Институт современной России

Начало саммита было весьма мрачным: Москва подвергается все более жесткой критике в западных СМИ, недоверие, страх и отчужденность по отношению к России в мире продолжают расти. За несколько дней до саммита политика Владимира Путина подверглась критике со стороны одного из лидеров российской оппозиции Бориса Немцова: 11 июня он выступил в Конгрессе США на форуме «Семь демократов и Путин: права человека в России накануне саммита “большой восьмерки”». Мероприятие было организовано Институтом современной России и фондом Foreign Policy Initiative. «Путин – это современная комбинация Сталина и Абрамовича. Он никогда не прибегнет к массовым репрессиям. Все-таки XXI век гораздо мягче, чем XX век, благодаря глобализации и массовому доступу к информации», – заметил Немцов. «Сталин был убийцей, но он не был коррупционером. Путин и его окружение глубоко коррумпированы и беспокоятся за свои активы, которые хранятся в Европе. Поэтому сегодня у европейских демократий есть шанс изменить ситуацию, потому что, хотя Путин и ведет себя так, будто у него неограниченная власть и неограниченные возможности, на самом деле это не так – об этом он может только мечтать», – говорил Немцов, объясняя необходимость переименования «большой восьмерки» в «большую семерку плюс Путин». Эта идея вскоре прозвучала из уст премьер-министра Канады Стивена Харпера: он признал, что правильнее говорить о саммите G7+1, а не G8. «Давайте не будем себя обманывать», – заявил канадский лидер.

Несмотря на обширную программу саммита, все крутилось вокруг Сирии: в этом вопросе между позициями «семерки» и Россией проходит глубокий водораздел. Довольно мрачно прошла и встреча президента Владимира Путина с премьер-министром Великобритании Дэвидом Кэмероном: в западной прессе переговоры назвали «ледяными». Диалог Путина и Кэмерона по итогам их не очень успешной встречи можно назвать «кровавым»: пока британский премьер обвинял тех, кто поддерживает Башара Асада в гибели сирийских детей, Путин отвечал страшилками про съеденные представителями сирийской оппозиции внутренние органы их врагов. Судя по всему, стороны настолько устали от взаимного непонимания, что пошли на банальное запугивание аудиторий. К слову, для Путина это было не в новинку: например, неоднократно он говорил о «крови на руках» фигурантов дела ЮКОСа. Судом это не признано (причем даже тем судом, который способен вынести обвинительное заключение за кражу всей добытой нефти собственником нефтяной компании у самого себя), зато звучит как в триллере.

Казалось, что саммит G8 был на грани провала. Источник агентства Reuters в британском правительстве заявил, что Кэмерон добивается принятия заявления «восьмерки» по Сирии из пяти пунктов. Первый пункт – обеспечение доставки гуманитарной помощи в Сирию, второй – борьба с исламскими экстремистами в этой стране, третий – осуждение применения химического оружия, четвертый – формирование стратегии стабилизации обстановки в Сирии, пятый – создание переходного правительства в этой стране. Если бы Россия не поддержала подготовленные Лондоном тезисы, заявление могло быть принято без ее участия.

Однако Владимир Путин неожиданно не только смягчил свою риторику, но и пошел на уступки, найдя возможность для компромисса по ключевым тезисам. Этот шаг раскрывает некоторые мотивы поведения российского лидера.

Во-первых, амбиции Путина выходят далеко за пределы границ Российской Федерации. «Лукашизация» России имеет ключевое отличие от белорусского режима: путинская Россия будет до конца бороться за полноправный статус в клубе развитых стран. В отличие от Александра Лукашенко Путин не мыслит Россию без возможности обсуждать мировые проблемы с лидерами самых влиятельных стран. Путин имеет амбиции одного из лидеров «мирового правительства», определяющего принципы функционирования мировой политики и международных отношений и ход мировых конфликтов. Поэтому маргинализация его мировых позиций прямо противоположна тому, к чему внутренне стремится российский лидер. Он хочет реальной власти не только в России, но и за ее пределами.

Во-вторых, даже несмотря на начало процесса «национализации элит» в России, слишком много активов, деловых связей и устремлений путинской элиты «завязано» на Запад. Достаточно посмотреть на то, как глава «Роснефти» Игорь Сечин, которого называют идеологом «силовиков», одним из ястребов российской внешней политики и сторонником жестких мер против оппозиции, борется за внимание и интерес западных инвесторов; с каким упорством он строит не просто российского нефтяного гиганта, а мировую нефтяную империю, которая встанет в один ряд с западными транснациональными корпорациями. Путинской элите не нужна изоляция. Она убьет не только российскую экономику, но и поставит крест на принципе функционирования путинской «олигархии». Любопытный нюанс: глава пропагандистского телеканала Russia Today Маргарита Симонян приняла решение родить своего ребенка в США, что гарантирует получение им американского паспорта. В этом, казалось бы, частном сюжете вся суть путинской элиты: клеймить Запад как врага, тайно «обручаясь» с ним.

