Институт современной России

Казалось бы, Владимиру Путину уже нечем удивлять аналитиков или народ: «прямые линии» стали превращаться в рутинные мероприятия, интерес к которым с каждым годом снижается. Однако рассчитывать на то, что президент однажды откажется от подобной практики, не стоит: «прямые линии» остаются одним из самых эффективных манипулятивных инструментов коммуникаций главы государства с электоратом. Хотя вопрос об отказе от «прямых линий» всерьез обсуждался в октябре прошлого года. Тогда анонимный кремлевский источник говорил «Коммерсанту», что вместо «прямых линий» будет выбран иной формат – традиционная «большая пресс-конференция» и послание Федеральному собранию. В Кремле тогда, казалось, решили, что этого будет вполне достаточно.

Ежегодные «прямые линии» являются уникальным форматом, который Путин использует с 2001 года. Эти мероприятия выполняют несколько важных функций. Во-первых, «терапевтическую». Путин всегда использовал «прямые линии», чтобы стимулировать оптимизм, убедить людей в правильности выбранного курса, сгладить восприятие социальных проблем. Во-вторых, это всякий раз подчеркивало близость «национального лидера» к народу. Он демонстрировал хорошее знание разных финансово-экономических, отраслевых и хозяйственных проблем, говорил на одном языке с рядовыми гражданами, уделял внимание проблемам повседневной жизни, давая понять, что занимается не только «глобальными вопросами», но и малыми делами. Он внимательно выслушивал бабушек, студентов, рабочих, и казалось, что для него нет ничего важнее проблем этих людей. Наконец, Владимир Путин всякий раз использовал «прямые линии», чтобы дистанцироваться от бюрократии, от «олигархов» и «элиты», отчитывая губернаторов и мэров и подчеркивая, что его власть строится на всенародной поддержке, а не на «денежных мешках».

В прошлом году казалось, что в новых политических условиях «прямая линия» может способствовать не консолидации общества вокруг фигуры лидера, а напротив, еще больше разделить страну на активное меньшинство и пассивное большинство. Протесты конца 2011-го – начала 2012 годов и обострение ситуации в ключевых социальных сферах делали проведение «прямой линии» политически рискованным. Ведь как бы ни отбирали участников мероприятия, как бы тщательно ни проводили отбор вопросов, от форс-мажоров не застрахован никто. Поэтому главная особенность нынешней «прямой линии» – изменение формата. Большинство вопросов задавали гости студии, почти все из которых были лояльны президенту. Значительная часть гостей была представлена так называемыми доверенными лицами Путина – это институт, который задействуется во время избирательной кампании, его целью является агитация за «национального лидера» известными деятелями культуры и спорта. При этом стоит отметить, что институт доверенных лиц было решено сохранить и после выборов – Путину нужна агитация в режиме нон-стоп, слишком много политических вызовов несет новая политическая эпоха.

Таким образом, главная функция нынешней «прямой линии» заключалась в коммуникационной подпитке политического лидерства Путина: ему важно постоянно поддерживать образ современного, активного, осведомленного и справедливого «отца нации». При этом морально-этические акценты, вопросы патриотизма и духовности все чаще подменяют собой содержательную часть повестки дня.

Отсюда вторая особенность «прямой линии»: усиление контроля над форматом. Состав участников и содержание вопросов подбирались таким образом, чтобы избежать неприятных ситуаций. Это отражение всей политической линии главы государства. Усиление контроля и наращивание регулирования наблюдается и в политической сфере (прошлогодние законы, ограничивающие права и свободы, преследование оппозиции), и в экономике (беспрецедентная экспансия «Роснефти» и близких к Путину «государственных олигархов»), и в отношениях власти с элитами (закон о запрете на иностранные счета, обязанность декларировать не только доходы, но и расходы). Это может быть следствием как субъективных, так и объективных процессов внутри властной верхушки. С одной стороны, в Кремле неизбежно присутствуют страхи перед будущей динамикой функционирования режима, подвергающегося испытаниям и мировой энергетической конъюнктурой, и внутреннеполитическими рисками. С другой стороны, эти страхи регулярно подпитываются всплесками протестной активности, чью природу и перспективы пока не могут в полной мере понять социологи и эксперты. Элемент неопределенности в развитии политической ситуации в России значительно вырос, поэтому режим будет стремиться к самоужесточению.

