Новый политический сезон, открывшийся очередным витком ужесточения российского законодательства, заставляет задуматься о меняющемся качестве путинского режима. Что это: опасная долгосрочная тенденция или некое временное явление? Кто движущая сила авторитаризации режима? Каковы характеристики нового тренда и в чем его опасность для страны? Аналитики ИСР попытались ответить на эти вопросы.
Когда в сентябре прошлого года на съезде «Единой России» Владимир Путин заявил о своем возвращении, пессимизм элиты был настолько ощутимым, а разочарование модернизаторского класса — настолько мощным, что социологи даже называли произведенную рокировку одной из главных причин возникновения трещин в общественном сознании и последовавших за этим декабрьских и январских акциях протеста. В обществе началась поляризация между активными сторонниками перемен и пассивным большинством — конформистами, во многом зависящими от государства и не видящими (или не желающими видеть) никакой иной альтернативы. При участии Кремля это пассивное большинство возглавил новый тип политических лидеров. Условно их можно назвать «патриотическими менеджерами».
Роль «патриотических менеджеров» в информационном пространстве резко выросла в ответ на активизацию интернет-сообщества и самоорганизацию внесистемной оппозиции. Ряды «патриотических менеджеров» включают в себя десятки журналистов, политиков и экспертов, чья публичная деятельность направлена на защиту режима от посягательств внешних и внутренних «врагов».
Оранжизм, ранее воспринимающийся Кремлем исключительно как проявление внешней политической лояльности, значительно расширяет свое значение и становится проявлением лояльности экономической или финансовой
Последовавшие кардинальные изменения оказались даже хуже прогнозов пессимистов. С момента сентябрьского съезда партии власти модернизаторов постигло три глубоких разочарования:
• Первое: власть свернула наметившийся диалог с протестной частью общества и пошла на ужесточение своей риторики (февраль 2012 года).
• Второе: от риторики власть перешла к активным действиям и начала ужесточать законодательство, непосредственно регулирующее правовую среду, в которой развивается протест и работает внесистемная оппозиция (май-июнь 2012 года). Это было ужесточение ответственности за участие и организацию несанкционированных митингов, а также введение понятия «иностранный агент» для НКО, получающих помощь из-за рубежа и занимающихся политической деятельностью.
• И, наконец, третье разочарование постигло в период, когда из Кремля буквально как из рога изобилия посыпались инициативы (формально законопроекты часто исходили от парламентариев, однако неофициально они всегда получали поддержку Кремля), ограничивающие демократические права и свободы (август-октябрь 2012 года). В их числе: возвращение статьи о клевете, принятие одиозного закона о защите детей от информации в интернете, создающего возможности для введения цензуры в сети.
К новым инициативам также следует отнести закон об оскорблении чувств верующих (до пяти лет лишения свободы) и закон, расширяющий понятие «государственная измена». Первый вводит тюремные сроки до пяти лет лишения свободы и в 100 раз увеличивает штрафы за оскорбление религиозных чувств верующих и осквернение святынь. Закон значительно расширяет возможности для преследования любого, кто заподозрен в неуважении к той или иной религии и может быть легко применен к самому широкому кругу лиц.
Яркий пример — намерение православных активистов подать судебный иск на известного графического дизайнера Артемия Лебедева, за написание слова «Бог» с маленькой буквы. Де-факто закон направлен на защиту РПЦ от критики, а в более широком смысле — защиту коалиции власти и церкви, которая теперь рассматривается как одна из основ складывающего нового качества режима Владимира Путина. Причем законопроект именно «продавливается» вопреки мнению не только либеральной общественности, но и значительной части «системных» журналистов, режиссеров, политиков и культурных деятелей. Зато, по данным ВЦИОМа, за его принятие выступает 82% опрошенных респондентов. Видимо, этим объясняется и намерение всех четырех фракций в Госдуму голосовать «за» проект закона.
Что касается закона о госизмене, то за него — впервые в истории — проголосовали все без исключения депутаты, не считая лишенного мандата Госдумы Геннадия Гудкова (поэтому получилось 449 вместо 450 «за»). Уголовным преступлением теперь будет считаться «оказание финансовой, материально-технической, консультационной или иной помощи иностранному государству, международной либо иностранной организации или их представителям в деятельности, направленной против безопасности РФ, в том числе ее конституционного строя, суверенитета, территориальной и государственной целостности». Иными словами, даже общение с иностранными дипломатами, практикуемое и оппозиционерами, и правозащитниками, и независимыми экспертами, и журналистами, можно будет подвести под статью «о госизмене». Размывается сам предмет статьи «о госизмене» — для уголовного преследования достаточно теперь одного контакта с гипотетическим шпионом. За это российским гражданам теперь светит лишение свободы на срок от 12 до 20 лет, плюс штраф.
Таким образом, за последние месяцы создается широкий инструментарий для контроля и уголовного преследования любого «внутреннего врага» режима, в то время на протяжении двух первых путинских сроков политическое управление ограничивалось борьбой с внешним влиянием и его «агентами» в России. Вместо ожидаемого поверхностного изменения политического климата и возвращения путинской стилистики управления происходит пересмотр всего политического курса, который становится значительно более жестким, чем прежде.
«Зачистке» будет подвергнута и часть «путинской элиты», слишком либеральной в понимании «патриотов», а значит неблагонадежной
Для лучшего понимания перелома этой внутриполитической тенденции достаточно выделить один ключевой фактор — быстрое изменение баланса сил внутри власти в пользу «патриотов-государственников» и вытеснение на периферию «либеральных консерваторов».
