорских организаций, усложнении бюрократических процедур для НКО и т. д.

Кампанию можно также считать составной частью реакционной политики, направленной на подавление независимой общественной инициативы в ответ на протесты 2011–2012 годов. Признаки реакционной политики просматриваются еще раньше – в решении Путина вернуться на пост президента на третий срок. В том узком кругу, где принимаются основные решения в стране, вероятно, существовал страх потери управления в ситуации нараставшего социального недовольства. Массовые протесты подтвердили этот страх, и власти стали действовать решительно и беззастенчиво. Открытое участие независимых от власти общественников и журналистов в протестных акциях наравне с оппозиционными политиками четко очертило для власти круг ее противников.

Закон «об иностранных агентах» стал лишь одним эпизодом из целой серии репрессивных мер. Так, были ужесточены правила участия в демонстрациях и правила работы иностранных СМИ, расширены определения государственной измены и шпионажа и т. д.² Одновременно с этим из центральных печатных и интернет-изданий были изгнаны наиболее независимые журналисты, произошла смена редакций, пара изданий была вовсе закрыта. Например, из «Коммерсанта» пришлось уйти Олегу Кашину, независимый телеканал «Дождь» был отключен от кабельных сетей, томский телеканал ТВ2 лишился лицензии на телевещание. Но наибольший резонанс получила смена редакции наиболее популярного российского интернет-издания Lenta.Ru. Режим перешел к открытому подавлению и дискредитации альтернативных идей и любого инакомыслия, включая оставшиеся независимые СМИ, НКО, политические организации и активистов.

Сейчас, на фоне высоких рейтингов власти, такая реакция может показаться чрезмерной, но стоит напомнить, что за 2009–2013 годы поддержка режима сократилась на треть (только присоединение Крыма и связанное с этим ощущение большинства россиян, что они вновь живут в великой державе, позволило российской власти справиться с кризисом легитимности). Тогда же на фоне экономического спада не могло идти речи о росте популярности президента и правительства: не сработали ни предвыборная мобилизация, ни Олимпиада, и власти было важно устранить любую заметную политическую и общественную альтернативу. Достигалось это путем дискредитации не только отдельных личностей и организаций (вспомним обвинения в педофилии, воровстве леса, фальсификации истории, обслуживании интересов иностранных государств, которые постоянно звучат в адрес оппозиционных политиков и организаций, независимых общественных лидеров), но и самой идеи подотчетности власти. Поэтому неслучайно реестр «иностранных агентов» по большей части состоит именно из организаций, которые занимаются гражданским контролем и мониторингом органов власти, правозащитной деятельностью (которые, видимо, войдут в новый список «нежелательных» организаций). Одновременно власть старается максимально затруднить самостоятельное целеполагание и организованное коллективное действие. Этим объясняется стремление отрезать российские некоммерческие организации от иностранного финансирования -- последних источников, неподконтрольных российским властям, а также дискредитировать независимые организации как агентов Запада.

Кампания по пополнению списка «иностранных агентов» также используется ведомствами различного уровня как повод расквитаться с противниками власти и активистами. По словам общественников, к этому методу прибегают городские и областные отделения прокуратуры, Минюста, спецслужб и гораздо реже местная власть. Значительное число организаций, занесенных в реестр, имеет длительную историю взаимоотношения с органами власти: кто-то из их руководителей участвовал в политических кампаниях (в качестве депутатов или консультантов), другие сотрудничали с оппозиционными партиями, наблюдали за выборами, проверяли работу тюрем или призывных комиссий. Некоторые еще в 2000-е сотрудничали с «Открытой Россией» Михаила Ходорковского и т. д. Как отметил один из руководителей НКО, попавших в реестр, «первыми начали цеплять [тех], кто больше всего насолил на местах».

Однако не стоит недооценивать бюрократическую логику кампании, которую сформулировал сам президент, заявив в 2013 году, что закон принят и должен работать. Иными словами, существует необходимость выполнять ведомственные планы по поиску «агентов», а вместе с ней у чиновников открываются новые возможности выслужиться перед руководством, добиться премий и повышения по службе. И наоборот, если чиновник не смог выявить достаточного количества «иностранных агентов», у него существенно повышались карьерные риски.

