Институт современной России

Комментируя высказывания президента России Владимира Путина по поводу Украины, президент США Барак Обама сказал: «У президента Путина, вероятно, другой набор юристов. Может быть, у него другой набор интерпретаций». Надо сказать, что Обама был весьма деликатен. Канцлер ФРГ Ангела Меркель высказалась жестче. Выступая перед членами бундестага, она сказала: «Россия во время кризиса на Украине действовала по закону джунглей, актуальному для XIX—ХХ веков». Что это? Происки врагов? Нападки геополитических конкурентов, стремящихся к мировому господству? Но ведь до этого логика развития сотрудничества хоть и была непростой, но не предполагала подобных срывов. Неужели дело действительно в праве? Попробуем разобраться. 

Президент Федеральной палаты адвокатов России Евгений Семеняко утверждает: «Если в Европе над властью каждой страны стоят органы Евросоюза, его стандарты и принципы, то в России последний оплот защиты Конституции — Конституционный суд». Судья Конституционного суда профессор Николай Бондарь уверен, что Конституционный суд является соавтором российской доктрины верховенства права. Он уверен, что именно на основе решений Конституционного суда обеспечиваются понимание этой доктрины и баланс между властью, свободой и собственностью. Так ли это? Для ответа на данный вопрос достаточно проанализировать действия Конституционного суда в ситуации, вызвавшей столь резкую реакцию международного сообщества. 

Речь идет о присоединении Крыма к России, которое стало классическим примером нарушения принципа верховенства права путем интерпретации смыслов и манипуляции процедурами. Выполняя одно из центральных действий, предусмотренных законодательством при принятии части иностранного государства в свой состав, — проверку Договора о присоединении к России Республики Крым и города Севастополя на соответствие Конституции, — Конституционный суд как минимум восемь раз нарушил свои собственные процедуры и интерпретировал положения закона. 

Нарушение первое: Конституционный суд не имел права проверять договор. Закон предполагает возможность проверки международного договора только в случае, когда такой договор подлежит ратификации, а «заявитель считает его не подлежащим введению в действие и применению из-за его несоответствия Конституции» (ч. 2). Но никакой неопределенности в договоре никем обнаружено не было. Президент, обратившийся с запросом в Конституционный суд, не считал договор неконституционным. Следовательно, сам запрос был недопустимым и Конституционный суд не мог принять его к рассмотрению. 

Нарушение второе: невыполнение обязательной процедуры рассмотрения. Конституционный суд провел проверку договора, не выполнив требований целого ряда обязательных положений закона, и сам это подтвердил, сказав, что «обязан рассмотреть дело по существу, не прибегая в данном случае, с учетом специфики настоящего дела, к процедурам предварительного изучения обращения судьей Конституционного суда и проведения слушаний по делу». 

Третье, четвертое и пятое нарушения касаются обязательных пределов проверки договора. Так, Конституционный суд самоустранился от оценки договора по содержанию его норм на предмет их соответствия основам конституционного строя России. В тексте договора сказано, что Российская Федерация заключает договор «в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, а также осознавая тесную взаимосвязь других основных принципов международного права, закрепленных, в частности, в Уставе Организации Объединенных Наций и Хельсинкском Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, с принципом уважения и соблюдения прав и свобод человека...» Должен ли был суд проверить истинность данного положения? Бесспорно, должен. Но не проверил. А следовательно, не проверил его и на предмет соответствия частям 2 и 4 статьи 15 Конституции, в которой говорится, что «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы». 

Из этого следует, что если не вступивший в силу международный договор противоречит другим, заключенным ранее и не денонсированным к моменту проверки международным обязательствам, взятым на себя Россией, то проверка такого договора на соответствие его этим обязательствам является обязательной. В своем постановлении суд честно признается: «Поскольку Конституционный суд Российской Федерации решает исключительно вопросы права, он не оценивает политическую целесообразность заключения международного договора». Так элегантно, путем умышленной подмены суд смог обойти сложную конъюнктурную ситуацию. 

Конституционный суд самоустранился от оценки договора по форме. Он умышленно исключил из предмета проверки договора «анализ документов, на которые такой договор ссылается в качестве своей основы». Понятно, что в данной ситуации для суда это был единственный выход, поскольку, если бы эти документы были исследованы, суд вряд ли смог бы признать договор соответствующим Конституции. 

Конституционный суд самоустранился от оценки договора по порядку его подписания. Судом проверялись только полномочия российской стороны, которые и так были очевидны. Суд сделал вывод о соответствии договора Конституции, поскольку он «подписан президентом Российской Федерации, который наделен полномочием определять основные направления внутренней и внешней политики государства». Со стороны Крыма договор был подписан главой правительства Крыма Сергеем Аксеновым, спикером крымского парламента Владимиром Константиновым и главой (мэром) города Севастополя гражданином России Алексеем Чалым. Однако «народный» мэр, гражданин России Алексей Чалый был избран жителями на митинге. Не меньше вопросов возникает к процедуре избрания председателем правительства Крыма Сергея Аксенова 27 февраля 2014 года в здании Верховного совета Крыма, захваченном отрядом неизвестных вооруженных лиц, на заседании, видеозапись которого не велась и на которое не были допущены журналисты. Возникает вопрос: если полномочия двух из трех подписантов столь сомнительны, мог ли Конституционный суд признать договор соответствующим Конституции по порядку подписания?

