Институт современной России

О реакции Запада на послание Владимира Путина читайте в специальном обзоре ИСР

Согласно консенсусному мнению экспертов, очередное послание Владимира Путина Федеральному Собранию должно бы­ло быть посвящено проблемам оживления российской экономики и развития социальной сферы. Многие аналитики, учитывая многочисленные совеща­ния главы государства с членами правительства и руководителями так называемых «ин­ститутов развития», предполагали, что Путин решится на радикальные ме­ры по «перезапуску» буксующей уже почти восемь лет российской экономики. C 2013-го по 2020 год средние темпы ее роста составляют чуть более 0,3% годовых, а реальные доходы населения, несмотря на часто вспоминаемые социальные выплаты 2020 года, сейчас более чем на 10% ниже, чем в 2013 году.

Однако послание, на мой взгляд, лишь подтвердило, что экономика для пре­зидента – чуждая и неинтересная стихия и что, как я неоднократно писал, хозяйственный рост не является для него приоритетной задачей. Никаких прорывных идей типа распечатывания Фонда национального благосостоян­ия (ФНБ) или пересмотра бюджетного правила мы не услышали. Вместо этого сно­ва были розданы обещания школьникам и их малоимущим родителям, а так­же беременным женщинам и гражданам, ухаживающим за больными де­тьми; рассказано о неизбежном строительстве скоростной трассы в Казань и Екатеринбург; предложено реструктурировать кредиты проблемным терри­ториям; а также рассказано о вероятных изменениях в налоговой сфере – ко­торые, судя по тону президента, будут направлены на сокращение вывода капитала за рубеж и стимулирование внутренних инвестиций.

В послании все же озвучены несколько важных моментах. Во-первых, социальное развитие понимается Путиным исключительно в контексте преодоления проблемы бедности – о ней неоднократно упомина­лось в ходе выступления. Именно на малообеспеченных были ориентирова­ны основные инициативы, сформулированные президентом вполне недвусмысленно. Даже говоря о своей любимой теме горячего школьного питания, Путин отметил, что, введенная в прошлом году, «эта мера стала подспорьем для семей». Иначе говоря, президент четко нацелен на поддер­жку наименее обеспеченных граждан – тех, кто, видимо, особенно обделен плодами его двадцатилетнего правления. Однако и для этих людей перспе­ктива выхода из бедности просматривается с трудом – стоимость предложен­ных Путиным мер министр финансов Антон Силуанов оценил в 270 млрд рублей в год, что составляет приблизительно 2% ФНБ и 0,4% реальных располагаемых доходов населения за 2019 год. Для сравнения: в США с начала пандемии правительство направило гражданам сумму, эквивалентную 11% всех их доходов за 2019 год. Однако любой экономист скажет, что некоторое исправление ситуации с бедностью не способно выве­сти экономику стагнирующей страны на темпы роста выше мировых, кото­рые в 2021-2022 гг. ожидаются высокими – 4% и 3,8% соответст­венно.

Во-вторых, в Кремле глубоко убеждены в том, что главным инвестором в экономику должно оставаться государство и что государственные капитало­вложения сами по себе якобы способны обеспечить желаемый рост. В этом контексте можно вспомнить, какие направления для инвестирования были отмечены Путиным. С одной стороны, это инфраструктура (в том числе но­вые федеральные автотрассы), с другой – школы, вузы (в основном педагогические), библиотеки и музеи, прежде всего региональные. Никто, разумеется, не может оспаривать важность этих мер, но бросается в глаза прежде всего то, что ни одна из них не обеспечивает того, что должны при­ носить любые инвестиции – доходности или мультипликатора. Можно по­тратить деньги на ремонт и модернизацию сельских библиотек – только вся информация давно получается в интернете. Можно построить новые дороги за сотни миллиардов рублей (я напомню, что автотрассу до Екатеринбурга в прошлом году было решено не прокладывать из-за непомерной дорого­визны), но от этого не появится товаров или граждан, которые будут по ней ездить. Если президент США Джо Байден намерен объявить план инфраструктурно­го развития на фоне высококонкурентной и диверсифицированной эконо­мики с практически неограниченным спросом на товары и услуги, то российский президент предлагает создать современные транспортные артерии там, где потребность в них не слишком велика, не реформируя при этом эконо­мику в целом. Еще более странно смотрелся пассаж о необходимости масси­рованной газификации всей страны – на мой взгляд, сегодня куда логичнее было бы дотировать установку солнечных панелей или ветрогенераторов в отдаленных местностях, чем тянуть к ним трубу в интересах одной-единст­венной государственной монополии. В общем, логика президента состоит в том, что нужно потратить деньги, получить формальный прирост ВВП в результате таких трат, а дальше будь что будет, это уже не так важно.