Если говорить о результатах кампании, то на сегодняшний день основной удар пришелся по самым сильным некоммерческим организациям, которым до сих пор удавалось приспосабливаться к ужесточению условий работы. Удавалось – в силу их профессионализма и авторитета, позволявших организациям находить финансовую и моральную поддержку как в России, так и за рубежом. Первостепенная угроза нависла над теми организациями, кому были начислены многотысячные штрафы за отказ регистрации в качестве «иностранных агентов» самостоятельно. Своеобразным «штрафом» можно считать избирательное начисление задним числом налогов на проекты НКО, поддержанные иностранными благотворительными организациями в предыдущие годы (проверяющие органы переквалифицировали эти проекты из благотворительных в коммерческие). Суммы к оплате могут составлять в таких случаях до нескольких миллионов рублей.

В случае неуплаты штрафов возникает угроза уголовного преследования руководителя некоммерческой организации: человека запросто можно будет отправить за решетку. Информационное сопровождение кампании по поиску «агентов» осуществляется ведущими государственными СМИ и потенциально грозит наиболее заметным правозащитникам, гражданским активистам и оппозиционерам риском физической расправы со стороны группировок и организаций в духе полуэкстремистского «Антимайдана». (Аналогами таких кампаний может служить антиукраинская, антизападная, антигейская и прочие пропагандистские кампании.)

В регионах правозащитникам подбрасывают мертвых птиц, пачкают двери квартиры экскрементами, стреляют по окнам из травматического оружия. На фоне убийства Бориса Немцова – одного из наиболее известных российских оппозиционеров, которого неоднократно причисляли к «врагам народа», «врагам Путина», – эти угрозы выглядят нешуточно.

Наконец, сокращение или полное исчезновение иностранного финансирования (чего и добивается российская власть) в конечном итоге может привести к сильному сжатию независимой гражданской сферы, так как сопоставимой по масштабам донорской поддержки внутри страны ждать неоткуда. Впрочем, индивидуальных пожертвований от граждан за последнее время в России становится больше. Некоторые организации, признанные «агентами», даже смогли собрать средства на уплату штрафов. Но деньги от простых граждан даже в обычных условиях вряд ли смогут полностью заменить долгосрочную поддержку профессиональных благотворительных фондов в таких специфических сферах, как правозащитная деятельность, юридическая помощь задержанным и т. д. Российских аналогов крупных иностранных неправительственных фондов, готовых работать с проектами в этих сферах, сегодня нет. Средства тех немногих российских организаций, которые согласны помогать, сильно ограничены. В перспективе получение унизительного ярлыка «агента» будет означать для этих организаций если не полную изоляцию, то замыкание в узком кругу «своих». Как говорили респонденты, после признания «агентами» большинство тех, с кем организация уже работала, не изменили своего отношения и оказали поддержку, однако со стороны незнакомых людей чувствовалась настороженность. Ограниченный доступ к новым аудиториям равносилен, таким образом, невозможности развиваться и расширять свою деятельность.

Вероятно, можно говорить, что в России уже запущен процесс деинституционализации российской гражданской сферы: организации, еще недавно считавшиеся устойчивыми, начинают закрываться. Все больше примеров того, что новые инициативы не перерастают в формальные структуры из-за трудностей процесса регистрации и связанных с ним серьезных административных издержек. Согласно опросам общественного мнения, большая часть гражданской активности в стране происходит вне организаций и помимо их усилий. Несмотря на то что многие активисты из закрывающихся (или не зарегистрированных) НКО планируют продолжать работу, несмотря на трудности, исчезновение формальных организационных структур таит в себе большую опасность, которую необходимо осознать как можно скорее.

Дело не только в том, что гражданская активность переходит в серую зону полуофициального существования. Исчезновение организаций, которые сегодня составляют инфраструктуру гражданского общества, ставит под вопрос воспроизводство накопленного за четверть века опыта, профессионализма, партнерских отношений между организациями внутри некоммерческого сектора. Поэтому помощь российским неправительственным организациям актуальна сейчас как никогда прежде. Неутешительным выглядит факт, что в большинстве российских НКО, которые находятся под давлением, скорее склонны рассчитывать на помощь международного сообщества, нежели на поддержку соотечественников.

Источники:

1. Об отличии российского закона от иностранных аналогов см., например: В. Кара-Мурза «Иностранные агенты» в России и США: мифы и реальность / «Эхо Москвы» от 10 мая 2013 года; http://echo.msk.ru/blog/karamurza/1070994-echo/.
2. Подробнее об этих законах см., например: Miriam Lanskoy, Elspeth Suthers. Outlawing the Opposition / Journal of Democracy, Volume 24, Number 3, July 2013. Pp. 75–87.