В нынешнем году «прямую линию» с Владимиром Путиным, по данным TNS Russia, смотрели 49% российских телезрителей. В 2007 году этот показатель составлял 65%

Третья особенность нынешней «прямой линии» – это четкая тенденция к монополизации власти единственным «сувереном». Это касается и внутренних, и внешних конкурентов. Внутренним конкурентом Путина, как ни смешно это звучит, является правительство Дмитрия Медведева. Как бы эксперты и журналисты ни издевались над политически слабым премьером, как бы ни спекулировали на слухах о его скорой отставке, в конструкции путинского режима кабинет Медведева является уникальным полуавтономным образованием, работающим не по традиционным законам подчинения. Путин вынужден работать с премьером, которому доверяет не в полной мере. Причем как в персональном, так и в профессиональном плане.

Перед проведением «прямой линии» обстановка вокруг правительства была накалена до предела. Неделей раньше Путин провел заседание так называемого «надправительства»: министров экономического блока, представителей администрации президента и близких к Кремлю экспертов. Эта новая конструкция управления – приговор компетентности правительства Медведева. «Прямая линия» должна была усилить это впечатление. Путин дал понять, что не видит позитивных результатов работы кабинета, но готов дать ему еще некоторое время для того, чтобы проявить себя. «Особых мер пока-то и не было», – сказал президент, отвечая на вопрос об эффективности стимулирования экономического роста. «Правительство недоработало», – заметил Путин, говоря о затягивании срока принятия стандартов оказания медицинских услуг. Главным унижением для Медведева стало присутствие в студии бывшего министра финансов Алексея Кудрина. Путин дважды назвал его «лучшим в мире министром финансов». Президент поднял Кудрина на такую высоту личного доверия и компетентности, что действующий кабинет министров выглядел тихим позором. «Сегодня мы не имеем программы разворота страны от нефтяной зависимости, где бы мы четко отдали каждой мере: и деньгам, и институциональным реформам, и структурным, и роли регионов... – должное место. Вот в чем проблема, Владимир Владимирович! Выполнять другие, инерционные процессы и ручное управление... Все-таки я этим не готов заниматься, а заниматься – реальными делами», – говорил Кудрин, намекая на эксклюзивность своих отношений с президентом.

Монополия в политической сфере означает и закрытость режима от «внешних врагов» – внесистемной оппозиции. Диалог об отношениях власти и оппозиции инициировал главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов. В глазах власти это руководитель ангажированной радиостанции, которая чуть ли не лоббирует интересы Госдепартамента США – в прошлом году подобные обвинения официально звучали из Кремля. Девальвируя авторитет автора острых вопросов, Кремль пытается девальвировать и значимость самих вопросов – известный гэбистский прием. Это как бы дает Путину моральное право ни в чем с Венедиктовым не соглашаться. Главный редактор «Эха Москвы» выразил мнение, что в третьем президентском сроке Путина заметны элементы сталинизма и перечислил громкие дела последнего времени: суды над Pussy Riot, оппозиционерами с Болотной площади и Алексеем Навальным, «наезды» на НКО и прочее. Ответ президента был сдержанным и менее эмоциональным, чем ранее. Путин заявил, что признаков сталинизма, который прежде всего ассоциируется с лагерями, нет и не будет – но нужны порядок, дисциплина и равенство перед законом. Он опроверг мнение о том, что в России сажают в тюрьму по политическим мотивам. «И вот эти девушки из Pussy Riot, и вот эти пацаны, которые оскверняют могилы наших солдат, они все должны быть равны перед законом и отвечать за это», – заявил президент. Касаясь вопросов проведения массовых мероприятий, Путин добавил: «Можно их проводить и даже нужно, но в рамках закона, чтобы не нарушать жизнь нормальную других людей».