В-третьих, довольно странной показалась мне та часть документа, кото­рая касалась проблем развития науки и технологии. Тут мы снова услыша­ли про триллионы рублей, которые будут потрачены на фундаментальные исследования и про выделение денег вузам для создания центров компетен­ции, но президент практически не поставил никаких целей, которые пред­полагается достичь. Максимум, о чем было сказано, – это заботы об экологии и необходимости сокращения выбросов парниковых газов, однако этот тезис вызывает дополнительные вопросы. Россия пока является страной, практически полностью зависящей от энергетического сектора, и заявлять цели, прямо противоречащие интересам базовой отрасли экономики, дово­льно странно. При этом ни слова не было сказано об информатизации и развитии интернет-технологий, хотя именно в этом секторе во всем мире ограниченные вложения дают исключительно высокую отдачу, и обраще­ние к данной теме выглядело бы естественным в любой речи, посвященной ускорению экономического роста. Иначе говоря, Путина по-прежнему за­чаровывают траты, но практически никак не заботят результаты.

Я опущу ту часть послания, в которой президент говорил о внешней по­литике и военной сфере. Она показалась мне подчеркнуто корректной, без упоминания Украины, постсоветского пространства и «Русского мира». Чув­ствуется, что в Кремле поверили в возможность диалога с США и не хотят обострять ситуацию, и без того ожесточившуюся в последнее время. В целом же возникает ощущение того, что после очень сложного 2020 года – с его конституционной реформой, пандемией коронавируса, катастрофическим падением цен на нефть и ростом протестных настроений – Путин снова ощущает себя уверенно и в какой-то мере даже беззаботно. Цены на энер­гоносители вернулись к комфортным значениям; пандемия не то чтобы по­беждена, но стала частью повседневности и явно не дестабилизирует ситуацию; протестное движение идет на спад. Система, по мнению президента, вернулась в относительно устойчивое состояние, надо только помогать бед­ным (гражданам – через субсидии, отраслям типа образования – через подбра­сывание денег на текущие нужды, регионам – через списание или реструктурирование бюджетных кредитов), и все будет совсем хорошо.

Проблема же состоит в том, что экономическое развитие обеспечивается вовсе не борьбой с бедностью (в 2000-е годы доля бедных в России была куда большей, чем сегодня), а раскрепощением среднего класса и предприимчивых и иници­ативных граждан, на что современное российское государство категори­чески не готово решиться. И я поэтому сказал бы, что Россия возвращается в ту самую колею, из которой ее чуть было не выбил мировой экономиче­с­кий кризис, – в колею неразвития, обусловленного отсутствием свободы, до­минированием государственного предпринимательства, прикармливанием «недорогих» избирателей и накоплением резервов на случай самого черно­го дня, который сейчас, по мнению властей, отнюдь не настал. Именно поэ­тому в послании подтверждены прежние цели (по продолжительности жиз­ни, уровню благосостояния и другим показателям), но только они сдвинуты на 2030-й год или позже – туда, где за их реализацию уже никто ни с кого не спросит. Причем такой подход Путин считает не провалом своей политики, а верностью стратегическим ориентирам. 

Мне кажется, что Путин, говоря в последние годы про экономический рост, банально врет, отдавая должное существующим в мире шаблонам. Я не думаю, что Кремль заинтересован в росте – ведь президент говорит чаще и больше всего про стабильность, которая в экономическом смысле лучше всего описывается словом «застой». Именно так характеризуют складываю­щуюся ситуацию многие российские экономисты, говоря о том, что при ны­нешних концептах государственной политики никакое «ускорение» невоз­можно. При этом Путин не то чтобы категорически против роста (в пер­вые два срока его президентства он был рекордным), он не приемлет рост, требующий структурных реформ, большей экономической свободы, и тем более серьезных институциональных преобразований или коррекции внеш­неполитического курса. 

Проблема сегодня состоит не в самой идее роста, а в его потенциальной цене, и именно поэтому эксперты Bloomberg с их за­падной логикой ожидают от российского президента радикальных перемен, а их раз за разом не происходит. Путин ищет вариантов роста без разви­тия – то есть такой квадратуры круга, которую никто пока не смог найти. И если найти ее невозможно, то ростом придется пожертвовать. Ради стаби­ль­ности и безопасности. Стабильности режима и личной безопасности Путина...

* Владислав Иноземцев – д.э.н., профессор, директор Центра исследований постиндустриального обще­ства (Москва).