«Единая Россия» выступила с инициативой назначать представителей оппозиции на административные должности в регионах. Отчаявшись подавить протестное движение, власти, судя по всему, решили попытаться воздействовать на отдельных лидеров. Как показывает исторический опыт, на оппозиции это вряд ли скажется, а вот самим «перебежчикам» грозит потеря репутации.
Один из «перебежчиков», калининградский общественный деятель Константин Дорошок
Многотысячные митинги с требованием честных выборов и демократических реформ, не прекращающиеся с прошлого декабря, не на шутку встревожили Кремль, за десятилетие авторитарной консолидации привыкший к собственной безнаказанности и молчаливому равнодушию общества. Телевизионная картинка десятков тысяч демонстрантов на Болотной площади и проспекте Сахарова невольно вызывала ассоциации с «цветными революциями», мирно демонтировавшими очень похожие на путинский авторитарные режимы в Сербии, Грузии и на Украине. В стремлении сбить протестную волну и, если и не остановить (историю вспять не повернешь), то хотя бы замедлить процесс пробуждения общества, российские власти мечутся от одной тактики к другой.
Первой реакцией Кремля на декабрьские протесты стали политические уступки — первые уступки оппозиции за 12 лет фактического правления Владимира Путина. Через 12 дней после митинга на Болотной площади формальный президент Дмитрий Медведев провозгласил «политическую реформу»: восстановление прямых губернаторских выборов, смягчение требований для участия в выборах президента, регистрацию оппозиционных партий. Еще одной уступкой стал прорыв информационной блокады: впервые за много лет государственные телеканалы предоставили эфир лидерам оппозиции.
Впрочем, уступки были половинчатыми: основное требование демонстрантов — новые парламентские выборы — так и не было выполнено. А восстановленные выборы губернаторов снабдили жестким «фильтром», заранее отсеивающим неугодных претендентов. Лидеры российской оппозиции назвали медведевскую реформу «профанацией» и вспомнили Павла Милюкова, отреагировавшего на царский манифест 17 октября 1905 года словами «Ничто не изменилось, борьба продолжается». На проспект Сахарова уже после медведевской реформы вышло больше людей, чем на Болотную площадь.
Следующим ответом властей стал наиболее привычный — репрессии. Во время акций протеста против инаугурации Путина в Москве было арестовано более тысячи человек, из них двенадцать по сей день остаются за решеткой. За четыре дня до июньского марша оппозиции Путин подписал оперативно проштампованный Федеральным собранием закон о митингах, в 150 раз (!) увеличивший максимальный штраф за «нарушения» в ходе уличных акций. Накануне марша полиция провела демонстративные обыски в квартирах его организаторов, в том числе Алексея Навального, Сергея Удальцова и Ксении Собчак. Однако тактика запугивания не сработала: 12 июня на улицы Москвы под лозунгом «Россия без Путина!» вышли от 50 до 100 тысяч сторонников оппозиции. «Они делают все, чтобы вы сегодня не пришли. Но вы пришли, потому что... нас не запугать! — заявил, обращаясь к участникам марша, сопредседатель Республиканской партии Борис Немцов. — Они боятся [нас] как огня, боятся народного протеста, боятся независимых людей». Ядро протестного движения не уменьшилось: первый после летнего политического затишья оппозиционный марш 15 сентября собрал в центре Москвы более 50 тысяч человек. Отпор со стороны гражданского общества вызвал и новый закон, обязавший неправительственные организации, получающие помощь из-за рубежа, регистрироваться в качестве «иностранных агентов»: крупнейшие правозащитные объединения, в том числе общество «Мемориал», движение «За права человека», Московская Хельсинкская группа и ассоциация «ГОЛОС», заявили об отказе подчиняться этому требованию.
Теперь к уступкам и запугиванию судя по всему прибавятся еще и попытки точечной нейтрализации представителей оппозиции прежде всего в регионах. «Единая Россия» намерена предложить противникам режима должности во властных структурах. По словам источника в руководстве партии, единороссы «рекомендовали губернаторам [...] пригласить своих оппонентов советниками, заместителями по социальным вопросам и т.д.». О первом таком назначении уже известно: пермский оппозиционер Константин Окунев, активный участник зимних митингов «За честные выборы!», получит должность советника губернатора Пермского края. Аналогичные кадровые предложения ожидаются в Новгородской и Брянской областях: их руководители-единороссы уже заявили о готовности принять в свою команду представителей других партий.
Особой новизны в кремлевской тактике нет: в последние годы правящему режиму уже удалось «вырвать» из рядов оппозиции нескольких заметных политиков. Бывший лидер «Союза правых сил» Никита Белых, задерживавшийся милицией на «маршах несогласных» и обвинявший режим Путина в «варварских тоталитарных методах», принял от Кремля назначение на пост губернатора Кировской области, подчеркнув, что политикой больше «не занимается». Соучредитель оппозиционного «Комитета-2008» Михаил Федотов перешел на работу в кремлевскую администрацию на должность советника президента РФ и главы Совета по правам человека.