Нарушение шестое: Конституционный суд признал соответствующим Конституции временное применение договора с даты его подписания, хотя часть 2 статьи 65 Конституции России гласит, что в данном конкретном случае при оценке договора он должен руководствоваться специальным конституционным законом. А закон этот как раз устанавливает жесткое правило для такого вида международных договоров, как принятие иностранного государства в состав России в качестве ее субъекта. В нем однозначно определено: «международный договор не подлежит введению в действие и применению, то есть не может быть ратифицирован, утвержден и не может вступить в силу для Российской Федерации иным образом, если Конституционным судом установлено его несоответствие Конституции». 

То есть до решения суда такой договор применяться не может. И суд это прекрасно понимал. Настолько хорошо понимал, что даже не использовал свою любимую формулу о том, что рассматривает исключительно вопросы права, которую обычно применяет в скользких политических ситуациях. Суд прямо заявил: «То, что Республика Крым считается принятой в Российскую Федерацию с даты подписания договора, носит характер принципиального политического волеизъявления». 

Нарушение седьмое: Конституционный суд принял решение вопреки своей собственной правовой позиции. Еще в 1995 году при проверке конституционности указов президента Ельцина по использованию вооруженных сил в Чечне Конституционный суд заявил, что государственная целостность является «одной из основ конституционного строя Российской Федерации». Что «Конституция Российской Федерации не предусматривает возможности одностороннего решения вопроса об изменении статуса субъекта Российской Федерации и о его выходе из состава Российской Федерации». А раз так, то в силу принципов добросовестности и последовательности Россия обязана была уважать и право Украины на территориальную целостность. 

Нарушение восьмое: проблема Севастополя. Это, пожалуй, один из самых важных вопросов: откуда в договоре о присоединении Республики Крым взялся город Севастополь и каковы правовые основания его присоединения к России? Если Автономная Республика Крым имела хоть какое-то количество государственных признаков, чтобы теоретически иметь возможность самоопределиться, самопровозгласиться и быть признанной в качестве независимой иностранным государством, то город Севастополь не входил ни в Крымскую область на момент разрушения СССР, ни в Автономную Республику Крым на момент проведения общекрымского референдума. А значит, он не мог быть принят в состав России по тем же правилам, что и Республика Крым. Для таких случаев в законе предусмотрена совсем другая процедура: «Принятие в Российскую Федерацию в качестве нового субъекта части иностранного государства осуществляется по взаимному согласию Российской Федерации и данного иностранного государства в соответствии с международным (межгосударственным) договором, заключенным Российской Федерацией с данным иностранным государством». 

Чтобы установить соответствие договора Конституции, суд был обязан проверить эту позицию. Но не сделал этого. А если бы сделал? Может быть, тогда по-другому пошла бы история? Когда наши внутренние законы нарушаются только по отношению к нам самим, это еще полбеды. В конце концов, это наше внутреннее дело. Но в данном случае ситуация иная: нарушение внутреннего законодательства нанесло ущерб людям и государствам за пределами страны. И сделал это своими руками один из высших судов России. 

В своей статье «Цивилизация права» председатель Конституционного суда России Валерий Зорькин сказал: «И большинство человечества договорилось о следующем. Проводим честные выборы. Принимаем в качестве лидера того, кому доверяет большинство. Ограничиваем этого лидера рамками закона. И живем до следующих выборов. Человечеству, уставшему от двух мировых войн, напуганному перспективой третьей мировой войны, возжелавшему элементарного покоя и радостей частной мирной жизни, показалось, что можно добиться стабильности на основе такого простейшего общественного договора. Так в итоге была построена — на основе огромных жертв, методом кровавых проб и страшных ошибок — цивилизация права» ¹. 

Все верно. Россия тоже попыталась пойти по такому пути. Но практически сразу на нем появились две формализованные правом оговорки, которые обусловили неизбежный поворот в сторону: якобы честные выборы и невозможность ограничения законом лидера. И ничего не вышло. Потому что право — это сбалансированная многомерная система. В ней нет мелочей, которыми можно безболезненно пренебречь или пожертвовать без угрозы для существования системы в целом. 

Стоит только добавить, что в своей оценке действий России госпожа Меркель немного ошиблась в датах. Несвязанность властителей своими же законами — это не «закон джунглей образца XIX–XX веков». Обоснование такой несвязанности приводилось еще в IV в. до н. э. в китайской книге «Шан цзюнь шу» («Книга правителя области Шан»). И председателю Конституционного суда России, специалисту по истории политических и правовых учений, профессору Валерию Зорькину это, безусловно, хорошо известно. «Если право погибает, то мир окажется у края бездны», — написал он. Во многом благодаря возглавляемому им суду мы уже там оказались. Неспособность давать оценку, исходя из верности духу права, духу цивилизации, на этом праве построенной, — это варварство. А варварство лечится — не мгновенно, но лечится. Довольно просто. Образованием и культурой. 

Источники: 

1. Зорькин В.Д. Цивилизация права / Российская газета, 12 марта 2014 г. С. 1. http://www.rg.ru/2014/03/12/zorkin.html