11 января 1994 года начала работу Государственная дума Федерального собрания РФ – первый с 1917 года российский парламент, избранный на многопартийных выборах. 14 января председателем Думы был избран выдвинутый левыми фракциями Иван Рыбкин, возглавлявший палату в течение всего созыва. К юбилею российского парламента бывший спикер поделился с экспертом ИСР Ольгой Хвостуновой воспоминаниями о работе первой Думы и своим взглядом на сегодняшнее состояние парламентаризма в России.
Ольга Хвостунова (О.Х.): Государственной думе РФ всего 20 лет, но за это время она претерпела немало существенных изменений. Какие, на Ваш взгляд, основные различия между первой Думой и нынешней?
Иван Рыбкин (И.Р.): Первая Государственная дума Российской Федерации была избрана одновременно с голосованием по Конституции после событий 3–4 октября 1993 года. Избирательная кампания тогда была скоротечной, но при этом достаточно свободной. В результате в Госдуму прошли восемь избирательных объединений. Затем почти сразу сформировались пять депутатских групп, куда вошли депутаты-одномандатники. Напомню, что тогда в Госдуму избирались 225 человек по партийному списку и 225 – по одномандатным округам. Первое место по партийным спискам тогда набрала ЛДПР, но с учетом одномандатников крупнейшую фракцию в Думе сформировал блок «Выбор России» Егора Гайдара. На втором месте оказались аграрии, затем ЛДПР и потом коммунисты. Иными словами, представительская функция Думы тогда была реализована в полной мере – парламент определялся волей избирателей. В этом состоит первое важное отличие от сегодняшнего дня.
О.Х.: Эксперты отмечают, что контролирующая роль нынешней Госдумы сведена практически к нулю. Отличалась ли в этом отношении Дума 1994-1996 годов?
И.Р.: Да, у нас было больше контроля. Например, нашей прерогативой было представление кандидатуры председателя Счетной палаты – главного контрольного органа государства. Госдума шестого созыва уступила право определять председателя Счетной палаты президенту. Кроме того, председателя Конституционного суда тоже теперь представляет президент. В свое время мы отдавали право выбора самим судьям. Мы считали, что в Конституционном суде собираются самые талантливые наши правоведы, которые могут сами решить, кто станет их лидером. Что касается других контрольных функций, наша Госдума их также выполняла достаточно четко: например, мы регулярно приглашали премьер-министра и министров на правительственный час.
«Дума первого созыва приняла две трети законов, по которым живет современная Россия»
О.Х.: А есть ли различия с точки зрения законотворческой функции?
И.Р.: Нам в наследство досталась часть законопроектов и предложений от Верховного совета России. Многие из них мы не могли использовать, потому что они противоречили новой Конституции 1993 года. Однако за два года нашей работы группа юристов и прежде всего Институт законодательства и сравнительного правоведения наработали достаточно большой портфель новых законодательных инициатив. В итоге Дума первого созыва приняла две трети законов, по которым живет современная Россия. Остальные Думы добрали оставшуюся треть законов, плюс дополнения, изменения и тому подобное. Кроме того, Дума первого созыва приняла вторую, так называемую экономическую Конституцию России – Гражданский кодекс, причем и первую и вторую его части, что составляет почти 90% всего текста.
О.Х.: Многие эксперты указывают на то, что производительность первой Госдумы была обусловлена тем, что после принятия новой Конституции правовое поле России было крайне фрагментированным. Тот факт, что вам пришлось работать в сжатые сроки, повлиял на качество работы?
И.Р.: Мы действительно работали быстро, но это не значит плохо. Мы опирались на серьезную поддержку и ведущих правоведов, и самих депутатов, среди которых 43% имели ученые степени и звания, необходимые для законотворчества, – в области экономики, политологии, социологии и прежде всего юриспруденции. Наши диссертации были настоящими, не поддельными, как у многих нынешних депутатов. Мы их защищали в те годы, когда получить ученую степень было не так просто. Многие депутаты могли сами написать законопроект от начала до конца, не прибегая к помощи своих советников.
Председатель Государственной думы РФ Иван Рыбкин в своем рабочем кабинете. Москва. 1994
О.Х.: Одним из первых решений Госдумы стала амнистия для участников событий августа 1991-го и октября 1993 года, которая вызвала противоречивую реакцию как в самой Думе, так и в правительстве. Сыграл ли роль тот фактор, что в те годы парламент все-таки был «местом для дискуссий»?
И.Р.: Когда мы принимали это решение, мнения разделились – президент был против. И не только президент, но и, например, лидер КПРФ Геннадий Зюганов. Но мы тогда действовали без оглядки на единый центр принятия решений. Законопроект приняли, и к вечеру того дня все сидельцы оказались на свободе. Многие из них уехали, и все клятвенно заверяли, что никогда больше в политику не придут. Но Борис Николаевич мне тогда сказал, что именно нам, парламенту, эти люди будут впоследствии мешать. Я предполагал, конечно, что подобное может произойти, но не в такой мере. Многие из этих сидельцев и участников известных событий в итоге пришли в Думу второго созыва и составили блок «левопатриотических» сил. И Думе потребовался другой председатель. (17 января 1996 года председателем Госдумы был избран коммунист Геннадий Селезнев, получивший 231 голос против 150 голосов у Ивана Рыбкина – прим. ред.) Что касается дискуссий, хочу сказать, что у нас дискуссии бывали порой весьма горячими, даже иногда доходили до потасовок. А вот сейчас уже десять лет Дума не является местом для дискуссий.
