«Международное французское радио» (RFI), 10 июня 2013
Елена Серветтаз
Президент Института современной России Павел Ходорковский, сын самого известного российского политзаключенного, накануне юбилея своего отца в эксклюзивном интервью RFI рассказал о возможном начале третьего дела против Михаила Ходорковского, о деградации российской юридической системы и о том, почему, на его взгляд, тему прав человека нужно поднимать на европейских площадках.
RFI : Насколько продуктивны встречи с европейскими парламентариями в рамках семинаров по политзаключенным в России?
Павел Ходорковский: Я рад, что группа ALDE организовала эти слушания, которые были посвящены как раз проблеме политических заключенных в России. За последние несколько лет, особенно после прихода Владимира Путина на третий президентский срок, эти проблемы усугубились, и количество политических заключенных в России превышает все мыслимые пределы, приближаясь к тому уровню, который существовал во времена СССР.
RFI : Вообще интересное совпадение, в эти дни начинается процесс по «Болотному делу», Михаилу Ходорковскому в июне исполняется 50 лет, и десять из них ваш отец провел в тюрьме. Мария Алехина отметила свое 25-летие в колонии. Обо всем этом говорят в Брюсселе.
Павел Ходорковский: Я рассматриваю мероприятия, такие, как сегодняшняя конференция, прежде всего, как возможность донести информацию, фактическую и эмоциональную, до людей, которые принимают решения или влияют на процесс принятия решений. Я говорю о членах Европарламента и о тех, кто работает с ними здесь в Брюсселе.
Я считаю, что возможность получить информацию из первых рук увеличит вероятность того, что знание о том, что происходит во многих странах мира, к сожалению, не только в России, повлияет на приоритетность этих вопросов во время принятия решений.
Почему я лично считаю, что такие брифинги могут повлиять на принятие конкретных решений или законов? Потому, что на сегодняшний день уже, как минимум, 47 депутатов официально высказались о том, что они наложат вето на процесс упрощения визового режима, если этот процесс не будет вестись одновременно с принятием аналога закона Магнитского в США.
Это очень хороший индикатор движения в правильном направлении. Это хороший способ принятия не санкций против страны в целом, а принятия конкретных мер, которые продемонстрируют всему чиновничьему классу России, что нарушения прав человека и участие в коррупционных сделках не остается безнаказанным, даже если на территории России верховенство закона отсутствует.
RFI: Как вы будете поздравлять отца с юбилеем?
Павел Ходорковский: Моей семье повезло, у нас назначено свидание на следующий день после дня рождения отца. У моих братьев, у сестры и у жены моего отца будет возможность поздравить его сразу после 26-го. Мы с женой и дочкой собираемся отправить ему самодельную открытку ко дню рождения, и, как мы делали уже до этого, предлагаем его друзьям из России и из-за границы собрать несколько открыток в одну посылку. Это занимает некоторое время, но эти открытки доходят.
RFI: Как вы общаетесь? По почте?
Павел Ходорковский: Да, мы переписываемся по обычной почте настолько, насколько это возможно, а также у нас есть возможность поговорить по обычному телефону, где-то 5-10 минут, раз в две-три недели.
RFI: Насколько реально родственникам заключенных получать достоверную информацию, насколько заключенные могут передавать её? Я понимаю, конечно, что случай с Михаилом Ходорковским особый, но, может быть, вы что-то знаете о ситуации в целом, о других случаях?
Павел Ходорковский: Давление было всегда: и в Краснокаменске в колонии и в читинской, и в московских тюрьмах. Конечно, всегда есть опасность того, что любая информация из наших бесед с отцом будет использована против человека, который сидит в тюрьме. Но я могу сказать, что по прошествии десяти лет, мы с отцом говорим по телефону практически обо всем. Просто потому, что десять лет – настолько длительный срок, что за это время трудно сделать с человеком что-то еще, что-то у него отобрать, как-то использовать те крохи информации, которые мы друг другу сообщаем, чтобы усугубить его положение в тюрьме.