Отношение к Башару Асаду (слева) отличает Владимира Путина от остальных лидеров G8

В-третьих, в сентябре Россия принимает у себя саммит G20. Провал на саммите «восьмерки» означал бы очень плохой старт российского председательства в «двадцатке». Встреча в Северной Ирландии была для России возможностью презентовать повестку дня саммита «двадцатки». Показательно, что Путину намного комфортнее работать именно в формате G20, где помимо западных «монстров» присутствуют развивающиеся страны, нередко вступающие в споры с США и Евросоюзом. Основная идея состоит в попытке скоординировать действия двух форумов, заявил Путин. По его мнению, разделять G8 и G20 по политической и экономической тематике было бы неправильно. Именно через «двадцатку» Россия пытается продвинуть свои идеи по реформе мировой валютно-финансовой системы, большинство из которых направлены против доминирования США и американского доллара. Предлагается также перестроить систему распределения квот и голосов в МВФ и повысить роль развивающихся стран, что, правда, пока не находит широкой поддержки. Путин пытается послать мировому сообществу сигнал: Россия не хуже, а даже лучше Евросоюза. Достаточно большой резонанс вызвало интервью Путина перед саммитом G8, где он, в частности, заявил, что европейские страны столкнулись с последствиями жизни не по средствам, потери контроля за общим состоянием экономики и структурными перекосами. «К тому же во многих европейских странах пышным цветом расцвело иждивенчество, где зачастую не работать гораздо выгоднее, чем работать, – отметил Путин. – Оно угрожает не только экономике, но и нравственным основам общества. Ведь не секрет, что многие граждане менее развитых государств приезжают в Европу специально для того, чтобы “сесть” на социальное пособие, как это называют в Германии. Для России такой подход неприемлем». «Мы свой выбор сделали давно. Отказываться от социальных обязательств не будем», – твердо сказал президент. Но и европейскую социальную модель хоронить рано, полагает он.

Такое высокомерное заявление в отношении Европы – пример внутреннего неудержимого желания быть выше и лучше Запада, иметь привилегию указывать, учить и, говоря проще, стать такими же, как Россия видит США. Изоляция в этом случае Путину никак не нужна. Поэтому не пойти на компромисс по Сирии Путин не мог. Ведь это придало бы легитимность словам Немцова и Харпера о «семерке» и стало бы началом конца «восьмерки». Это был бы первый крупный внешнеполитический провал президента России.

Главное требование Москвы состояло в том, чтобы исключить из заявления G8 любое упоминание об отставке президента Сирии Башара Асада. По словам замминистра иностранных дел РФ Сергея Рябкова, появление в тексте формулировок о судьбе Асада нарушило бы политический баланс, формируемый для сирийского урегулирования. В обмен на это Москва пошла на существенные уступки по двум проблемам. Во-первых, это применение химического оружия, в чем Запад обвиняет режим Асада. Москва придерживается точки зрения, что эти факты не доказаны. В итоговом документе говорится, что миссия ООН должна представить Совету Безопасности доклад о фактах применения химоружия, после чего СБ должен рассмотреть вопрос об ответственности тех лиц, которые будут в этом уличены. Рябков, правда, пояснил, что коммюнике не следует рассматривать как руководство к действиям в этом вопросе. Это может означать, что Москва оставляет за собой право не согласиться с выводами миссии ООН.

Во-вторых, это касается вопроса формирования переходного правительства, которое воспринимается Кремлем как нелегитимная попытка сместить правительство Асада. В документе говорится о «создании переходного органа, который будет обладать всей полнотой ответственности»: вторая часть фразы, по мнению России, обязывает учитывать и интересы нынешней власти Сирии.

Тем не менее в сирийском вопросе пока сохраняются непреодолимые принципиальные разногласия. Принятый документ является скорее камуфляжем отсутствия компромисса по главным вопросам: судьбе режима Асада, поставкам оружия обеим сторонам, взаимодействию с оппозиционными силами и механизмам признания их легитимности. Участники саммита G8 попытались избежать громкой ссоры, обойдя острые углы и продемонстрировав, что относительное единство мнений наиболее влиятельных стран мира важнее разногласий по сирийской проблеме.

Несмотря на позитивные итоги саммита, Владимиру Путину становится все сложнее выглядеть «своим» для остальных участников G8. Растет враждебность западного информационного поля, резкость заявлений западных лидеров в отношении внешней и внутренней политики Кремля. Несмотря на то что Путин, по его словам, «не чувствовал себя одиноким», дистанция между ним и лидерами Запада была одной из ярко выраженных черт прошедшего саммита. Чем больше Путин пытается доказать Западу, что он является равноправным партнером, тем быстрее он отдаляется от Запада, одновременно усугубляя ситуацию внутриполитической паранойей. В скором времени перед российским лидером неизбежно встанет выбор: либо «лукашизация», либо геополитические амбиции. Пока что ситуация развивается в пользу первого.