О.Х.: Госдуму РФ первого созыва иногда называют «пятой Думой», подчеркивая ее преемственность с дореволюционными парламентами. Насколько подобные сравнения правомерны?
И.Р.: Вполне правомерны. Еще в своих предвыборных речах многие будущие лидеры фракций первой Госдумы РФ ссылались на дореволюционный опыт Думы. А когда мы пришли в Думу, эти традиции продолжали чтить, поминали добрым словом председателей первых российских Дум: Муромцева, Головина, Хомякова, Гучкова, Родзянко. Более того, мы использовали опыт дооктябрьских парламентов при структурировании современной Думы. Например, название совещательного органа Думы – Совет фракций, в который вошли руководители фракций, председатель и его заместители, – мы взяли из дореволюционного опыта. Также мы выпустили книгу под названием «Пятая российская Государственная дума», подчеркивавшим связь времен, куда вошли фотопортреты всех депутатов и их краткие биографии. Однако вторая Госдума РФ эту традицию не поддержала.
«Нужны свободные выборы, не стесняемые административным произволом и фальсификациями. Тогда будет восстановлена представительская функция парламента и законотворчество улучшится»
О.Х.: Возможно ли восстановить традиции парламентаризма в России?
И.Р.: Худо-бедно парламентаризм в России пока существует, но все больше своих функций он уступает президенту. Бывший советник президента Ельцина Михаил Краснов, например, насчитал более 500 таких «отщипываний» от полномочий парламента и судебной власти в пользу президента. Два самых крупных я уже упомянул – представления кандидатур председателей Счетной палаты и Конституционного суда. Все эти «отщипывания» умаляют роль российского парламента и в целом попахивают соглашательством. Эти «отщипывания» в итоге ведут к передаче власти, ответственности, полномочий одному человеку – президенту России. Причем согласно существующей Конституции у него и так суперполномочия. Все эти «отщипывания» захламляют работу президента. Думаю, что он ими даже не успевает пользоваться. И в целом все «отщипывания» усложняют и без того непростое ручное управление страной и ни к чему хорошему привести не могут.
О.Х.: В чем, на Ваш взгляд, ключевая угроза отсутствия парламентаризма в стране?
И.Р.: В свое время общим местом были рассуждения о том, что таким громадным государством, как Россия, из одного центра невозможно управлять – нужно отдавать больше полномочий регионам. Более того, нужно, чтобы в парламенте работали люди, которые представляют реальные интересы различных регионов России. Для этого нужны свободные выборы, не стесняемые административным произволом и фальсификациями. Тогда в Думе появятся не три-четыре, а пять, семь или даже десять фракций. Тогда будет восстановлена представительская функция парламента, а в итоге и законотворчество улучшится, потому что оно будет отражать насущные заботы и нужды страны. Кроме того, должен быть расширен парламентский контроль за действиями властей в разных сферах, включая внутреннюю и внешнюю политику. В противном случае, как это ни печально констатировать, отсутствие парламентаризма приведет к сосредоточению власти в руках узкой группы лиц и в итоге к повторению того, что произошло в 1991 году, когда не стало большой страны под названием СССР.
Председатель Государственной думы РФ Иван Рыбкин (слева) с президентом США Биллом Клинтоном во время визита думской делегации в Вашингтон. Март 1994
О.Х.: Вы упомянули о роли парламента в формировании внешней политики. Будучи председателем Госдумы, вы встречались с коллегами из США; насколько успешными были эти встречи и как они влияли на российско-американские отношения?
И.Р.: У нас было два официальных визита в США. Первый раз это был стандартный визит парламентской делегации, а второй – визит уже председателей ключевых парламентских комитетов. Всякий раз нас встречали дружелюбно. Мы проводили встречи и в Сенате, и в Палате представителей Конгресса США, подробно беседовали по всей проблематике двусторонних отношений. Председатели комитетов встречались со своими американскими коллегами и вели уже более предметные разговоры по интересующим вопросам сотрудничества. Я выступал и в Союзе губернаторов, и в Союзе мэров городов США, и в Фонде российско-американских отношений. Разговоры всегда заканчивались конкретными договоренностями. В то время помощь США нам была крайне необходима. Например, помощь той же комиссии Нанна-Лугара, которая, в частности, помогала нам утилизировать отслужившее ядерное оружие и военное оборудование. Не только в США, но и в странах Европы нас всегда ожидал радушный прием, открытые разговоры по нашим проблемам. И очень часто мы находили поддержку нашим устремлениям.
О.Х.: Как вы оцениваете нынешнее охлаждение в отношениях России с западными странами?
И.Р.: Нынешние тенденции мне решительно не нравятся. Сейчас мы все чаще и чаще соскальзываем в прокрустово ложе советских подходов. Когда мне сегодня говорят, что во время наших визитов в США мы находились в унизительном, подчиненном положении, я всегда твердо отвечаю, что это неправда. Думаю, меня поддержат мои коллеги, которые вместе со мной принимали участие в этих встречах и представляли весь спектр политических сил Госдумы РФ – от коммунистов до гайдаровцев, от жириновцев до травкинцев. Поэтому я думаю, что и с США, и с нашими европейскими партнерами мы должны находить общий язык, отстаивая, естественно, национальные интересы России. Так поступают все нормальные страны.