Слишком много было сделано для того, чтобы не дать ему увидеть, как выросли его младшие дети, не дать ему ни разу увидеть свою внучку - мою дочь, не дать заняться той просветительской и общественной деятельностью, которой он начал заниматься до ареста. Деятельности, которая, несомненно, принесла бы куда большую пользу нашей стране, чем его десятилетнее содержание в тюрьме, где он производит пластиковые папки, которые потом продаются в магазинах канцтоваров. Что-то ещё сделать довольно трудно.
RFI: Ваш отец в и в России, и в Евросоюзе стал символом борьбы за собственное достоинство. Об этом постоянно говорят не только журналисты, но и политики. Но никто из них не рискует предположить, когда Михаил Ходорковский выйдет на свободу…
Павел Ходорковский: Наша семья ожидает октября следующего года, октября 2014. Однако, уже не раз наши ожидания не оправдались. Я осознаю, что возможно и третье дело, и давление на судебную систему для того, чтобы оставить моего отца под стражей и дальше, после октября 2014 года.
На что я надеюсь? Прежде всего, на то, что честных и искренних людей становится все больше в нашей стране, что наша страна сильно эволюционировала за последние несколько лет, особенно в плане развития гражданского общества с 2011 года. То, что мы видели за последние полтора-два года, в 2009 или 2010 году казалось еще просто нереальным. Мне кажется, что возможностей запугивания своих собственных граждан у власти остается все меньше.
Социальный контракт перестает действовать, единоличный лидер на протяжении последних 12 лет уже сильно утомил людей и общество уже не готово в среднесрочной перспективе терпеть продолжающиеся нарушения закона. Что бы ни делали Следственный комитет, прокуратура, суды и прочие, они не смогут остановить процесс движения России к превращению в нормальную, безопасную и удобную для жизни страну. Все эти перемены - вопрос времени, жаль, только в рамках человеческой жизни, этого времени остается все меньше и меньше.
Конечно, хотелось бы верить, что в октябре 2014 года мы увидим отца на свободе. Как вы знаете, Верховный суд недавно объявил о назначении слушания на 6 августа этого года, на котором может быть пересмотрено решение в части назначенного наказания и, конечно же всей моей семье, хотелось бы надеяться на лучшее. Для нас важен каждый месяц, каждая неделя, каждый день.
RFI: То, что произошло с Сергеем Гуриевым является индикатором того, что «октябрь 2014» для Михаила Ходорковского может быть отложен еще на несколько лет?
Павел Ходорковский: Возможно, то давление, которое оказывается в России на экспертное сообщество в целом и на Сергея Гуриева в частности, является индикатором того, что против моего отца готовится третье дело. Предположения о том, что отец пытался каким-то образом повлиять на экспертов – абсурдны, так как, экспертиза была проведена уже после того, как приговор в отношении моего отца вступил в силу. Также, необходимо не забывать, что все эксперты, принимавшие в этом участие, - это профессионалы, известные и в России и за рубежом.
По просьбе Совета по правам человека при Президенте РФ они дали свое экспертное заключение. На мой взгляд, ключевой вопрос здесь заключается в том, что этот отчет лег в основу многих общественно-политических дискуссий, в которых заключения этой группы экспертов были использованы для иллюстрации того, как далеко зашла деградация юридической системы в России.
Иными словами, заключения этого отчета не понравились властям. Соответственно, в российской традиции, давлением на них пытаются доказать что на их заключения кто-то повлиял, чтобы попытаться таким образом заставить их от них отказаться.
RFI: Последний вопрос, много говорят о том, чем намеревается заняться ваш отец, когда выйдет на свободу. Обсуждали ли вы это?
Павел Ходорковский: Мы не часто поднимаем эту тему, предпочитая не загадывать будущее, пока оно не станет настоящим. Тем не менее, я думаю, что мой отец, проведя десять лет в тюрьме, видит свое будущее, связанным с Россией. Он неоднократно говорил мне, что хочет быть полезным в своей стране. Я, со своей стороны, считаю, что в случае, если после выхода, он останется в стране, это может создать угрозу его безопасности. Мне бы хотелось, и я ему прямо об этом говорю, чтобы, по крайней мере, при нынешней российской власти, он не ставил себя под угрозу, оставаясь в России. Впрочем, на этот счет наши мнения сильно расходятся.