Отдельного упоминания заслуживает Константин Дорошок, организатор десятитысячного оппозиционного митинга в Калининграде в январе 2010 года, ставшего предвестником нынешней протестной волны. Тогда имя Дорошка прогремело на всю страну: его сравнивали с Лехом Валенсой и прочили большое будущее. Однако Дорошок практически сразу покинул ряды движения «Солидарность», отменил очередной митинг протеста и публично подержал своего недавнего противника, тогдашнего калининградского губернатора Георгия Бооса. Сегодня он заседает в областной думе и общественно-политическом совете при губернаторе Калининградской области. Нужно отметить, что случай с Дорошком не черно-белый: лидеры оппозиции подчеркивали, что его переход на сторону власти был вызван не столько карьеризмом, сколько прямым давлением («личными обстоятельствами непреодолимой силы»).
Бывший оппозиционер Ярослав Романчук с президентом Александром Лукашенко
Опыт переманивания представителей оппозиции, разумеется, не уникален для России. Белорусский экономист Ярослав Романчук считался противником Александра Лукашенко, был заместителем председателя оппозиционной Объединенной гражданской партии и даже выдвигался от нее на президентские выборы в декабре 2010 года. Однако после силового разгона митинга протеста в центре Минска внутренними войсками и спецназом Романчук выступил в эфире белорусского телевидения с осуждением лидеров оппозиции, которых он обвинил в «провоцировании беспорядков» и попытке «сорвать хрупкий диалог, который зарождался между Белоруссией и международным сообществом». После этого бывший оппозиционер встретился с белорусским диктатором, обсудив, в том числе, и «возможность [своей] работы в правительстве».
Схожий политический путь проделал и сербский политик Вук Драшкович, один из лидеров оппозиционной коалиции «Вместе» и один из организаторов массовых протестов против режима Слободана Милошевича в 1996-1997 гг. (за свою митинговую активность Драшкович получил у журналистов прозвище «король площадей»). В 1999 году оппозиционная биография не помешала Драшковичу согласиться на предложение Милошевича занять пост вице-премьера, на котором он, впрочем, продержался всего три месяца.
Итог везде одинаков: на оппозиционное движение переход отдельных политиков в противоположный лагерь практически не влияет. Протестное движение основано не на персоналиях, а на принципах, и потеря того или иного "лица" не имеет решающего значения — место выбывших неизбежно займут другие. Единственное, что страдает по-настоящему, — это репутация самих «перебежчиков». Политиков, меняющих партийную окраску, не особенно жалуют и в демократических странах: достаточно вспомнить критику в адрес социалиста Бернара Кушнера, вошедшего в правоцентристское правительство Николя Саркози, или в адрес республиканца Джона Хантсмана, работавшего в демократической администрации Барака Обамы. Что же говорить об авторитарных режимах, где такой переход чаще всего воспринимается как предательство.
Бывшие соратники по оппозиции подвергли кировского губернатора Белых различной степени критики — от дипломатичного замечания Бориса Немцова о том, что «политические отношения с ним исключены» до саркастической рекомендации Гарри Каспарова поменять фамилию с Белых на Серых, чтобы не ассоциироваться с белой лентой, символом российского протестного движения. «Он будет вынужден встроиться в гнусную и гнилую вертикаль, в которой все его таланты и способности утонут, — сказал тот же Немцов о советнике президента Михаиле Федотове. — На что рассчитывают люди, которые приходят в эту гнусную власть, я понять не могу. Потому что, даже если ты выдающийся человек, это цениться не будет. А цениться будет только лояльность и послушание».
Лидеры белорусской оппозиции гораздо более резки в оценках своего недавнего коллеги. «Трус и предатель, — сказал о Романчуке лидер социал-демократов, первый глава независимой Беларуси Станислав Шушкевич. — Его счастье, что я не заметил, что он ехал со мной на днях в одном вагоне в Вильнюс, иначе бы обязательно плюнул бы ему в лицо (...) Ему каяться нужно за то, что он сделал». Оценку действиям Драшковича тем временем дали сами избиратели: на выборах 2000 и 2007 гг. (уже после падения режима Милошевича) возглавляемое им «Сербское движение обновления» — некогда одно из самых популярных политических объединений страны — не смогло пройти в парламент, не набрав и 4% голосов.
Истории известно немало бывших высокопоставленных чиновников (от Виктора Ющенко до Михаила Касьянова), перешедших в оппозицию и включившихся в борьбу за свободные выборы. А вот примеров успешной интеграции оппозиционеров в авторитарную систему без полной потери репутации история не знает. В авторитарных системах единственный путь для оппозиции во власть лежит через массовый протест, вынуждающий режим на проведение свободных выборов. Чего, собственно, и добивается сегодняшняя российская оппозиция.
