20 октября в авиакатастрофе в московском аэропорту Внуково погиб глава французской энергетической компании Total Кристоф де Маржери. Как отмечает политолог Татьяна Становая, с его гибелью Россия потеряла не только партнера и защитника на международной арене, но и пример успешного ведения бизнеса без оглядки на политику.
Погибший во Внуково глава Total Кристоф де Мержери поддерживал тесные связи с Россией и считал санкционную политику Запада ошибочной. Фото: Eric Piermont / AFP
Трагическая гибель главы французского энергетического концерна Total потрясла не только Францию, но и Россию. Кристоф де Маржери вывел сотрудничество своей компании с российским ТЭКом на совершенно новый уровень. Он был хорошо знаком российскому руководству, его уважали и любили в России. Но особенность де Маржери состояла в том, что он открыто выступал против санкционной политики Запада в отношении России. Именно на этом делали акцент многие российские СМИ при освещении трагедии. Однако парадокс в том, что, превознося де Маржери как «настоящего друга России», российская власть делает все, чтобы подобные бизнесмены внутри самой страны не появились.
Пожалуй, ни одна иностранная компания не сумела добиться такого успеха в России, как Total. Однако начинала она нелегко. В 2005 году независимые производители газа переживали тяжелые времена: «Газпром» поглощал одну компанию за другой, а НОВАТЭК, крупнейший независимый производитель газа, делал все возможное, чтобы не вступить в конкуренцию с монополистом и сохранить с ним рабочие отношения. Total, намеревавшаяся купить 25% акций НОВАТЭКа, вынуждена была отступить, решив не идти на конфликт и выждать более благоприятное время. И оно наступило, когда партнером французов стал друг Путина, бизнесмен Геннадий Тимченко.
Этот союз открыл компании большие перспективы и позволил начать развитие амбициозных совместных проектов в области производства СПГ. Даже главе «Роснефти» Игорю Сечину в свое время не удалось создать совместное предприятие с BP. Впрочем, он впоследствии добился своего, купив ТНК-BP у консорциума ААР (50% принадлежит «Альфа-групп»). Однако роль главы BP Роберта Дадли не идет ни в какое сравнение с ролью Кристофа де Маржери, внесшего огромный вклад в развитие российско-французских отношений, улучшение российского инвестиционного климата и отношение мирового делового сообщества к России.
После гибели главы Total президент России Владимир Путин заявил, что Кристоф де Маржери «стоял у истоков многих крупных совместных проектов, заложивших основу многолетнего плодотворного сотрудничества между Россией и Францией в энергетической сфере». Как потом отметил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, Путин давно знал де Маржери и находился с ним в тесном рабочем контакте. По словам премьер-министра Дмитрия Медведева, «господин де Маржери был другом и партнером нашей страны, всегда откровенно высказывал свою позицию по всем самым острым вопросам». «Нам будет его не хватать», — заключил премьер-министр.
Однако при ближайшем рассмотрении становится понятно, что подобные высокие оценки российское руководство может давать только иностранному инвестору, но никак не российскому. На то есть ряд причин.
Де Маржери открыто критиковал действия собственного правительства, и все французские телеканалы признавали в главе Total настоящего патриота Франции. В России все наоборот: крупный бизнес никогда не станет критиковать власть
Во-первых, де Маржери руководил крупнейшей национальной энергетической компанией, в которой не было мажоритарного акционера. Total на 87% принадлежит институциональным акционерам, из которых крупнейший пакет акций 4% контролируется бельгийским миллиардером Альбертом Фрером. Еще 3,6% принадлежит коллективу Total. Возможно ли такое в России? Никогда. Для большинства крупных корпораций в России характерен полный акционерный контроль при крайне слабом положении независимых директоров, в результате чего функции владения и управления тесно сопряжены. Кроме того, российские власти рассматривают иностранных инвесторов как потенциальную угрозу национальной безопасности, поэтому ни один иностранный акционер не владеет более 50% в компаниях, признанных в России стратегическими (к таковым, безусловно, относится энергетический сектор). Даже дружественно настроенной к России Total принадлежит лишь 18% НОВАТЭКа с опционом на увеличение пакета до 19% к 2015 году.
Во-вторых, де Маржери открыто критиковал действия собственного правительства. В августе прошлого года в интервью Les Echos он раскритиковал французское руководство за возрождение кольбертизма и неспособность производить необходимые изменения во Франции. «Вы чувствуете, что что-то меняется? Я — нет», — говорил он, указывая, что правительство действует вопреки глобализации и замыкается на поддержке неконкурентоспособных секторов экономики. Подобные заявления в России могут прозвучать лишь со стороны системной оппозиции, и то по согласованию с Кремлем. Высказывания несистемных оппозиционеров практически не попадают в федеральные СМИ. При этом со стороны представителей крупного бизнеса критика в адрес власти не звучит никогда. Это исключено: с 2003 года, после дела ЮКОСа существует негласное правило, в соответствии с которым неприкасаемость бизнеса должна быть обменена на однозначную политическую лояльность.
Эвфемизмом для обозначения политической лояльности стал термин «социальная ответственность», вошедший в обиход после дела ЮКОСа. Власть потребовала от олигархов не только платить налоги, но и поддерживать политические начинания Кремля, инвестировать в проекты, на которые укажет власть. В последние годы обязательной нагрузкой для бизнеса стал также «патриотизм». Для де Маржери подобные условия были бы неприемлемы. После его гибели все французские телеканалы признавали в главе Total настоящего патриота Франции, разделявшего ее ценности. В России критик Путина «патриотом» быть назван не может — по той или иной причине он будет записан в «иностранные агенты» или предатели. Крупный бизнес в России, по сути, подчинен власти.
В-третьих, критикуя собственное правительство, де Маржери мог не опасаться последствий для своего бизнеса. Так, считая санкционную политику Запада в отношении России ошибочной, он заявлял, что Европа взяла бизнес в заложники в своей внешней политике. В своем последнем выступлении 20 октября в Москве де Маржери сказал, что «политические вопросы требуют политических решений», а «когда единственным инструментом становятся санкции — это провал дипломатии».
Он не боялся высказывать свою позицию в лицо политикам и дипломатам, не боялся, что после Total подвергнется массовым проверкам надзорных и контрольных органов.
А теперь зададимся вопросом: что ждет крупную российскую промышленную компанию, глава которой высказался, например, против политики России на Украине или против введения санкций в отношении украинских товаров и ограничения поставок газа? Можно не сомневаться, что акции такой компании сразу пойдут вниз, поскольку политические последствия для нее будут непредсказуемыми, а риски в ее отношении резко возрастут.
Крупный бизнес в России вынужден действовать в узких рамках политического поля. Российские бизнесмены знают, что их права собственности не гарантированы законом, а уязвимость бизнеса крайне высока. В таких условиях российский бизнес не способен генерировать эффективных менеджеров, подобных де Маржери, и успешные компании, подобные Total. Гибель де Маржери трагична вдвойне: Россия потеряла не только защитника, но и блестящий пример того, каким может быть бизнес в цивилизованной стране.