Пожалуй, впервые за 12 лет нахождения Путина у власти «патриоты-государственники» заняли практически все ключевые «высоты» в государственном управлении. До возвращения Путина на пост президента в Кремле и правительстве всегда существовал некий баланс между различными группами влияния, которые конкурировали между собой на основе как клановой, так и идеологической принадлежности. Эти группы включали в себя «дирижистов», «либералов» и «консерваторов», или «чекистов», «друзей Путина по кооперативу "Озеро"», «однокурсников Медведева» и т.д.
Сейчас произошла резкая перегруппировка. Основные силы оказались консолидированы в руках «патриот-государственников», которые еще год назад находились на периферии процесса принятия политических решений. Самый влиятельный из них — Игорь Сечин был, пожалуй, единственным представителем этого идеологического «клуба», реально допущенного к принятию стратегических решений и оказывающего непосредственное влияние на госполитику (однако прежде всего он известен участием в «деле ЮКОСа»). Все последние годы Сечин плотно занимался «Роснефтью» и ТЭКом в целом, в то время как в Кремле свой ритм задавали «медведевцы», что и привело к четырем годам «оттепели». Непосредственные «патриот-государственники» доминировали в «Единой России». Официальная социально-консервативная идеология, выдвинутая главой Высшего совета «Единой России» Борисом Грызловым, за последние два года постепенно «выжгла» из партии власти остатки умеренных внутрипартийных «либералов».
Однако после прихода в Кремль Вячеслава Володина в аппарате президента произошла консолидация «патриотов-государственников», при этом вычищены оказались их идеологические и аппаратные противники. Разделение произошло еще и по сферам управления: в экономике основные рычаги исполнительной власти были переданы слабым, техническим «либерал-консерваторам», по инерции реализующим повестку правительств прежних лет, причудливо сочетая их с медведевскими проектами. В политической же сфере образовалась практически полная монополия «патриот-государственников», перешедших из публичной сферы в сферу реального государственного управления, то есть в Кремль.
Больше всего настораживает коалиция «патриот-государственников» из политической сферы с «дирижистами» из сферы управления экономикой. Иными словами, баланс между различными идеологическими группами внутри власти был окончательно смещен в пользу «патриот-государственников», которые и стали основными лоббистами ужесточения законодательства, не встречая при этом никакого сопротивления ни в Кремле, ни на уровне правительства (последнему, в свою очередь, велено не вмешиваться в политические вопросы).
Все это означает, что новое качество путинского режима определяется пересмотром сложившегося статуса-кво внутри политического поля. Создается впечатление, что Кремль возвращается в начало 2000-х годов, когда высокий рейтинг Путина позволил ему «зачистить» элиту, постепенно заменив ельцинскую команду на «питерцев». Теперь зачистке будет подвергнута и часть путинской элиты, слишком либеральной в понимании «патриотов», а значит неблагонадежной. В конкуренции против своих идеологических и аппаратных противников «патриот-государственники» намерены использовать, прежде всего, закон о запрете на имущество и счета за рубежом. Этот закон — эффективный инструмент либо для избавления от чиновников и депутатов, чья лояльность может быть подвергнута сомнению, либо для усиления контроля Кремля над бюрократией и парламентариями.
Проекты по «освоению» Восточной Сибири и Дальнего Востока, консолидация активов под «крышей» «Роснефтегаза», попытки президента оказывать прямое вмешательство в работу кабинета правительства — все это признаки возможного скорого пересмотра экономической политики в пользу более уверенного госрегулирования
Оранжизм, ранее воспринимающийся Кремлем исключительно как проявление внешней политической лояльности, значительно расширяет свое значение и становится проявлением лояльности экономической или финансовой. Иными словами, наличие семьи, проезжающей за границей, крупных вложений является основанием для подозрений чиновника в потенциальной госизмене. В этом вопросе наблюдается полное единодушие Кремля и парламента.
Наконец, еще одним важным признаком нового качества политического режима является универсальность его изменения во всех основных направлениях. Иными словами, монополизация политической сферы «патриот-государственниками» влечет за собой пересмотр не только внутренней, но и внешней и экономической политики. Во внешней политике наблюдается постепенный разворот на Восток и Азию, упор на работу над проектами на постсоветском пространстве при заметном похолодании отношений с Западом. Ярким подтверждением последнего является отказ спикера Госдумы Сергея Нарышкина ехать на открытие осенней сессии ПАСЕ: Нарышкин не захотел выступать перед европарламентариями, работающими над жесткой антироссийской резолюцией.
В сфере экономики изменения пока не так очевидны: здесь сохраняется влияние сконцентрированных в правительстве «либерал-консерваторов». Однако в пользу «патриот-государственников» и «дирижистов» — общая тенденция на ужесточение режима, а также политическая слабость правительства Медведева. В любом случае, проекты по освоению Восточной Сибири и Дальнего Востока, консолидация активов под «крышей» «Роснефтегаза», попытки президента оказывать прямое президентское вмешательство в работу кабинета — все это признаки возможного скорого пересмотра экономической политики в пользу более уверенного госрегулирования.
Путинский режим быстро трансформируется в значительно более авторитарную систему, в которой монополистом по принятию важных политических решений становится все более идеологически однородный Кремль. Значительная часть либерал-консервативной элиты, либо элиты, не отвечающей критериям «надежности», при этом отодвигается на периферию. Такая тенденция вполне может привести к тому, что точечное применение антидемократических законов станет гораздо более масштабным и затронет более широкие слои российского общества.