Единственной темой, в которой Путин позволил себе эмоции, стал судебный процесс над Алексеем Навальным – видно, что главу государства это задевает за живое. Президент заранее решил, что суд над Навальным будет предельно объективным. «Люди, которые борются с коррупцией, сами должны быть кристально чистыми, иначе все это приобретает форму самопиара и политической рекламы. Перед законом должны быть все равны. И ни у кого не должно быть иллюзий: если кто-то громко кричит “держи вора”, то это не значит, что ему самому позволено воровать», – заявил Путин, при этом прямо нарушая один из своих «публичных» принципов – не вмешиваться в судебные процессы. Для внесистемной оппозиции была приготовлена традиционная ловушка: лидерам оппозиции предлагается играть по правилам режима – создавать партии и участвовать в выборах. В этих правилах, постоянно меняющихся в интересах «главного игрока», конкуренты заведомо находятся на проигрышных позициях.

Четвертая особенность нынешней «прямой линии» – ярко выраженная самозащита режима от атак извне. Это не новая тенденция, однако она приобретает все более рельефные черты. В этом главное внутреннее противоречие режима Путина: он вынужден идти на поводу у большинства, инициируя громкие антикоррупционные дела, но при этом совершенно не готов к реальным «посадкам». В итоге Путину пришлось оправдываться за то, что бывший министр обороны Анатолий Сердюков и его подруга Елена Васильева пока не сидят. С большими оговорками Путину пришлось защищать и Анатолия Чубайса (хотя его окружение при этом президент обвинил чуть ли не в шпионаже). Создается впечатление, что коррупция рассматривается Кремлем как исключительно внутреннее дело, которое народа совершенно не касается. Коррупционеров будут преследовать, но их судьбы будут решаться не исходя из приоритетов закона и справедливости, а исходя из текущих политических нужд режима.

Наконец, пятая и ключевая особенность «прямой линии» – 2013 – это заметный разрыв между желаемым и действительным в обсуждении социальных проблем. Устойчивость режима Путина зиждется на хороших социальных новостях – разным категориям российских граждан постоянно что-то обещается в виде выплат, пособий и прочих выгод. Сегодня дефицит социальных «подарков» очевиден. Разве что семьи с усыновленными приемными детьми решили приравнять к многодетным семьям. Но для большинства россиян это периферийная тема. В условиях необходимости сдерживания роста бюджетных расходов Кремль вынужден сдерживать и социальные обязательства. На практике часто происходит ухудшение ситуации, но Путин не готов это комментировать. Почему, к примеру, вопреки обещаниям снижаются доходы медиков? Уже после «прямой линии» Кремль пообещал проверить эту информацию и, как всегда, наказать виновных. Еще одна острая социальная проблема – рост тарифов ЖКХ. После передачи функций регулирования тарифов регионам население ощутило на себе резкий скачок затрат на ЖКХ. В начале этого года разразился скандал, когда в одном из поселков Мурманской области рост тарифов составил 225%.

Как бы ни старался Владимир Путин убедить страну в том, что все хорошо, пенсии и зарплаты растут, тарифы ЖКХ поставят под контроль, а страна вот-вот вырвется в мировые лидеры – население на собственном кошельке ощущает, что происходит нечто обратное. Слова все сильнее расходятся с делом, обещания Путина кажутся уже не просто рутинными, но лукавыми. В такой ситуации президенту остается лишь создавать «картинку», что большинство россиян его по-прежнему поддерживает. В этом случае каждый недовольный должен поверить в то, что он-то как раз находится в меньшинстве. Иллюзия поддержки большинства как самый большой обман путинского режима может рассеяться очень быстро. Именно поэтому президент так спешит усилить контроль везде, где это еще возможно.