Дискуссия о проекте российского бюджета на 2016 год на этой неделе несколько затмила аналитику о ситуации в Сирии. Экономисты довольно пессимистично оценили работу Минфина, задавшись вопросом о компетентности авторов бюджета и адекватности курса страны в целом. Между тем, несмотря на крушение российского авиалайнера в Египте, Россия продолжает наносить авиаудары по сирийским повстанцам, в то время как эксперты указывают на серьезные просчеты в стратегии Москвы. Происходящее в стране и за ее пределами пока никак не отразилось на лояльности российских элит Кремлю. Об этом и многом другом в нашем традиционном пятничном обзоре СМИ.
Министр финансов Антон Силуанов и первый заместитель министра Татьяна Нестеренко представили проект федерального бюджета на 2016 год. Фото: Дмитрий Астахов / ТАСС
Из каких ожиданий рассчитывался российский бюджет-2016
Андрей Мовчан, Carnegie.ru, 9 ноября
Анализ российского бюджета на 2016 год заставляет автора задуматься о компетентности его составителей и стратегии власти. Так, автору непонятны многие показатели, заложенные в бюджет Минфином: почему, несмотря на отсутствие драйверов роста, падение инвестиций в следующем году составит только 1,6%? почему прогнозируется рост ВВП, учитывая, что в стране не предвидится никаких реформ? почему анонсируется снижение нефтяной зависимости России? Автор отмечает, что структура расходов бюджета (в частности, рост расходов на оборону и падение – на науку и образование) говорит о выходе России из научно-технического соревнования, по крайней мере в невоенных сферах. И хотя Москве явно не под силу вести полномасштабную войну, она по-прежнему способна и готова участвовать в «гибридных» конфликтах.
Реформа невыполнима
Григорий Явлинский, «Ведомости», 8 ноября
Автор указывает на несомненность глубокого экономического кризиса в России. Нисходящую тенденцию развития уже невозможно остановить в условиях нынешнего режима: российский авторитаризм «проскочил момент, который мог бы превратить его в инструмент модернизации экономики и общества», и приобрел форму авторитарной системы застойного “демодернизационного” типа». Автор пишет, что «системное преобразование возможно только под воздействием очень мощного и длительного политического импульса, а также необходимых экономических, социальных и внешних условий». Главной особенностью российской экономики, которую автор определяет как периферийный капитализм, является отсутствие стратегии развития. А за последние два года периферийный авторитаризм, основанный на ошибочных представлениях о ресурсах и возможностях России и устройстве современного мира, подвел страну к неминуемому краху. Автор также описывает условия, при которых реформы в России станут возможными.
«Тактически Россия действует блестяще»
Константин Бенюмов, Meduza, 10 ноября
В интервью изданию помощник президента Барака Обамы Селест Уолландер, курирующая российское направление в Совете безопасности США, рассказала о специфике американской внешней политики и о существующей оценке действий России в Сирии и на Украине. По словам Уолландер, США готовы полностью сотрудничать с Россией для урегулирования сирийского конфликта, но Украина остается нерешенной проблемой, и не должно быть иллюзий, что эта проблема отошла на второй план. Она также отметила, что тактически Москва действует эффективно, но ей не хватает понимания стратегической ситуации. Будучи демократической страной, США, даже если совершают ошибку, получает фидбек в виде общественного мнения и критики. В России – стране автократической, где подавляется всякое инакомыслие, – подобного обсуждения нет, и, как следствие, риск повторных ошибок весьма высок.
После теракта. Как изменится военная стратегия России на сирийском фронте
Владимир Фролов, Slon.ru, 9 ноября
Автор, эксперт по международным отношениям, анализирует текущую ситуацию в Сирии и приходит к выводу, что нынешняя стратегия России должна измениться, потому что на сегодняшний день не выполнена даже программа минимум – положить конец отступлению сирийской армии и остановить потерю контролируемых территорий. Россия уже втянулась в «опосредованную войну» почти по афганскому сценарию, по сути выступая на стороне иностранных интервентов – иранских войск, боевиков «Хезболлы» и других. На дипломатическом поприще также не наблюдается особых успехов: между участниками переговорного процесса по Сирии сохраняются непримиримые расхождения относительно судьбы Башара Асада. Автор считает, реальный политический процесс по Сирии начнется только после прекращения огня между войсками Асада и повстанцами. Поэтому нужно вернуть российской операции ее первоначальный смысл (борьба с ИГИЛ) и дистанцировать от «шиитской коалиции».
Настроения российских элит после Крыма
Денис Волков, Carnegie.ru, 10 ноября
Автор анализирует настроения российских элит, сложившиеся после аннексии Крыма в 2014 году. В анализе выделяются несколько ключевых тенденций: реакция элит на присоединение Крыма похожа на реакцию общества в целом (поддержка и удовлетворение); в структуре элит ключевые позиции в последнее время заняли силовики, которые смогли навязать обществу свою повестку дня; публичный антиамериканизм элит является по сути кодом лояльности по отношению к нынешнему политическому курсу. В таких условиях выражение протеста среди элит маловероятно (возможен, правда, тихий саботаж), однако длительные проблемы в экономике могут в итоге поколебать уверенность элит в завтрашнем дне.
Пространства русского постмодерна
Александр Рубцов, «Новая газета», 12 ноября
Современное состояние постмодерна позволяет заново оценить традиционную дискуссию о принадлежности России либо западной, либо восточной модели развития. Альтернативной интерпретацией может быть роль России как «перекрестка цивилизаций», однако автор отбрасывает эту, на его взгляд, устаревшую идею («Запад давно так освоил Восток, а Европа – Азию, что нам до этого синтеза лет сто ползти на спине»). Автор также отмечает, что если на пути к постмодерну Запад последовательно реализовывал идеи права и свободы личности во имя защиты от «силового навязывания идеальных моделей», то Россия перешла в постмодерн, так и не завершив позитивную программу модерна, связанную с просвещением, здоровым рационализмом, верховенством права и гуманизмом. В итоге, в российской интерпретации постмодерн превратился в инструмент тотализации и силового подавления сознания.
